Вера любила мужчин. Не всех подряд, нет. Она их чувствовала, как кошка — на какую сторону ложиться, чтобы тепло было. Одни были скучными, правильными, в пиджаках и с портфелями. От них пахло типографской краской и остывшим чаем. Другие — слишком настырные, с голодными глазами. А вот разбитные, с хитринкой в глазах, с лёгкой походкой, у которых на каждый случай был свой анекдот, — вот такие были её слабостью.
Особенно она любила Толика.
Толик появился в их дворе будто из ниоткуда, хотя, как выяснилось, жил тремя улицами дальше. Он не шёл, а словно проплывал по щербатому асфальту, в мягких замшевых туфлях, которые не издавали ни звука. Его рубашка всегда была расстёгнута на одну пуговицу, а волосы лежали идеально, будто он только что вышел из-под рук лучшего парикмахера, а не провёл день бог знает где.
— Вера, Царица Савская, — кричал он, завидев её на скамейке у подъезда.
— А тебе откуда знать, как она выглядела? — смеялась она, закидывая ногу на ногу и чувствуя, как на душе сразу становится празднично.
— По тебе, красавица, видно! Такая же недоступная и мудрая. Только мне, Соломону местного разлива, повезло больше — ты меня хоть в гости пускаешь.
От Толика пахло дорогим одеколоном и веяло лёгкой опасностью, эта опасность и манила Веру.
Они гуляли, конечно. Не так, как гуляли парочки из кино — с робкими взглядами и разговорами о будущем. Их гулянки были другими: Толик брал её под руку и вёл по центру города, заходил в комиссионку, мог купить ей шёлковый платок с ярким цветком.
— Тебе идёт, как королеве! — говорил он, и Вера верила, потому что в его глазах она и правда была королевой.
Потом они шли в ресторан при гостинице. Толик щёлкал пальцами, и официанты, строгие и неприступные для других, для него становились суетливыми и предупредительными. На столе появлялись салаты «Оливье» и «Столичный», которые Вера видела только по праздникам, и обязательно ко.н.ьяк.
— Ты где деньги берёшь, Толик? — как-то спросила она, отламывая хрустящую корочку от поросёнка.
Толик загадочно улыбнулся и подмигнул:
— Удача любит смелых, Вера, а я смелый.
Ей нравилось это ощущение: жизнь на полную катушку, за пределами серых будней. С ним она чувствовала себя героиней иностранного фильма.
Однажды он заглянул к Вере поникший, весь сжатый, глаза бегают, в место одеколона от него сильно пахло потом.
— Что-то случилось? — насторожилась Вера.
— Пустяки, царица моя. Спалились мы нат одном деле, мне надо на пару дней исчезнуть, так, для профилактики.
Она схватила его за рукав пиджака, вдруг поняв, что боится.
— Толик, ты ничего не натворил?
— Я? — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой. — Да я белее белого. Не кисни тут без меня.
Он ушёл, а через два дня Вера узнала, что Толика и еще нескольких ребят задержали.
Мир для Веры не перевернулся, он просто потускнел, стал плоским и беззвучным, как выцветшая фотография. Скамейка у подъезда, магазин, работа: всё стало обычным, серым, как у всех.
Иногда она вспоминала его слова: «Не кисни тут без меня». Мужчины, которые ей встречались, казались теперь какими-то блеклыми, недоделанными. Им не хватало той самой толиковской безбашенности, которая граничила с безумием, того самого запаха дорогого одеколона и опасности.
Она по-прежнему любила мужчин, но самого лучшего из них, своего Толика, она любила особенно, но его посадили.
Вера страдала недолго, не по характеру ей было надолго уходить в тоску, слезами горю не поможешь — эта простая истина была в ней заложена с детства. Полгода она прожила как в тумане, ходила на работу, выполняла домашние дела, но по вечерам, глядя в окно на ту самую скамейку, чувствовала пустоту, но пустота потихоньку заполнялась обыденностью.
А потом появился Игорек. Не Игорь, а именно Игорек — спокойный, с добрыми глазами и твёрдыми руками. Он работал простым слесарем, зарабатывал неплохо, был не болтлив, но основателен.
Как-то раз, провожая её, он сказал:
— Ты, Вера, как дом без жильцов: с виду всё цело, а внутри пусто и холодно. Я бы хотел этот дом обжить.
Вера посмотрела на него, на его простодушное, открытое лицо, и подумала, что, наверное, счастье — это не угарный дым ресторанов, а тепло печки в таком самом доме. Она вышла за него замуж почти без раздумий.
Игорёк, а теперь уже просто Игорь, любил её тихой, но верной любовью. Он не кричал о своих чувствах на весь двор, но каждое утро перед работой ставил перед ней чашку с горячим чаем. Он не дарил шёлковых платков из комиссионки, но однажды принёс помимо получки деньги от подработок, отдав ей все до копейки:
- Хочу, чтобы ты себе пальто купила, хорошее.
Жизнь потекла ровно и предсказуемо. Родился первый сын, через пару лет — дочка, потом ещё один мальчик. Трое детей наполнили их квартиру не просто шумом, а каким-то гулом настоящей, кипучей жизни. Вера превратилась в уважаемую мать семейства. Её дни были расписаны по минутам: работа, детский сад, готовка, уборка.
Иногда, очень редко, когда она оставалась одна на кухне, допивая вечерний чай, из глубин памяти всплывал образ Толика. Не тот, испуганный, перед арестом, а прежний — в замшевых туфлях и королевскими комплиментами. Она не вздыхала, не плакала. Просто смотрела в тёмное окно и чуть улыбалась, как улыбаются старой, немного безумной фотографии из юности.
Судьба, как заядлая кукушка, любит подбрасывать сюрпризы в самое, казалось бы, налаженное гнездо. Прошли годы, Вера за это время расцвела, налилась женской красотой. Она шла домой из магазина, неся два тяжелых пакета. И вот на углу, у ларька с газетами, она увидела Толика.
Он стоял, пок.ур.ивая, чуть выпивший, в потрёпанном пиджаке.
— Вера? Не может быть, царица Савская, и никаких гвоздей, — он улыбнулся, и годы словно слетели с него.
Сердце Веры ёкнуло так, как не ёкало все эти годы.
— Толик, — выдохнула она. — Живой?
— Как видишь. Вышел, отсидел, остыл, живу потихоньку. А ты? Слышал, семья у тебя, детки…
Они зашли в кафе выпить по чашке кофе. Этот час перевернул всё. Толик рассказывал о своих злоключениях, но делал это с таким азартом, с такими яркими подробностями, что это казалось не исповедью, а захватывающим приключенческим романом. Рядом с ним Вера снова почувствовала себя молодой, желанной, той самой Веркой, а не Верой Петровной, матерью троих детей.
Она шла домой как в тумане. Запах борща из распахнутого подъезда, крики детей во дворе — всё это вдруг показалось ей чужим, набившим оскомину. А в ушах звенел голос Толика:
- А помнишь?.. А помнишь?..
Вера собрала в сумку самые необходимые вещи, заявила:
- Прости, Игорь, не могу, ухожу.
И ушла к Толику, они сняли квартиру, Вера была счастлива.
А Игорь запил, отчаянно, горько и зло. Мир, который он так старательно выстраивал эти годы, рухнул в одночасье. Он потерял работу, начал попадать в полицию за хулиганство. Друзья отворачивались, родственники пытались образумить — всё было тщетно. Он шёл ко дну, как подводный камень.
Перелом случился в одну из маргинальных ночей. Он лежал на кухне на старом диване, и сквозь алкогольный туман до него донёсся тихий плач. Его младшая дочка, Катя, сидела на полу и говорила сквозь слёзы старшему брату:
— Папа опять не работает… Нас в детдом заберут. Мама нас бросила, а папа пить начал…
Эти слова, как ушат ледяной воды, вывернули Игоря наизнанку. Он посмотрел на испуганные лица своих детей и в миг протрезвел. По-настоящему, не физически, а душой. Он увидел, во что превратил их жизнь.
Наутро он выпил чай и больше не притронулся к спиртному. Было тяжело, мучительно трудно, но мысль о детдоме для его детей была сильнее любой ломки. Он устроился на работу, развелся с Верой. На суде вопрос о детях даже не обсуждался — Вера, одурманенная новой жизнью с Толиком, и не думала забирать детей, они ей были не нужны.
Игорь взыскал с неё алименты. Суд назначил скромную сумму, но Вера не платила ни копейки. Она жила с Толиком в их мире, где не было места бывшим мужьям, детям или судебным приставам.
Игорь растил троих детей один. Тяжело, небогато, но честно.
Жизнь с Толиком оказалась такой, какой она и была в молодости — непредсказуемой и неустроенной. Работу Вера быстро забросила. Зачем? Толик вертелся как мог, денег приносил то много, то совсем ничего. Они жили в съемной комнате, гуляли, выпивали, и Вера снова чувствовала тот азарт, которого ей так не хватало в браке с Игорем. Она полностью вычеркнула из своей жизни прежнюю семью. Мысль о тех троих детях вызывала у неё не боль, а легкую досаду, как воспоминание о какой-то давно прочитанной и не очень интересной книге.
Когда ей пришла повестка в суд, она лишь раздраженно хмыкнула.
— Игорек наш не унимается, — сказала она Толику, закуривая. — Алименты с меня хочет взыскать. Смешно. В правах уже на детей ограничил, теперь лишить прав хочет, да и пусть.
В зал суда она вошла с высоко поднятой головой. Увидела Игоря, хмыкнула.
Судья зачитал исковое заявление о лишении Веры родительских прав в связи с уклонением от родительских обязанностей, злостным уклонением от уплаты алиментов.
— Подтверждаете ли вы, что не участвуете в жизни детей и не платите алименты? — спросил судья.
Вера встала, её голос прозвучал громко и вызывающе, отчеканивая каждое слово:
— Да, не участвую и не собираюсь. И алименты платить не собираюсь, я не работаю, раньше была беременна, а теперь у меня маленькая дочь, самой деньги нужны.
— У вас есть какие-либо уважительные причины для уклонения от обязанностей? — нахмурился судья. – Да и беременны вы были 9 месяцев, а не платите алименты уже третий год.
Тут Вера позволила себе язвительную улыбку. Она положила руку на свой округлившийся, ещё не сильно заметный живот.
— Причины? Мне есть о ком заботиться. Так что насчет тех, старших… У меня ни времени, ни сил на них нет.
Она села, довольная собой. Ей казалось, что этот аргумент — железный. Она же мать, она растит ребенка от любимого. Кто может осудить мать?
Судья посмотрел на неё долгим, тяжелым взглядом. Потом перевел взгляд на Игоря, который сидел, сжав кулаки, и на представленные документы: справки о задолженности по алиментам, характеристики из детского сада и школы, где отмечалось, что детей всегда приводит и забирает отец.
Органы опеки выдали заключение, что у отца созданы все условия для проживания детей, а у матери условий нет: съемная квартира, ребенок от другого брака, иной муж и отсутствие желания забирать детей.
Суд принял решение удовлетворить иск о лишении Веры родительских прав.
Исследовав совокупность представленных суду доказательств, суд приходит к выводу о том, что ответчик ФИО2 не выполняет свои родительские обязанности, воспитанием детей не занимается, материально не содержит их из-за отсутствия источника дохода. Задолженность по алиментам за период с *Дата* по *Дата*, то есть с момента вынесения решения суда не погашается, мер для погашения ею не предпринимается.
Ответчицей ФИО2 в нарушение требований ст. 56 ГПК РФ, не представлены доказательства того, что она предпринимала меры к официальному трудоустройству, что она имеет ограничения по здоровью и трудоустройству. Ее доводы об уважительности причин для неуплаты алиментов в связи с беременностью не могут быть приняты судом ввиду их необоснованности, так как задолженность по алиментам возникла с *Дата*.
До обращения в суд с указанным исковым заявлением о лишении родительских прав, службой судебных приставов принимались меры к взысканию алиментов по решению Томпонского районного суда от *Дата*, однако решение суда не было исполнено вследствие уклонения лица без уважительных причин, обязанного уплачивать алименты, от их уплаты. Лишь один факт, что ответчик ФИО2 имеет малолетнего ребенка, не освобождает ее от обязанности выплачивать алименты на содержание детей, проживающих совместно с отцом.
Каких-либо относимых, допустимых и достоверных доказательств, свидетельствующих о тяжелой жизненной ситуации у ответчика, объективно не позволяющей ей заниматься воспитанием и содержанием ребенка, оплачивать алименты в процессе рассмотрения дела, исходя из положений ст. 56 ГПК РФ, суду ответчиком представлено не было.
Уважительные причины неисполнения родительских обязанностей ФИО2 в суде не установлены.
Дети восприняли это спокойно, папа не пил, они жили с ним, и он их точно теперь не бросит, не предаст, только ему они и нужны . Он как умел, так и заботился о них, да и они помогали ему.
Вера отнеслась к решению суда достаточно равнодушно
Она не понимала и уже никогда не поймет, что суд лишил её не просто каких-то юридических прав, а поставил окончательную, бесповоротную точку в истории её материнства. Там, в прошлой жизни, у неё было трое детей, которых она родила и которых забыла. Здесь, в настоящем, была маленькая дочка, чье будущее теперь висело на тонких нитях удачи и авантюр её отца.
Но Веру это не пугало, она снова была с Толиком, и чертовщинка в его глазах по-прежнему танцевала для неё один-единственный танец. А долги, обязательства и брошенные дети оставались за порогом их хлипкого, но такого желанного для Веры мира.
*имена взяты произвольно, совпадения событий случайно. Юридическая часть взята из:
Решение от 18 марта 2025 г. по делу № 2-84/2025, Томпонский районный суд (Республика Саха (Якутия))