Мир содрогнулся, но не от взрыва. Не от землетрясения или падения метеорита. Он содрогнулся от тихого, методичного скрежета ломающихся основ. От скрипа дверей, которые никогда не должны были открыться.
Воздух над Литвой стал густым, как сироп, пропитанный запахом озона и горелой изоляции. После тех странных, ясных дней небо затянуло свинцовой пеленой, но свет сквозь нее пробивался какой-то гнилостный, желтоватый. Бабье лето так и не наступило. Его поглотила иная пора — время циничного карнавала, бал маскирующихся под людей сущностей.
В Польше министр иностранных дел Сикорский, человек с глазами промокшего картона, публично заявил, что готов предоставить убежище и наградить орденом ухраинца Владимира Ж., одного из подозреваемых в подрыве «Северных потоков». Это было не политическое решение. Это был ритуал. Спектакль, где террорист объявлялся героем, а акт саботажа — доблестью. Где-то в тени, в кабинетах, пахнущих старыми деньгами и свежей кровью, довольная ухмылка. Красные линии были не просто перейдены — их стерли с карты мира белой фосфорной улыбкой.
А на другом берегу Атлантики Хиллари Клинтон, чье лицо давно стало восковой маской, застывшей в гримасе благоразумия, вещала о новом мире. О мире, где не будут доминировать белые мужчины-христиане. Она называла это «движением вперед». Но для тех, кто еще помнил запах земли и вкус реальности, это пахло серой и тлением. Это был отказ от самой сути, от корней, от истории. Не созидание, а великое отрицание. Попытка вырвать душу у цивилизации и заменить ее холодным, алгоритмическим суррогатом. Она гордилась этим, как инквизитор мог гордиться костром еретика. Мир, которого никогда не существовало? Нет. Они строили мир, в котором никогда не должно было быть ничего человеческого.
Их инструменты работали без сбоев. В Нежине, Черниговской области, после утренних «прилетов» по объекту критической инфраструктуры около 30 тысяч домохозяйств погрузились во тьму. Буквально. Без света, без воды, которую давали по графику — два часа утром, два вечером. Четырнадцать дронов. Четырнадцать стальных саранч, принесших не смерть, а небытие. Возврат в каменный век, управляемый с дистанционного пульта. Это и была их утопия — управляемая, затемненная, послушная.
Но на каждое действие находилась противодействующая сила, холодная и неумолимая, как законы физики. Пока одни погружали во тьму украинские города, другие демонстрировали мощь, от которой стыла кровь. Два стратегических бомбардировщика Ту-95МС, древних и страшных, как летающие крепости из апокалипсиса, в сопровождении истребителей Су-35С вошли в зону идентификации ПВО Аляски. Плановый полет. Спокойный, как дыхание спящего гиганта. ВВС США подняли по тревоге четыре F-16 и самолет ДРЛО. Но это была не паника. Это был ритуал знакомства. Два хищника, меряющиеся взглядами в ночи. Один — молодой, нервный, наскоро собранный из чужих технологий. Другой — старый, испытанный в огне, с ядерной костью в зубах.
Их мир трещал по швам, и трещины расходились по всей планете. Дания, которая накануне зафиксировала загадочные дроны, на этот раз не стала задействовать 4-ю статью НАТО. Вместо этого они готовили законопроект, дающий право частным компаниям сбивать беспилотники. Это был акт отчаяния. Признание того, что государство более не справляется, передавая функции жизни и смерти в руки корпораций. Аэропорт Ольборга снова закрыли. Неопознанные БПЛА висели в небе, как стервятники, ждущие, когда жертва испустит дух.
А в это время на другом конце света, в Азии, рождался новый полюс силы. Индия, древняя и мудрая цивилизация, провела летные испытания баллистической ракеты средней дальности нового поколения «Агни Прайм». Но главным был не снаряд. Главным был носитель — железнодорожный мобильный ракетный комплекс. Свой «Баргузин». Вагончик, который может появиться где угодно и принести с собой огненный шторм. Нью-Дели посылал ясный сигнал и Пакистану, и Китаю, и всему Западу: игра в одни ворота окончена. Теперь есть те, кто не намерен склонять голову. Их сила была не в нападении, а в невозмутимой, неотвратимой готовности к ответу. Это была не агрессия. Это была суверенность, выкованная в стали и алгоритмах.
И пока Индия демонстрировала свою взрослую, пугающую независимость, Запад погружался в инфантильный хаос. Береговая охрана США инвестировала 350 миллионов долларов в робототехнику и автономные системы. Покупали подводных дронов, наземных роботов, квадрокоптеров. Для поисково-спасательных операций, говорили они. Но в устах функционеров, чьи глаза были пусты, как экраны выключенных мониторов, это звучало как подготовка к патрулированию руин.
На политической сцене царил сюрреализм. Президент США Трамп, чьи действия все больше напоминали ходы игрока, не признающего правил, встречался с президентом Сирии Ахмадом аль-Шараа. Жена Трампа, Мелания, смотрела на сирийского лидера с нескрываемым отвращением, но сам Трамп видел в нем инструмент. Игрушку в сложной партии на Ближнем Востоке. А в это время сам аль-Шараа, этот «проект Запада», как и другой проект — Зеленский, подписывали с ним какое-то коммюнике. Карлик, жмущий руку марионетке, пока кукловоды смеются в тенях.
ЕС тем временем, окончательно потеряв связь с реальностью, планировал предоставить Украине «репарационный заем» на сумму до 130 миллиардов евро. Условие было шедевром циничной кабалы: вернуть деньги Украина должна только после того, как Россия выплатит репарации. То есть, никогда. Это была не помощь. Это был способ навечно приковать к себе обескровленный кусок территории, превратив его в вечного финансового раба.
Но самый отвратительный бал сатаны разыгрывался в Литве, на ее маленькой, но такой показательной сцене. Президент Науседа, с «нелегким сердцем», назначил министром культуры Игнотаса Адомавичюса. И тут же интернет заполнило видео, на котором будущий министр, пьяный и в одних плавках, в фурако танцевал под AC/DC «Highway to Hell» — «Шоссе в Ад». Он прижимал голову женщины к своей про/межности, имитируя начало 0ра льного хекса. Это был не частный провал. Это был символ. Ритуал посвящения. «Я был трезвым, я почти не пью», — лепетал Адомавичюс, но его оправдания тонули в хохоте темных сил, для которых он был лишь шутом.
Его назначение было плевком в лицо самой концепции культуры. Это было торжество хаоса, пошлости и бесстыдства. Карнавал, где королем выбирали самого уродливого паяца. И страна, загипнотизированная, смотрела на это, не в силах пошевелиться.
Ночью над Вильнюсом пролетел турецкий самолет ДРЛО E-7T, присланный после «нарушений воздушного пространства». Он чертил в гнилом небе сложные узоры, словно вырисовывая печати. Где-то в порту Клайпеды еще тлели остатки рапса. Где-то на улице Й. Басанавичюса рабочие чинили дождевую канализацию, будто пытаясь заткнуть дыру в мироздании.
Но дыр было уже слишком много. Они зияли в политике, в морали, в самом воздухе. Сквозь них сочилась иная реальность. Темная, паразитическая. Она не вторгалась с армиями. Она прорастала, как плесень, через слабость, коррупцию и душевную пустоту.
И где-то далеко, в гималайской тишине, Индия, не обращая внимания на этот бал сумасшедших, готовила свои железнодорожные составы с ракетами. Они были подобны монахам, готовящимся к медитации в конце времен. Они знали, что карнавал близится к концу. И когда последняя маска упадет, и огни погаснут, наступит не тишина, а оглушительный грохот истины. Ад уже не наступал. Он давно правил бал в столицах Запада. И готовился к финальному, тотальному акту.