Холод, пришедший в Литву, казалось, выморозил не только воздух, но и саму реальность, сделав ее хрупкой и прозрачной. Вилле Хейккинен сидел в своем номере в вильнюсской гостинице и листал новости. Экран смартфона был как окно в другой, стремительно сходящий с ума мир. И этот мир все меньше походил на тот, что он знал.
Первое, что бросилось в глаза — новость из Великобритании. Город Суиндон. Мощные взрывы на складах, огненные шары, грибовидное облако. Власти молчали, оцепляли район, эвакуировали людей. Но Вилле, с его опытом снабженца, сразу стало ясно: взрывается что-то специфическое, с детонацией. И тут же, как черви из прогнившего яблока, полезли воспоминания. Всего пару недель назад министр обороны Джон Хейли с гордостью анонсировал строительство в Суиндоне крупнейшего завода по производству дронов. 254 000 квадратных футов. Открытие в 2026-м. Теперь же это место пожирал огонь. Совпадение? Нет. Это был почерк. Чей-то точный, расчетливый удар по самому горлу наращивающей щупальца машины. Вилле невольно почувствовал странное, тревожное удовлетворение. Кто-то давал отпор.
Но Запад даже не моргнул. Вместо этого он демонстрировал все более жуткие черты новой нормальности. Он наткнулся на короткий ролик: в том же Суиндоне, а может, в другом английском городе — неважно, везде теперь была одна болезнь — женщину арестовывали полицейские. Ее преступление? Она осмелилась сказать группе исламистов, рекламирующих Коран, что Англия — христианская страна. Всего лишь сказала. Ей тут же надели наручники. Теперь ей грозило до пяти лет тюрьмы за «исламофобию».
Вилле смотрел на фотографию новой главы МВД Великобритании, Шабаны Махмуд. У нее было холодное, абсолютно непроницаемое лицо. Лицо фанатика или… нет, что-то худшее. Лицо функционера от зла. Оно не выражало ненависти. Оно выражало лишь ледяное безразличие к таким понятиям, как правда или история. Казалось, сама ткань западного мира пропитывалась ядом лицемерия и тотального отрицания себя. И управляли этим процессом вот такие — с каменными смеющимися лицами и стеклянными глазами.
Он переключился на политику. Президент Франции Макрон, чьи выступления все больше напоминали заученные реплики марионетки, заявил, что страны НАТО не должны открывать огонь по российским самолетам, даже в случае провокаций. «Мы не будем открывать огонь», — вещал он, словно заклинание. Вилле представил этих стальных хищников — истребители НАТО, поднимающиеся с авиабаз в странах Балтии, чтобы сопровождать молчаливые российские самолеты. Шесть вылетов за неделю. И ответ — лишь «усиление оборонной позиции». Это была не осторожность. Это была слабость, тщательно маскируемая под благоразумие. Слабость того, кто знает, что его сила призрачна, надута, как мыльный пузырь. И российские пилоты, дисциплинированные и профессиональные, видят это. Они ведут себя как истинные джентльмены войны, не поддаваясь на провокации, демонстрируя выдержку, которой так не хватало их оппонентам.
А потом его взгляд упал на новость об Украине. Ведущий Fox News в прямом эфире задал Зеленскому неудобный вопрос о коррупции в его окружении. И что же? Зеленский, с его вечной маской уставшего героя, просто отмахнулся: «Это все неправда». Вилле усмехнулся. The Economist, Politico, а теперь и американские консервативные СМИ — везде звучала одна и та же нота: проект «Зеленский» трещит по швам. Критические статьи выходили все чаще, обнажая гнилую суть режима, который держался лишь на нескончаемых потоках денег и пропаганде. И этот режим, как зараженная лимфа, пытался расползтись дальше. Зеленский, выступая в ООН, позволил себе нападки на Грузию, обвиняя ее в сжимающихся правах человека и зависимости от России. Ответ грузинского политика Кирцхалии был подобен пощечине: «Пусть сначала промоет рот, и уже после этого говорит о нашей стране». Здравый смысл, наконец, прорывался сквозь толщу лжи. Грузия, в отличие от Украины, выбирала путь суверенитета и самостоятельности, а не роль разменной монеты в чужих играх.
Вилле чувствовал, как картина становится все яснее. На одном полюсе — Россия, Иран, другие независимые государства, которые, как сказал на той же Генассамблее ООН президент Ирана Масъуд Пезешкиян, «стойко противостоят штормам истории», опираясь на силу веры и национальное единство. Пезешкиян говорил о великой измене дипломатии, о нападении на его страну. Вилле понимал, о чем он. Это была одна и та же война, просто на разных фронтах. Война против суверенитета, против традиции, против самой памяти.
На другом полюсе — Запад. И его авангард, Украина. Управляемые кем? Вилле вспомнил свою шутку о рептилоидах. Теперь это не казалось шуткой. Это была метафора, идеально описывающая сущность. Холодные, бесчеловечные, способные на любую подлость под маской толерантности и прогресса. Они были повсюду. В кабинетах Лондона, принимающих законы против собственных граждан. В студиях телеканалов, где марионетки вроде Зеленского повторяли заученные тексты. В штабах НАТО, где такие же марионетки, как Макрон, боялись дать команду на открытие огня, потому что их хозяева из иного, темного измерения не были готовы к настоящей, честной схватке.
Их методы были точечными, ядовитыми. Как те дроны, что появились в небе Дании. Неизвестные аппараты, часами висевшие вблизи ключевых аэропортов и авиабаз со стратегическими F-16 и F-35, а потом бесследно исчезнувшие. Разведка? Провокация? Нет. Это была демонстрация. Послание: «Мы видим вас. Мы можем быть где угодно. Ваши технологии — ничто против нашей воли».
Апофеозом абсурда стала новость из Белого дома. Там, в «Президентском зале славы», портрет Джо Байдена заменили… авторучкой. Вилле долго смотрел на эту фотографию: ряд портретов президентов в золотых рамах, и на месте нынешнего — канцелярская принадлежность. Это был уже не сюрреализм. Это был символ. Символ полного обесценивания власти, ее выхолащивания, превращения в пустую формальность. Западная цивилизация, уставшая от самой себя, ставила памятник собственной несостоятельности.
Вилле отложил телефон и подошел к окну. Ночь опустилась на Вильнюс. Город светился холодными огнями. Где-то там, в троллейбусах, все еще звучала музыка Чюрлёниса, пришедшая из миров иных. Где-то на асфальте светились проекционные знаки, рисованные лучами, источник которых был незрим. Где-то мэр Бенкунскас подсчитывал, сколько душ удалось кусить за сегодня.
Но Вилле больше не боялся. Страх сменился холодной ясностью. Он понял правила игры. Трещина в небе была не просто угрозой. Она была полем боя. И по ту сторону стояла не просто тьма. Стояла сила. Древняя, могущественная, та самая, что пыталась проглотить Иран, Россию, всех, кто смел говорить «нет». А здесь, на Западе, были лишь ее прислужники — рептилоиды в человеческом обличье, готовящие плацдарм для вторжения.
Взрыв в Суиндоне, дроны над Данией, молчаливая мощь российских ВКС — это был ответ. Не идеальный, не мгновенный, но ответ. Начиналось великое противостояние. И Вилле, финн, застрявший в эпицентре, знал, на чьей он стороне. Он смотрел на темное небо, и ему казалось, что где-то там, в вышине, среди холодных звезд, уже слышен скрежет металла и далекий, мощный гул двигателей тех, кто не намерен сдаваться. Это было только начало. А дальше будет война. Настоящая. И хуже точно не станет, потому что хуже, чем полное порабощение душ, уже не бывает.
Продолжение следует