В тот памятный день, когда граждане нашего славного города, отложив в сторону зубные щетки и наскоро проглотив утренний бутерброд с докторской колбасой, раскрыли свои смартфоны, дабы освежить в памяти расписание автобусов и узнать цену на картофель у бабы Клавы с рынка, их взорам предстало нечто удивительное.
В одном из местных каналов, носящем скромное название «Новости нашего городка N-ска», между сообщениями о том, что в парке имени 50-летия Октября наконец-то починили три скамейки, и фотографией гигантского кабачка, выращенного пенсионером Сидоркиным, всплыла скромная, но емкая заметка. Заметка гласила: «По непроверенным данным, с нового квартала планируется повышение налога на содержание домашних попугаев в многоквартирных домах».
Тишина, нарушаемая лишь тиканьем будильников и мирным посвистыванием чайников, повисла над городом недолго. Ибо вслед за попугаями последовало новое сообщение, уже без ссылки на «непроверенные данные»: «Аналитики прогнозируют запрет на использование механических будильников в целях снижения шумового загрязнения. Просыпаться предлагается под пение соловья из приложения, скачиваемого по подписке».
И, наконец, третье, лаконичное, как выстрел: «В связи с геополитической турбулентностью обсуждается вопрос о новой волне мобилизации творческих работников и сантехников».
Так среди умиротворяющих вестей о кабачках и скамейках начала свою работу великая и ужасная машина под названием «А что, если?..». Машина, чей механизм был столь тонок и виртуозен, что его мог бы оценить сам Остап Бендер.
I. Социальная физика, или Почему трещит скамейка
Если бы великий комбинатор изучал не схему легендарного стула, а новейшие труды по социальной психологии, он бы немедленно оценил изящность конструкции. Наука, отбросив романтические вздохи, давно доказала: человеческое внимание подобно непутевому теленку на лугу. Оно скачет с цветка на цветок, но обязательно задержится на том, что колется. Это называется «негативный уклон». Мозг наш, этот ленивый сторож, куда быстрее реагирует на потенциальную угрозу, чем на сообщение о ремонте скамейки. Скамейка – это статика, это есть. А вот налог на попугая – это динамика, это «может быть». А «может быть» куда страшнее, чем «есть».
Таким образом, создатели канала, сами того не ведая (или ведая?), стали виртуозами социального контрапункта. Девять сообщений – это сладкий, усыпляющий мотив скрипки. А десятое – короткий, оглушительный удар литавры. Скрипку мозг благополучно забывает. А литавры отдаются в его глубинных отделах тревожным эхом. Эффект, как говорят ученые мужи, «запрограммированной паники», достигается не грубым криком «ВСЕ ПРОПАЛО!», а изящным шепотом: «А вдруг пропадет?».
II. Кристаллизация будущего, или Призрак в тапочках
Другой ученый муж, некогда обитавший в тиши кабинетов и изучавший поведение толпы, сформулировал теорию, которую можно назвать «Теорией Кристаллизации». Он утверждал, что любая масса людей, предоставленная сама себе, подобна переохлажденной воде. Она жидка и инертна, но стоит бросить в нее крошечную песчинку – кристалл – как вся масса мгновенно превращается в лед. Ну, или хорошо известная русскому народу пословица "ложка дегтя в бочке мёда". Только дёготь очень активный.
Песчинкой в нашем случае и является это самое сообщение в будущем времени: «повысят», «запретят», «объявят». Оно не констатирует факт, оно его предвосхищает. Оно создает тот самый кристалл, вокруг которого начинают намерзать самые дикие слухи, страхи и домыслы граждан, мирно покуривавших на балконе. Сначала гражданин Иванов читает о будильнике и усмехается. Через час, разговаривая с соседом Петровым о погоде, он уже вставляет: «Говорят, скоро будильники отнимут. Жизни не станет». Петров, человек с фантазией, добавляет: «Это еще что! Мне зять сказал, что и чайники электрические будут изымать, чтобы электричество беречь». К вечеру по всему городу N-ску ползет стойкое убеждение, что завтра отнимут не только будильники и чайники, но и право ходить в собственных тапочках по собственной квартире.
Таким образом, зло совершает свой излюбленный трюк: оно перекладывает работу с своих плеч на плечи самой аудитории. Оно не говорит лжи – оно сеет семя, из которого ложь произрастает уже силами самих граждан, с энтузиазмом поливающих его водою собственного воображения.
III. Анатомия микродоза зла
Что же мы наблюдаем в итоге? Мы видим не грубого агитатора с листовками, а элегантного инженера человеческих душ. Его метод можно назвать «принципом микродоз». Он не травит население концентрированным ядом ненависти – это неэффективно, вызывает рвоту и отторжение. Он подмешивает в ежедневный рацион информационной каши крошечные, почти гомеопатические дозы тревоги, несогласия, страха.
Одна микродоза – ничего. Две – ерунда. Но после сотой дозы у гражданина начинает развиваться стойкая информационная аллергия на все, что исходит от родного государства. Ремонт скамеек? – Наверное, воруют. Гигантский кабачок? – Наверное, генномодифицированный, чтобы мы все вымерли. Объявление о субботнике? – Явно замануха, чтобы собрать народ и объявить о новых налогах.
Тихое, почти ласковое зло канала «Новости нашего городка N-ска» оказывается куда опаснее оголтелой пропаганды. Оно не атакует в лоб. Оно подрывает изнутри. Оно раскачивает лодку не резкими движениями, а почти невесомыми, но идеально рассчитанными покачиваниями. И самое ужасное, что пассажиры этой лодки, читая о кабачке Сидоркина, даже не замечают, как вода уже заливает им башмаки. Они лишь испытывают смутную, необъяснимую тревогу. А тревожный человек, как известно, легко управляем. И он уже готов поверить, что виноват во всем не тот, кто раскачивает лодку, а сама лодка, государство, которое почему-то не может сделать ее устойчивее.
И пока граждане спорят о попугаях и будильниках, великий комбинатор, стоящий за каналом, потирает руки. Его план, основанный на точных расчетах социальной физики, работает безотказно. А скамейки в парке, между тем, и правда довольно неплохо отремонтировали. Но на это уже никто не обращает внимания.