— Игорёк, дорогой мой, проходи скорее! Я тебе такую вкуснятину приготовила... Ты только руки помой да садись к столу.
Светлана порхала по кухне, как бабочка вокруг огня, то и дело поправляя салфетки и переставляя тарелки. Игорь замер в дверях, наблюдая за этим театром одного актёра. Сердце екнуло — не от умиления, а от тревоги.
Такое поведение жены означало только одно: грядёт что-то неприятное. Очень неприятное.
Последний раз Светлана так суетилась, когда разбила зеркало в прихожей его покойной матери. Антикварное, доставшееся от бабушки. Тогда она два дня вокруг него увивалась, пока не решилась признаться.
— Светлан, что случилось? — Игорь прислонился к дверному косяку, не торопясь проходить дальше.
— Ничего особенного, милый. Просто... — она замерла с половником в руке, — просто Серёжа звонил. Говорит, что Максим... ну, в общем, ему нужно временно пожить у нас.
Тишина повисла в кухне, словно перед грозой.
— Нет, — тихо сказал Игорь.
— Игорёчка, но ведь он же мой сын...
— А Лиза, Егор и Алина — тоже твои дети. И мои тоже. — Игорь сел за стол, не притрагиваясь к еде. — Или ты забыла, как он в прошлый раз у Алины кольцо украл?
Светлана опустила половник. Лицо её помрачнело.
— Он больше не будет. Серёжа говорит, Макс изменился...
— Светлана, послушай себя! — Игорь встал так резко, что стул качнулся. — Твоему «изменившемуся» сыну семнадцать лет, он стоит на учёте, нигде не учится и не работает. А ты хочешь привести его в дом, где живут три младших ребёнка?
— Но куда же ему идти? Серёжа уехал на заработки, квартиру сдал...
— И почему это наша проблема? — В голосе Игоря прозвучала усталость. — Светлан, мы этот разговор уже вели. Не раз.
Он подошёл к окну, глядя на двор, где гоняли мяч соседские мальчишки. Как просто у них всё. Гоняют мяч и не знают, что такое — выбирать между семьёй и совестью.
— Ты же знаешь, что Лиза его боится. Помнишь, что он ей говорил про её внешность? А Егор вообще прячется, когда Максим приходит.
— Дети привыкнут...
— А я не хочу, чтобы привыкали! — Игорь развернулся к жене. — Не хочу, чтобы мои дети привыкали жить в страхе. Не хочу, чтобы они запирали свои комнаты и прятали вещи.
Светлана стояла посреди кухни, и вдруг Игорь увидел в ней не жену, которую любил пять лет, а чужую женщину. Женщину, готовую пожертвовать благополучием троих детей ради одного.
— Если приведёшь его сюда — я уйду, — сказал он тихо. — И Егора заберу с собой.
— Ты не посмеешь!
— Посмею. И знаешь почему? — Игорь подошёл ближе. — Потому что я не могу смотреть, как ты ради одного сына забываешь про всех остальных. Даже про Алину забыла — когда последний раз интересовалась, как у неё дела в колледже?
Светлана побледнела.
— Максим нуждается во мне больше...
— А Алина, значит, не нуждается? Лиза не нуждается? Твоему "особенному" сыну семнадцать лет, Светлана. Семнадцать! А Егору — восемь. Кто из них больше нуждается в защите?
Игорь прошёл в спальню, достал с антресоли старую спортивную сумку. Светлана проследовала за ним.
— Игорь, не надо... Мы же можем договориться...
— Могли, — согласился он, складывая в сумку рубашки. — До тех пор, пока ты не решила, что материнский долг — это слепая любовь к одному ребёнку за счёт остальных.
Звонок в дверь прервал их разговор. Игорь выглянул в прихожую и увидел Алину с большим рюкзаком.
— Дядь Игорь, — девушка выглядела растерянной, — можно я у вас переночую? Мама... мама сказала, что Максим теперь будет спать в моей комнате, а я могу к подружке идти...
Игорь посмотрел на жену. Светлана стояла в дверях спальни, и по её лицу медленно стекали слёзы.
— Конечно, можешь, — сказал он Алине. — И не на одну ночь. Лиза будет рада.
— Спасибо, — прошептала девушка. — Я... я принесла свои документы и карточку. Боюсь, что Максим...
— Правильно сделала.
Через час в квартире остались только Светлана и её вернувшийся сын. Максим развалился в Алининой комнате, листая её личный дневник и громко комментируя прочитанное. Светлана сидела на кухне перед остывшим ужином и плакала.
А в соседнем районе, в небольшой съёмной квартире, Игорь помогал Егору делать уроки, пока Алина с Лизой обсуждали планы на завтра. Здесь пахло домом. Здесь никто не боялся оставить телефон без присмотра или забыть кошелёк на столе.
— Пап, — Лиза подошла к Игорю, когда они остались вдвоём, — а мама... мама когда-нибудь поймёт?
Игорь обнял дочь. Хотелось сказать "поймёт", хотелось верить в это самому. Но он знал: есть слепота физическая, а есть слепота материнского сердца. И вторая лечится гораздо труднее.
— Не знаю, дочка. Не знаю.
За окном гасли огни в соседних домах. Где-то там, в своей квартире, Светлана впервые за много лет засыпала одна — и впервые понимала, что значит остаться без семьи ради иллюзии материнского долга.
Через месяц Алина официально прописалась в новой квартире. Егор привык к своей комнате и больше не вздрагивал от каждого звука. Лиза перестала прятать свои вещи.
А Максим... Максим продолжал жить с матерью, которая каждый день открывала для себя простую истину: можно отдать всё одному ребёнку, но нельзя заставить его стать благодарным. Любовь без границ — это не любовь. Это саморазрушение.
И когда Светлана поняла это, было уже поздно. Семья — как хрустальная ваза. Разбить легко, а вот собрать осколки... Это совсем другая история.