— Ты губишь жизнь моему сыну! — резко бросила Светлана Петровна, влетев на кухню так, будто это был не её чужой дом, а собственный штаб-квартирa. Она тяжело поставила на стол сетку с продуктами и обвела взглядом Мариныно хозяйство. — Я так и знала: бардак, холодина, а на ужин, небось, опять макароны?
Марина машинально вытерла руки о полотенце и сжала зубы. Внутри всё закипало, но внешне она оставалась спокойной — как обычно.
— Здравствуйте, Светлана Петровна, — тихо сказала она, — только что готовила суп. Макароны в холодильнике, если хотите, можете сами разогреть.
— Ах, вот как? — свекровь прищурилась, хлопнула ладонью по столу, отчего стакан с водой подпрыгнул. — Ты решила меня ещё и в повара превратить? Мало того, что из-за тебя Миша не доедает, так ты ещё и меня голодом моришь!
Михаил, сидевший на табурете с телефоном в руках, поднял глаза и обречённо вздохнул.
— Мам, ну хватит, — пробормотал он, будто оправдываясь за обеих женщин. — Тут всё нормально.
— Нормально? — резко повернулась к нему Светлана Петровна. — Сынок, очнись! Ты за десять лет брака на кого стал похож? Щёки впали, взгляд потухший! Жена должна поднимать мужчину, а она тянет тебя вниз.
Марина почувствовала, как внутри защёлкал спусковой крючок её терпения.
— Интересно, — сказала она ровным голосом, но пальцы дрожали. — Это я его тяну вниз? Я работаю на двух работах, счета оплачиваю, а вы с Михаилом вечерами сериалами наслаждаетесь.
— Вот и слышишь! — торжествующе подняла руки свекровь. — Какая жена скажет такое мужу? Настоящая жена молча терпит. А эта — бухгалтерша с претензиями!
Михаил неловко почесал затылок и пробурчал:
— Марин, ну ты могла бы помягче… мама же волнуется.
— Помягче? — Марина резко повернулась к нему, и в голосе впервые за многие годы прозвучала откровенная злость. — Ты хоть раз встал на мою сторону? Хоть раз за десять лет сказал своей маме: «Мама, хватит лезть»?
Он замялся, глядя то на жену, то на мать.
— Я не хочу ссор… — начал было он, но Светлана Петровна перекрыла его голос:
— Да потому что ему стыдно за тебя! Ты не женщина, а позор! Я-то думала, ты его в люди выведешь, а оказалось, что он сам тебя на руках тянет!
— На руках? — Марина усмехнулась, но в смехе слышалась боль. — Если бы он хоть раз вынес мусор без напоминания, я бы уже поверила в «на руках».
— Вот! Слышал, Миша? — воскликнула свекровь, сжимая кулаки. — Она тебя унижает!
Михаил поднялся, явно собираясь что-то сказать, но тут Марина шагнула вперёд, и голос её стал твёрдым, как никогда:
— Хватит!
В кухне повисла тишина. Даже холодильник, казалось, перестал гудеть.
— Я больше не собираюсь это терпеть. Ни твои упрёки, Светлана Петровна, ни твоё молчание, Миша. Между нами нет семьи. Есть только ты и твоя мама.
— Марина… — Михаил протянул руку, но она отдёрнула плечо.
— Нет, Миша. Всё. Я подаю на развод.
Светлана Петровна прыснула ядовитым смехом:
— Ну-ну, подавай! Куда ты без нас? Без квартиры, без поддержки? Кто тебя такую возьмёт?
Марина посмотрела прямо ей в глаза и вдруг улыбнулась — странной, холодной улыбкой, от которой у свекрови дёрнулся уголок рта.
— Знаете, Светлана Петровна, кто угодно возьмёт. Хоть кто-то, кто не будет считать меня своей прислугой.
— Ах ты!.. — свекровь шагнула вперёд, но Марина спокойно отступила и подняла руку, словно ставя невидимую стену.
— Вон из моего дома. Сегодня вы мне гости. Завтра уже — никто.
Михаил растерянно посмотрел на жену:
— Но… Марина… это же наш дом…
— Нет, Миша, — сказала она твёрдо. — Это моя жизнь. И я наконец выбираю себя.
Она ушла в спальню, закрыла за собой дверь и впервые за долгие годы почувствовала облегчение. Не страх, не вину, а именно облегчение.
Всё. Конец этому аду. Я выдержала десять лет, но больше не буду.
В тот вечер она собрала в сумку только самое необходимое и уехала к подруге. Её ждал новый этап, полный неизвестности, но точно без унижений.
А Михаил остался на кухне под строгим взглядом матери.
— Ну и что ты стоишь? — процедила Светлана Петровна. — Вернёшь её назад. Услышал?
Михаил тяжело сел на табурет, потер виски и впервые за много лет почувствовал: вернуть уже невозможно.
Марина стояла у окна новой квартиры и никак не могла привыкнуть к тишине. Ни телевизора, который Михаил включал с утра до ночи, ни вечных замечаний свекрови. Только её собственное дыхание и редкий шум машин во дворе.
Эта квартира досталась ей после смерти тёти — неожиданное наследство, которое свалилось в самый подходящий момент. Она ещё не успела толком разложить вещи, но уже знала: тут начинается её новая жизнь.
Марина только поставила чайник, когда в дверь настойчиво позвонили. Не просто позвонили, а вломились — звонок звучал так, будто кто-то нажимал на него кулаком.
— О, Господи, только не это… — пробормотала она и пошла открывать.
На пороге стояли они. Михаил и Светлана Петровна. Оба — как на парад: он в свежевыглаженной рубашке, она с неизменной сумкой под мышкой и выражением лица «сейчас будем учить жизнь».
— Ну что, дорогуша, — бодро начала свекровь, оглядывая прихожую. — Просторно у тебя тут! Мы с Мишей решили: будем пока у тебя поживём. Комнат хватает, места всем хватит.
Марина моргнула и почти рассмеялась — настолько абсурдной показалась ситуация.
— Вы… серьёзно?
— А чего тут такого? — Светлана Петровна прошла мимо неё в квартиру, будто хозяюшка. — Мы же семья. У сына нет угла, а ты тут в шоколаде. Надо делиться.
— Мам, — пробормотал Михаил, но без особой уверенности.
— Не мамкай! — рявкнула она и повернулась к Марине. — Вон ту комнату мы займём с Мишей, — она указала рукой на спальню. — А ты устраивайся тут, в маленькой.
Марина сделала глубокий вдох и почувствовала, как в груди зашевелился знакомый комок ярости.
— Светлана Петровна, вы правда думаете, что я позволю вам тут поселиться?
— А что такого? — искренне удивилась та. — У тебя же две комнаты!
— И что? Это моя квартира. Моё наследство.
— Да перестань! — махнула рукой свекровь. — Какая разница, чья бумажка? Жили вместе десять лет, всё общее.
— Нет, — твёрдо сказала Марина. — Не общее. Я развелась с вашим сыном. С тех пор всё, что у меня, — моё.
Михаил переминался с ноги на ногу, словно мальчик, которого застали за курением.
— Марин… ну ты же знаешь, у меня сейчас проблемы с работой… Я думал, хоть пока перекантоваться…
— Перекантоваться? — Марина издала нервный смешок. — Десять лет я жила под вашей маменькой и её нравоучениями. Думаешь, я снова впущу это в свою жизнь?
— Ты бессовестная! — зашипела Светлана Петровна. — Сына выгнала, теперь в роскоши живёшь, а родным людям дверь закрываешь!
— Родным? — Марина подняла бровь. — Простите, но после развода мы чужие.
— Ты губишь жизнь моему сыну! — повторила свекровь свою любимую фразу, уже почти крича.
Марина неожиданно рассмеялась. Смех получился звонким, даже дерзким.
— О, да, — сказала она, вытирая уголки глаз. — Столько лет слышу эту пластинку, что уже могу подпевать. Только, знаете, ваш сын прекрасно губит свою жизнь и без моей помощи.
Михаил покраснел и прорычал:
— Хватит так со мной разговаривать!
— А как? — резко шагнула к нему Марина. — Как раньше? Шёпотом, чтобы мама не услышала? Или молча, чтобы не дай Бог тебя не обидеть? Нет, Миша. Всё.
Светлана Петровна сжала кулаки и уже открыла рот, но Марина подняла ладонь.
— Дальше даже не начинайте. Вы сейчас развернётесь и уйдёте.
— Мы не уйдём! — выкрикнула свекровь. — У нас тоже права!
— Права? — Марина кивнула. — Отлично. Хотите правду? Права у вас ровно ноль. У вас нет ни документов, ни законных оснований жить здесь. Это моя квартира, завещание оформлено на меня. Можете хоть в суд подать.
Светлана Петровна побледнела.
— Мы подадим! — выпалила она. — И ещё посмотрим, чья возьмёт!
— Подайте, — спокойно ответила Марина. — А пока — вон из моей квартиры.
Она подошла к двери и распахнула её настежь.
Михаил, словно потерянный, посмотрел на жену, потом на мать.
— Миша! — взвизгнула та. — Чего встал? Пошли!
Они вышли, а Марина закрыла за ними дверь и прислонилась лбом к косяку.
Боже, как же легко дышать, когда дверь закрыта.
Через месяц суд официально отказал Михаилу в иске: квартира действительно принадлежала Марине по завещанию. Адвокат объяснил это сухим языком, но для неё это звучало как музыка.
В тот же вечер она пригласила Андрея — старого друга, который давно пытался поддержать её и который теперь стал чем-то большим. Они сидели на кухне, пили чай и смеялись над абсурдом ситуации.
— Представляешь, — рассказывала Марина, — они уже распределили комнаты. Светлана Петровна решила, что спальня — их, а я должна довольствоваться маленькой.
Андрей прыснул в кружку.
— Ну хоть не в кладовку тебя определили, уже прогресс.
Они рассмеялись.
Марина впервые за долгое время смеялась искренне. И чувствовала: всё, прошлое закрыто.
Она больше не боялась ни свекрови, ни бывшего мужа, ни суда. У неё была своя квартира, своя жизнь и человек рядом, который не пытался переделывать её под чужие стандарты.
И когда она в очередной раз проходила мимо старого дома, где прожила десять лет под гнётом, она не испытала ни боли, ни злости. Только лёгкое удивление: как я вообще могла там жить?
Конец.