Курсор мыши замер над кнопкой «Оплатить». Раиса Павловна затаила дыхание, словно готовилась прыгнуть в ледяную воду. Экран ноутбука, тускло освещавший комнату, показывал маршрут: Уфа — Петрозаводск. Поезд. Двое суток в пути. В эту самую секунду, когда палец уже был готов совершить необратимое, зазвонил телефон. На экране высветилось «Григорий». Бывший муж.
Она вздрогнула, будто ее поймали на месте преступления. Сорок лет совместной жизни и десять лет развода не стерли этого рефлекса: его звонок всегда предвещал требование.
— Слушаю, — ответила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно и устало, как подобает секретарю крупного начальника в конце рабочего дня.
— Рая, ты дома? Отлично. Значит так, — его голос, не изменившийся за десятилетие, был полон привычной, неоспоримой власти. Он не спрашивал, он информировал. — Катька с мужем на юбилей к друзьям едут в субботу. С ночевкой. Дети на тебе.
Раиса молчала, глядя на экран, где все еще горела кнопка «Оплатить». Там, в Петрозаводске, ее ждал Сергей. И Карелия. И велотур по осенним лесам.
— Рая, ты слышишь? — нетерпеливо рявкнул Григорий.
— Слышу. Гриша, я не смогу.
В трубке повисла оглушительная тишина. Григорий не привык к отказам. Особенно от нее.
— Что значит «не смогу»? — процедил он, и Раиса физически ощутила, как на том конце провода у него напряглись желваки. — Это еще что за новости? У тебя какие-то планы, что ли?
— Да, у меня планы.
— Какие еще у тебя могут быть планы? — в его голосе смешались искреннее недоумение и презрение. — Ты обязана сидеть с детьми. Это твои внуки.
«Обязана». Слово ударило под дых, вышибая воздух. Она столько раз слышала его за свою жизнь. Обязана приготовить ужин. Обязана погладить рубашки. Обязана молчать, когда он не в духе. Обязана понять и простить. Обязана отдать свою жизнь, свое время, свои мечты.
— Я никому ничего не обязана, Гриша. Мы в разводе десять лет, если ты забыл. А Кате тридцать восемь, она сама мать.
— Ах, вот как мы заговорили! — в его голосе заклокотала ярость. — Принцесса нашлась! Вспомнила о себе на седьмом десятке! Не смеши меня, Раиса. Ты всю жизнь была для семьи, и не тебе сейчас это менять. В субботу в десять привезу внуков. И это не обсуждается.
Он бросил трубку. Раиса медленно опустила телефон на стол. Руки дрожали. Ветер за окном с силой ударил в стекло, заставив старые рамы тоскливо завыть. Поздняя уфимская осень. Голые ветки деревьев царапали свинцовое небо. Меланхолия, ставшая привычным фоном ее жизни, сгустилась, заполнила всю квартиру.
Ее маленькая, аккуратная «двушка» в Зеленой Роще была ее крепостью, ее убежищем, которое она отвоевала после развода. Каждый предмет здесь был выбран ею. Каждая книга на полке — прочитана ею. В углу прихожей, на специальном креплении, висел ее велосипед — верный друг, свидетель ее одиноких побегов по набережной Белой, по сонным улочкам старого города. Это была ее территория. Территория, на которую снова покушались.
Она посмотрела на экран. Кнопка «Оплатить» все еще манила. Но решимость испарилась, оставив после себя горький осадок бессилия. Тридцать восемь лет брака выдрессировали ее лучше любого служебного пса. Команда «место» все еще работала безотказно.
Снова зазвонил телефон. «Дочь». Раиса вздохнула и приняла вызов.
— Мамочка, привет! — защебетал в трубке голос Екатерины. — Папа тебе уже звонил?
— Звонил.
— Ну и отлично! Мамуль, ты нас так выручишь! Просто спасение! Мы билеты уже купили, платье я новое заказала. Ты же знаешь, как для Лешки важен этот юбилей, это его начальник.
Катя говорила быстро, не давая вставить слова, будто боялась услышать отказ, который уже прозвучал в разговоре с отцом. Она была плоть от плоти Григория, только действовала не нахрапом, а лаской и манипуляциями.
— Катя, я сказала твоему отцу, что не могу.
Щебет в трубке оборвался.
— В смысле? Мам, ты чего? Что случилось? Ты заболела?
— Нет, я не заболела. У меня свои планы.
— Мам, ну какие у тебя могут быть планы? — в голосе дочери прозвучали те же отцовские нотки недоумения. — Велосипед твой? Так дождь обещают. Ты же не поедешь в такую погоду кататься. Мамочка, ну войди в положение! Лешка на меня весь мозг вынесет, если мы не поедем. Ну кто, кроме тебя? Няню на два дня мы не найдем сейчас. Ну пожалуйста!
Раиса закрыла глаза. Она представила себе выходные: липкие детские руки, мультики на полную громкость, разбросанные игрушки, гора посуды. И звенящая пустота внутри. Пустота от неслучившейся поездки, от очередной капитуляции. Она представила, как будет врать Сергею. Что заболела. Что срочные дела. И он, конечно, все поймет. Он всегда все понимал. Но что-то между ними треснет. Тонкая ниточка доверия, которая только-только начала сплетаться между ними через тысячи километров.
— Катя, я еду в отпуск. В субботу утром у меня поезд.
На том конце провода воцарилось молчание. Оно было другим, нежели у Григория. В нем был не гнев, а растерянность и обида.
— В отпуск? Какой еще отпуск? Ты же была летом.
— Это другой отпуск.
— Одна? Куда? Мам, тебе шестьдесят два года, какой еще отпуск одной? Куда ты намылилась?
«Не твое дело», — хотела крикнуть Раиса. «Я сорок лет отчитывалась перед вашим отцом, хватит!». Но вместо этого она тихо сказала:
— В Карелию.
— В Карелию? Осенью? Мама, ты с ума сошла? Что ты там будешь делать? Там же холодно, сыро!
— Кататься на велосипеде, — голос Раисы окреп. Произнося это вслух, она сама начинала верить в реальность своих планов.
— С кем?
Это был главный вопрос. Раиса знала, что за ним стоит. В их семейной картине мира для нее не было места рядом с мужчиной. Она была «мама» и «бабушка». Функциональные единицы.
— С другом, — отрезала она.
— С каким еще другом?! — воскликнула Катя, и в ее голосе уже звенел откровенный скандал. — Ты от нас что-то скрываешь? Что за тайны? Папа знает?
— При чем здесь твой отец? Катя, я взрослый человек. Я не обязана перед тобой отчитываться.
— Обязана! Конечно, обязана! А если с тобой что-то случится? А если это аферист какой-нибудь? Ты же у нас доверчивая! Познакомилась в интернете, да? Он тебя обманет, квартиру отберет! Мама! Опомнись! Отменяй все!
Раиса нажала отбой. Сердце колотилось, как пойманная птица. Она подошла к окну. Внизу, под порывами ветра, гнулись фонари, их свет дрожал и расплывался на мокром асфальте. Ветер принес с собой запах прелой листвы и близкого дождя. Она чувствовала себя такой же голой и беззащитной, как эти деревья.
Ноутбук погас, перейдя в спящий режим. Поездка в Карелию казалась теперь несбыточной, глупой фантазией. Может, Катя права? Может, это все блажь? Седина в голову, бес в ребро. Сиди дома, пеки пироги, вяжи внукам носки. Твое время ушло.
Утром на работе было особенно тяжело. Раиса Павловна работала секретарем у проректора по международным связям в главном корпусе авиационного университета. Ее шеф, Артур Наилевич, был человеком молодым, энергичным и требовательным. Ее стол находился в приемной — огромной, светлой, с панорамным окном на улицу Заки Валиди. Обычно Раиса любила свою работу. Она давала ей ощущение порядка, контроля. Она знала расписание шефа на месяц вперед, помнила дни рождения всех зарубежных партнеров, могла с ходу перевести деловое письмо и организовать встречу для делегации из Китая так, что все оставались довольны. Она была профессионалом, невидимым механизмом, без которого большая машина давала бы сбой.
Но сегодня все валилось из рук. Она перепутала время звонка с немецкими коллегами, отправила курьера не по тому адресу и пролила кофе на важный договор.
— Раиса Павловна, айда, соберитесь, — мягко, но настойчиво сказал Артур Наилевич, заглянув в приемную. Он был из нового поколения руководителей, которые обращались к старшим подчиненным уважительно, но без панибратства. Использовал башкирское «айда» вместо приказного «давайте». — Что с вами сегодня? Ветра на улице надышались?
— Простите, Артур Наилевич. Просто не выспалась, — она начала вытирать кофейную лужицу промокшей салфеткой.
— Оставьте, я сейчас клининг вызову, — он остановил ее руку. — У вас все в порядке? В семье?
Его участие было искренним, и от этого стало еще хуже. Хотелось разреветься прямо здесь, в его идеальном кабинете с запахом дорогого парфюма и кожи.
— Все в порядке, — соврала она. — Просто устала немного.
— Возьмите отгул завтра, если нужно.
— Нет-нет, что вы! Я в норме.
Она вернулась за свой стол. Договор был безнадежно испорчен. Придется перепечатывать и снова нести на подпись. Она открыла почту, чтобы отвлечься. Среди десятков рабочих писем было одно личное. От Сергея. Тема: «Репетиция».
Она открыла письмо. Внутри была всего одна фотография. Его велосипед, прислоненный к огромной карельской сосне. А на руле висел букетик вереска. Подпись гласила: «Проверил маршрут. Лес пахнет дождем и свободой. Очень тебя жду, Рая».
Она смотрела на эту фотографию, и кофейное пятно на договоре, недовольное лицо Григория, возмущенный голос Кати — все это отодвинулось, стало мелким и незначительным. Был только этот велосипед, эта сосна и этот простой букетик вереска. И обещание свободы, которой она никогда по-настоящему не знала.
Они с Сергеем учились в одной школе, в параллельных классах. Он был тихим мальчиком, который всегда сидел на последней парте и рисовал в тетрадях космические корабли. Она — круглой отличницей, председателем совета отряда. Их пути почти не пересекались. А потом, сорок пять лет спустя, он нашел ее на сайте «Одноклассники». Написал просто: «Привет, Рая. Помнишь меня?».
Они начали переписываться. Сначала неуверенно, вспоминая общих учителей и школьные дискотеки. Потом все более откровенно. Он рассказал, что рано овдовел, что дочь живет в Финляндии, что он работает инженером на заводе и всю жизнь увлекается велотуризмом. Он писал о походах, о ночевках в палатках у озер, о запахе костра.
А Раиса, впервые в жизни, рассказывала кому-то о себе. Не о том, что приготовить на ужин и как дела у детей. А о том, что она чувствует. О том, как любит ездить на велосипеде ранним утром, когда город еще спит. О том, как ветер с Белой путается в волосах и уносит все тревоги. О том, как она мечтала стать ландшафтным дизайнером, но по настоянию родителей пошла в институт на секретаря-референта.
Идея поехать в Карелию родилась из шутки. «Айда к нам, — написал он однажды. — Покажу тебе настоящие леса, не наши башкирские лесопарки». Она отшутилась. А он прислал ей подробный план маршрута. И она поняла, что он не шутит.
Весь оставшийся день Раиса работала как автомат. Она перепечатала договор, организовала шефу такси в аэропорт, разобрала почту. Но мысленно она была уже далеко. Она выбирала, какую куртку взять. Думала, выдержат ли ее покрышки карельские тропы. Она спорила сама с собой, брала верх то одна Раиса — послушная, правильная, «обязанная», то другая — смелая, отчаянная, готовая на все ради глотка свободы.
Вернувшись домой, она первым делом подошла к велосипеду. Провела рукой по холодной металлической раме, потрогала седло. Это был не просто кусок железа. Это была она сама. Ее невысказанные желания, ее не пройденные маршруты. Отказаться от поездки — значило предать не Сергея. Предать себя.
Она села за ноутбук. Открыла ту же страницу. Рука уже не дрожала. Она решительно нажала «Оплатить». Несколько секунд ожидания, и на экране появилась надпись: «Спасибо за покупку! Ваши билеты отправлены на электронную почту».
И в этот момент в груди что-то взорвалось. Смесь восторга и дикого, первобытного ужаса. Она сделала это. Она пересекла черту. Ветер за окном взвыл с новой силой, и по стеклу забарабанили первые капли дождя. Раиса встала, подошла к окну и распахнула его настежь. В лицо ударил поток холодного, влажного воздуха. Он пах мокрым асфальтом, увядающей листвой и чем-то еще. Переменами.
Телефон завибрировал на столе. Сообщение от Кати. Фотография. Ее внук, пятилетний Миша, смотрел в камеру большими печальными глазами. Подпись: «Он очень ждет бабушку».
Раиса смотрела на фотографию. Сердце сжалось. Манипуляция была грубой, но эффективной. Она уже представила, как сын Кати, Лешка, отобрал у ребенка телефон и заставил его позировать. Это было в их стиле. В стиле Григория.
Затем пришло сообщение от самого Григория. Текст был короткий, но увесистый, как удар кулаком: «Если ты не одумаешься, можешь о внуках забыть».
Угроза. Последний аргумент в их арсенале. Раньше это сработало бы. Раньше она бы запаниковала, начала звонить, извиняться, обещать все исправить. Но сейчас… Сейчас она смотрела на мокрый, ветреный уфимский вечер за окном и чувствовала только холодную ярость. Они не оставляли ей выбора. Они хотели сломать ее, загнать обратно в клетку.
Она взяла телефон и набрала номер Кати.
— Мама! Ты передумала? — с надеждой в голосе спросила дочь.
— Нет. Я звоню сказать тебе, Катерина, и передай своему отцу. Если вы еще раз попытаетесь манипулировать мной с помощью детей, вот тогда вы действительно можете о них забыть. Потому что я не позволю вам превращать их в инструмент для шантажа. Они — мои внуки, я их люблю. Но моя жизнь принадлежит мне. Точка.
Она закончила разговор и выключила телефон. Совсем. Не просто поставила на беззвучный режим, а именно выключила. Впервые за много лет. Тишина, наступившая в квартире, была оглушительной. И прекрасной.
Остаток вечера Раиса провела в приятных хлопотах. Она достала с антресолей большой рюкзак. Начала методично, со знанием дела, укладывать вещи. Термобелье. Непромокаемая куртка. Запасные камеры для велосипеда. Аптечка. Флисовая кофта. Она действовала как опытный турист, которым она всегда была в своих мечтах.
Потом она подошла к велосипеду. Сняла его с крепления, поставила посреди комнаты. Протерла раму мягкой тряпкой. Смазала цепь. Подкачала шины. Каждое движение было наполнено смыслом, было частью ритуала прощания со старой жизнью и подготовки к новой.
Ночью она почти не спала. Лежала и слушала, как ветер гуляет по крыше и как дождь стучит в окно. Это была не бессонница от тревоги. Это было возбуждение перед стартом. Как в детстве перед поездкой в пионерский лагерь. Она думала о Сергее. Каков он в жизни? Не разочарует ли? А она его? Она подошла к зеркалу в прихожей и включила свет. На нее смотрела пожилая женщина. Морщины вокруг глаз, уставший взгляд, седина у висков. Она вдруг испугалась. Что он в ней нашел? Что она может дать ему, эта уставшая секретарша из Уфы?
Но потом она присмотрелась внимательнее. И увидела в своих глазах то, чего не было там уже много-много лет. Искорку. Огонек азарта. И она поняла, что едет в Карелию не для него. Она едет для себя. Чтобы этот огонек не погас.
Утром она включила телефон. Десятки пропущенных от Кати и Григория. Несколько гневных сообщений. Она пролистала их, не читая, и удалила. Потом открыла чат с Сергеем.
«Билет куплен. В субботу выезжаю», — написала она.
Ответ пришел через минуту.
«Рая! Я так рад! Я уже чувствую, как земля дрожит под колесами твоего поезда. Буду встречать на перроне. С вереском».
Она улыбнулась.
Субботнее утро было серым и промозглым. Вокзал гудел, как растревоженный улей. Раиса с рюкзаком за плечами шла по перрону, вдыхая специфический запах вокзала — смесь угля, металла и дорожной пыли. Она чувствовала на себе взгляды. Женщина ее возраста, одна, с туристическим рюкзаком — это все еще было диковинкой. Но ей было все равно.
Она нашла свой вагон, своего проводника. Поднялась по ступенькам. Поезд тронулся плавно, почти незаметно. За окном поплыли знакомые пейзажи: промышленные окраины, старые деревянные дома, а потом — бескрайние башкирские поля, умытые осенним дождем.
Раиса сидела у окна, и впервые за долгое время ее меланхолия была светлой. Это была грусть прощания, а не тоска безысходности. Она прощалась не с городом. Она прощалась с той Раисой, которая была «обязана».
Телефон пиликнул. Сообщение. Не от семьи. От Сергея.
«Как настроение, путешественница?»
Она посмотрела в окно, на убегающие вдаль просторы. На поля, покрытые стерней. На далекую полоску леса на горизонте. И ответила одно слово:
«Ветрено».
Он понял ее без лишних слов. Через пару минут пришел его ответ, и Раиса, прочитав его, рассмеялась вслух, чем удивила своих соседей по купе.
«Отлично. Попутный ветер всегда к большой дороге».
Поезд набирал ход, унося ее все дальше от Уфы, от привычной жизни, от слова «обязана». Она не знала, что ждет ее в Карелии. Может быть, разочарование. Может быть, простуда и сломанный велосипед. А может быть, счастье. Но сейчас это было неважно. Важно было только движение. Стук колес, отбивающий новый ритм ее жизни. И попутный ветер за окном, который обещал, что все только начинается.