Андрей сидел в больничном коридоре уже третий час, вглядываясь в закрытую дверь реанимации. Белые стены давили, запах хлорки въедался в легкие, а в голове крутились слова врача: «Состояние крайне тяжелое. Множественные травмы, кома. Мы делаем все возможное, но...»
Но. Это проклятое «но» висело в воздухе, как приговор.
Шаги по линолеуму. Андрей поднял голову — к нему приближалась мать. Валентина Петровна держалась прямо, как всегда, но лицо было серым от усталости.
— Сынок, — она села рядом, положила руку на его плечо. — Я говорила с врачами.
— И что они сказали?
— То же, что и тебе. Шансов практически нет. — Она помолчала, выбирая слова. — Андрей, ты должен подумать о себе.
Он не ответил, продолжая смотреть на дверь.
— Разводись с ней.
Слова прозвучали тихо, но в пустом коридоре показались оглушительными. Андрей медленно повернулся к матери.
— Что ты сказала?
— Ты меня услышал. Врачи говорят, она не выживет. А если и выживет — что это будет за жизнь? Ты же видел, в каком она состоянии. Переломы, травма головы... — Валентина Петровна сжала губы. — А мы поищем тебе другую, здоровую жену, лет двадцати пяти.
Андрей отстранился, словно мать ударила его.
— Мама, ты понимаешь, что говоришь? Катя лежит там, между жизнью и смертью, а ты...
— А я думаю о твоем будущем! — Валентина Петровна повысила голос, затем спохватилась и продолжила тише. — Сынок, ты молодой, тебе тридцать два. Впереди вся жизнь. Зачем привязывать себя к... к калеке?
— Это моя жена! — Андрей вскочил с места, не веря своим ушам. — Моя жена, которую я люблю!
— Которая за четыре года брака так и не родила тебе детей, — жестко отрезала мать. — Которая таскалась по врачам, тратила ваши деньги на эти процедуры, а толку? И теперь еще это...
Андрей смотрел на мать как на незнакомого человека. Эта женщина, которая воспитывала его, читала сказки на ночь, защищала от школьных обид, — эта же женщина предлагала ему бросить умирающую жену.
— Мама, уйди отсюда.
— Андрей, послушай меня...
— Уйди! — крикнул он, не сдержавшись. Медсестра на посту недовольно посмотрела в их сторону. — Уйди и не подходи ко мне, пока не извинишься.
Валентина Петровна встала, выпрямилась.
— Хорошо. Но когда поймешь, что я была права, не приходи плакаться.
Она развернулась и пошла к выходу, цокая каблуками по линолеуму. Андрей опустился обратно на стул, обхватив голову руками.
Три дня спустя Катя открыла глаза. Андрей спал, сидя в кресле рядом с ее кроватью, когда услышал слабый шепот:
— Андрюша...
Он подскочил, схватил ее руку.
— Катенька! Ты очнулась! Врач! Врач!
В палату вбежал дежурный доктор, медсестра. Началась суета — измеряли давление, светили в глаза фонариком, что-то записывали в карту. Андрей стоял в сторонке, не в силах поверить — Катя смотрела на него, слабо, но улыбалась.
— Это хорошо, — сказал врач, когда все процедуры закончились. — Очень хорошо. Сознание вернулось, рефлексы нормальные. Конечно, впереди долгая реабилитация, но прогноз теперь гораздо лучше.
Когда они остались одни, Катя сжала его руку.
— Мне снился странный сон, — прошептала она. — Твоя мама... как будто говорила тебе развестись со мной.
Андрей почувствовал, как краснеет.
— Не думай об этом. Главное, что ты живая.
— Андрей, — Катя с трудом повернула голову к нему. — Если ты хочешь уйти... я пойму.
— О чем ты говоришь?
— Я не знаю, смогу ли я ходить... смогу ли родить детей... Может тебе на самом деле нужна другая женщина?
Андрей наклонился к ней, поцеловал в лоб.
— Катя, послушай меня внимательно. Я женился на тебе не для того, чтобы ты рожала детей или красиво ходила на каблуках. Я женился на тебе, потому что люблю. Тебя. Такую, какая ты есть. И если потребуется, я буду носить тебя на руках всю оставшуюся жизнь.
Она заплакала. Тихо, беззвучно.
— А дети?
— Дети — это прекрасно. Но ты важнее. Если не получится родить, усыновим. Или будем жить вдвоем и путешествовать. Мне все равно, лишь бы ты была рядом.
Реабилитация заняла полгода. Катя училась заново ходить, держать ложку, водить ручкой в прописях. Андрей был рядом каждый день — после работы приезжал в больницу, а когда ее перевели на домашнее лечение, взял отпуск, чтобы ухаживать за женой.
Валентина Петровна не появлялась. Несколько раз звонила, но Андрей не брал трубку. Один раз она приехала, но он не открыл дверь.
— Ты жестоко поступаешь с матерью, — сказала как-то Катя. Она уже могла сидеть, говорить стало легче.
— Тот твой сон в больнице был не просто сном. Моя мать действительно хотела, чтобы я бросил тебя.
— Андрей, она твоя мама. И она, наверное, правда хотела как лучше...
— Для меня лучше — это когда ты здорова и счастлива. А все остальное неважно.
Но Андрей видел, что Катя переживает. Она любила его мать, несмотря ни на что. До аварии они хорошо общались, Валентина Петровна даже ездила с Катей к врачам, когда они лечили бесплодие.
«Может, оттуда и растут ноги, — думал Андрей. — Мама всегда мечтала о внуках. А когда поняла, что детей может не быть...»
Но это не оправдание. Ничто не могло оправдать те слова в больничном коридоре.
Катя восстанавливалась медленно, но верно. Через год после аварии она уже могла работать — переводила тексты дома, за компьютером. Ходила с тростью, но ходила сама. Врачи говорили, что это почти чудо.
— Знаешь, что меня спасло? — сказала она как-то вечером. Они сидели на кухне, пили чай, за окном падал снег.
— Что?
— Твоя любовь. Когда я лежала в коме, я слышала твой голос. Ты читал мне книги, рассказывал о работе, о том, что будем делать, когда я выздоровею. И я не могла умереть, понимаешь? Не могла тебя оставить.
Андрей взял ее руку. Шрамы от капельниц почти зажили, но он все еще видел их.
— А я не мог тебя отпустить.
— Даже когда твоя мама предложила?
— Особенно тогда. Знаешь, я понял одну вещь. Любовь — это не красивые слова в загсе. Любовь — это когда ты готов остаться рядом, когда все разваливается. Когда сложно, страшно, непонятно, что будет дальше.
Катя кивнула.
— Мне жаль твою маму.
— Почему?
— Потому что она никогда этого не поймет. Для нее любовь — это сделка. Здоровая жена, дети, семейное счастье по расписанию. А когда что-то идет не так, можно просто поменять жену, как сломанную вещь.
— Может, ты права.
— Андрей, — Катя посмотрела ему в глаза. — А что, если дети все-таки не получатся? После травмы шансов стало еще меньше.
— Тогда не получатся. И что?
— Ты правда не жалеешь?
— О чем?
— Что выбрал меня. Больную, бесплодную меня вместо здоровой.
Андрей встал, обошел стол, обнял жену сзади.
— Катя, я выбрал тебя тогда, семь лет назад, когда мы познакомились в библиотеке. Ты сидела в читальном зале, кусала кончик ручки и хмурилась над какой-то книгой. У тебя были растрепанные волосы и старая кофта с затяжкой на рукаве. И я подумал: вот она, моя женщина. Не потому что ты была красиво одета или выглядела так, словно можешь легко родить, а потому что ты была ТЫ. И сейчас, когда ты ходишь с тростью и не можешь быстро бегать, ты все та же. Моя Катя, которую я люблю.
Она откинула голову ему на плечо.
— Тебе не кажется, что мы слишком сентиментальные?
— Кажется. И плевать.
Они стояли так, обнявшись, а за окном продолжал падать снег. Где-то в другом конце города сидела Валентина Петровна, смотрела телевизор и думала о том, что сын выбрал не ту жизнь. А может, не думала. Может, уже нашла ему другую невесту и строила планы.
Но это было неважно. Важно было только то, что они вдвоем, что Катя живая, что завтра они проснутся в одной постели и будут завтракать, обсуждая планы на день.
Звонок раздался в субботу утром. Андрей нехотя снял трубку — номер был незнакомый.
— Андрей Валентинович? Это Анна Сергеевна, соседка вашей мамы. Что-то случилось...
Валентина Петровна лежала на кухонном полу. Инсульт. Врачи сказали — обширный, левая сторона парализована, речь нарушена.
Андрей стоял в больничной палате и смотрел на мать. Она была в сознании, но говорить не могла, только мычала что-то невразумительное. Правая рука шевелилась, левая лежала неподвижно.
— Мам, — сказал он тихо. — Я здесь.
Валентина Петровна повернула голову, посмотрела на сына. В глазах была боль, страх, и еще что-то — просьба?
— Врач говорит, восстановление будет долгим. Если вообще будет. — Андрей сел на стул рядом с кроватью. — Нужен постоянный уход.
Мать пыталась что-то сказать, но получались только нечленораздельные звуки.
— Не волнуйся. Мы что-нибудь придумаем.
Валентина Петровна заплакала. Слезы текли по морщинистым щекам, а она не могла их вытереть.
Андрей достал платок, осторожно промокнул ей глаза.
— Мам, я на тебя не в обиде. Понимаешь? Я просто должен был разобраться в своих чувствах.
И добавил:
— Ты моя мама, и я тебя люблю.
Она всхлипывала, пыталась схватить его руку здоровой рукой.
— Только, пожалуйста, больше никогда не говори мне бросать Катю. Ладно?
Едва заметный кивок.
Домой Андрей вернулся поздно вечером. Катя встретила его в прихожей — она научилась довольно быстро передвигаться по квартире без трости.
— Как она?
Андрей рассказал. Катя слушала молча, потом обняла мужа.
— Что будешь делать?
— Не знаю. Она не может жить одна. А в государственном доме престарелых... ты знаешь, что это такое.
— Андрей, — Катя отстранилась, посмотрела ему в глаза. — Привози ее к нам.
— Что?
— Привози сюда. У нас есть вторая комната, я могу за ней ухаживать. Мне все равно тяжело работать полный день.
— Катя, ты понимаешь, что говоришь? Она хотела, чтобы я тебя бросил! Говорила, что ты калека!
— Понимаю. И что? Сейчас она сама беспомощна. И она твоя мама.
— Но ты же...
— Я что? Я злопамятная? — Катя улыбнулась. — Андрей, твоя мама поступила жестоко. Но она делала это из любви к тебе. Пусть глупой, неправильной, но из любви. А сейчас ей нужна помощь. И если мы ей не поможем, кто поможет?
Андрей обнял жену, прижал к себе.
— Я не заслуживаю тебя.
— Заслуживаешь. Еще как заслуживаешь. — Она поцеловала его в щеку. — Кстати, у меня новости.
— Какие?
— Я была у врача вчера. Помнишь, ты просил меня сходить на обследование?
— Ну?
— Андрей, — Катя взяла его за руки. — Я беременна.
Мир остановился. Андрей смотрел на жену, не веря своим ушам.
— Как... то есть... но врачи говорили...
— Врачи говорили много чего. А случилось чудо. — Катя светилась от счастья. — Представляешь, мама узнает, что у нее будет внук или внучка? Может, это поможет ей восстановиться.
Андрей поднял жену на руки, закружил.
— Осторожно! — засмеялась она. — Я же беременная!
— Беременная, — повторил он, как заклинание. — Моя жена беременная.
Они стояли посреди прихожей, обнимались и смеялись, а в голове у Андрея проносились мысли: мать, которая будет жить с ними, Катя, которая будет за ней ухаживать, ребенок, которого они так долго ждали.
«Странная жизнь, — подумал он. — Только недавно казалось, что все рушится, а теперь...»
— О чем думаешь? — спросила Катя.
— О том, что жизнь штука непредсказуемая. И о том, что я самый счастливый человек на свете.
— Даже со всеми нашими проблемами?
— Особенно со всеми нашими проблемами. Знаешь почему?
— Почему?
— Потому что рядом с тобой даже проблемы кажутся не такими страшными.
Катя прижалась к нему сильнее.
— Как ты думаешь, мальчик или девочка?
— Все равно. Главное, чтобы был похож на маму.
— А если девочка?
— Тогда тоже чтобы была похожа на маму.
— Ты неисправим.
— И не собираюсь исправляться.
За окном наступила ночь. Завтра нужно будет решать кучу вопросов — как обустроить комнату для матери, где найти сиделку на время, пока Катя на работе, как совместить уход за больной свекровью с беременностью жены. Но это завтра. А сегодня они просто стояли обнявшись и были счастливы.
И где-то в больничной палате Валентина Петровна лежала без сна и думала о том, что скоро увидит сына. И невестку, которую когда-то хотела заменить на здоровую двадцатипятилетнюю. Ту самую невестку, которая теперь, возможно, спасет ей жизнь.
Жизнь действительно штука непредсказуемая.