Пролог: Мир стучится в нашу дверь
Есть такое обманчивое состояние, в котором человечество, кажется, пребывало последние пару веков. Состояние уютного и самодовольного контроля. Мы привыкли думать, что являемся не просто хозяевами планеты, а единственными авторами сценария, по которому разворачивается история. Мир вокруг — это ресурс, декорация, пассивный фон для нашей бурной деятельности: политической, экономической, культурной. Реальность — это то, что мы осмыслили, измерили, назвали и положили на полку. Все, что не попало в наши классификации, казалось несущественным, просто шумом на периферии.
И вот, в последние десятилетия этот фон вдруг перестал быть фоном. Он зашевелился, обрел голос и начал активно вмешиваться в наши дела, причем совершенно не спрашивая нашего мнения.
Это уже не абстракция для философских семинаров. Это наша с вами ежедневная реальность, которую мы читаем в новостях. Вот крошечный, лишенный всякого сознания вирус ставит на паузу всю глобальную цивилизацию, обрушивая рынки и меняя социальные привычки, которые казались незыблемыми. Вот вековые ледники, которые мы привыкли видеть на картинках в учебниках, тают с пугающей скоростью, и планета начинает медленно, но неотвратимо «отвечать» на нашу промышленную революцию засухами и наводнениями. Вот финансовые системы входят в пике из-за решений, принятых не людьми, а самообучающимися алгоритмами, чья логика уже не до конца понятна даже их создателям.
Мир, который мы считали послушным и предсказуемым, вдруг показывает свой норов. Он демонстрирует, что у него есть собственные процессы, собственная динамика и собственные законы, которым глубоко безразличны наши планы, идеологии и национальные интересы. Гул, который мы слышим — это гул возвращающейся реальности, реальности «самой по себе».
И как это всегда бывает в моменты больших сдвигов, первой на этот гул реагирует философия. Она, как сейсмограф, улавливает подземные толчки в коллективном сознании и пытается подобрать для них новый язык. Потому что старый язык, сосредоточенный на человеке, его восприятии и его переживаниях, очевидно, перестает работать. Имя этому новому, пока еще непривычному языку — спекулятивный реализм. И говорит он о вещи простой и в то же время пугающей: о мире, в котором мы — далеко не главные герои.
Диагноз: Комната с зеркалами и ее главный узник
Чтобы понять, куда мы вдруг так срочно собрались, нужно, как говорят управленцы, провести инвентаризацию и зафиксировать «точку А». Откуда мы, собственно, бежим? Спекулятивные реалисты, будучи людьми книжными, дают этому состоянию мудреное имя, которое, однако, стоит запомнить. Имя это — «корреляционизм».
Звучит как медицинский диагноз, и в некотором смысле им и является. Суть его, если отбросить академический жаргон, пугающе проста: мы не можем знать реальный мир. Вообще. Все, что нам доступно, — это корреляция, то есть соотношение, между миром и нашим мышлением о нем . Представьте, что вы заперты в комнате, где нет окон, а все стены — зеркала. Вы можете до бесконечности изучать свои отражения, их искажения, игру света на поверхности, но вы никогда не узнаете, что находится за стенами этой комнаты.
Эту «комнату» для европейской мысли построил еще в XVIII веке Иммануил Кант. Его «коперниканский переворот» заключался в том, что вместо того чтобы пытаться понять мир «сам по себе», философия должна изучать условия нашего собственного познания. Это было гениальное и очень продуктивное решение, которое на два столетия определило главный вектор развития мысли. Философия сосредоточилась на изучении «зеркал»: нашего сознания, языка, культуры, власти. Мы научились виртуозно анализировать тексты, дискурсы и то, как они формируют нашу картину мира. В XX веке эта линия достигла апогея в постмодернизме, который, по сути, заявил, что за пределами «комнаты» и вовсе ничего нет — только текст, только язык.
Это было по-своему удобно и безопасно. Но у этой позиции есть один фатальный недостаток, один «скелет в шкафу», который спекулятивные реалисты вытащили на свет. Этот скелет — любая научная книга по астрофизике или палеонтологии.
Как философия, утверждающая, что реальность не существует без наблюдателя, может осмыслить тот факт, что Вселенной 13,8 миллиарда лет, а жизнь на Земле появилась 3,7 миллиарда лет назад? Что это за утверждения о мире, в котором не было не только человека, но и вообще никакого сознания, никакого «зеркала»? Наука считает эти факты непреложными. А для последовательного «корреляциониста» они должны быть бессмыслицей, чем-то вроде вопроса о цвете сна спящей ярости. Именно это вопиющее противоречие, этот разрыв между тем, что философия могла себе позволить, и тем, что наука знала о мире, и стало той трещиной в стене, через которую в нашу уютную комнату с зеркалами хлынул сквозняк «Великого Внешнего». Стало ясно, что дальше сидеть взаперти невозможно.
План побега: Математика, метафора и демократия объектов
Итак, задача ясна: нужно осуществить побег из «комнаты с зеркалами». Но как? Если любой наш инструмент — язык, логика, воображение — это часть нас самих, то как с его помощью дотянуться до того, что находится вовне? Здесь, как и в любом хорошем политическом движении, единого мнения нет. «Партия» спекулятивных реалистов немедленно раскололась на фракции, каждая из которых предлагает свой, уникальный «план побега». Рассмотрим два самых влиятельных.
1. Стратегия Мейясу: Холодный душ математики
Французский философ Квентин Мейясу, с чьей книги «После конечности» во многом и началось движение, предлагает самый радикальный и строгий путь. Его идея — использовать против «зеркал» самый не-человеческий инструмент, который есть у человечества: математику. Математические истины не зависят от нашего опыта. Дважды два будет четыре и на Земле, и на Марсе, и в галактике Андромеды, независимо от того, есть ли там кто-то, чтобы это помыслить.
Используя строгую, почти математическую логику, Мейясу приходит к выводу, который звучит как сюжет для научно-фантастического романа. Единственное, что мы можем с абсолютной уверенностью сказать о реальности «самой по себе» — это то, что у нее нет никаких вечных и незыблемых законов. Вообще. Все, что мы наблюдаем — законы гравитации, скорость света, постоянная Планка — абсолютно случайно. Философы называют это контингентностью. Это означает, что нет никакой высшей причины, почему мир устроен именно так. А раз нет причины, то нет и гарантий, что он останется таким же в следующую секунду. Мир Мейясу — это не упорядоченный Космос, а тотальный, безграничный Хаос, где возможно абсолютно все.
2. Стратегия Хармана: Тотальная демократия вещей
Американский философ Грэм Харман предлагает совершенно иной, более «гуманистический» подход. Если Мейясу — это суровый математик-революционер, то Харман — дипломат и поэт. Его концепция называется объектно-ориентированная онтология (ООО), и ее центральная идея — «плоская онтология».
Харман говорит: реальность состоит из объектов. И все они, онтологически, абсолютно равны. Вы, ваш кот, чашка утреннего кофе, корпорация Google, персонаж Анны Карениной, государство Ватикан и далекая черная дыра — все это объекты. Нет никакой иерархии. Человек — не «царь природы», а просто один из объектов, не более и не менее реальный, чем гранитный валун или компьютерный вирус. Каждый из этих объектов живет своей тайной, внутренней жизнью, которая всегда скрыта от других. Мы никогда не можем познать вещь полностью, мы всегда имеем дело лишь с ее карикатурой, с набором ее качеств. А как же тогда говорить о скрытой сути вещей? Через искусство, через метафору. Только намек и аллюзия могут дать нам почувствовать глубину, скрытую за поверхностью.
Итак, два пути к реальности: один — через ледяную пустыню математической абстракции, доказывающей, что в основе всего лежит хаос; второй — через поэтическое признание тайны и равенства всех вещей в мире. Оба пути ведут нас прочь от уютного человеческого мирка к чему-то гораздо большему, странному и непредсказуемому.
Новый мир: Политика и искусство в «плоской» реальности
Любое значимое изменение в философии, как смена геологических плит, рано или поздно вызывает землетрясения в политике, культуре и социальной жизни. Идеи спекулятивного реализма, кажущиеся на первый взгляд предельно отвлеченными, уже сегодня начинают прорастать в нашу с вами действительность, меняя привычные оптики и ставя под сомнение то, что казалось незыблемым. Что же происходит, когда человек перестает быть «мерой всех вещей»? Каковы системные последствия?
Во-первых, конечно, политика. Если мы всерьез принимаем идею о «демократии объектов», о том, что камень, река или лесной массив онтологически равны человеку, то вся наша система права и этики должна быть пересмотрена. Экологическая повестка из сентиментального призыва «любить природу» превращается в строгую юридическую и философскую проблему. Возникают концепции «прав не-человеческих акторов». В некоторых странах (например, в Новой Зеландии и Эквадоре) уже сегодня реки и горы признаются юридическими лицами, имеющими право на защиту в суде. Это уже не метафора. Это прямое следствие понимания, что экосистема — не просто ресурс для добычи, а самостоятельный агент со своими «интересами» и своей реальностью. Спекулятивный реализм дает этому процессу мощнейший теоретический фундамент.
Во-вторых, искусство и культура. Почему в последние годы такой популярностью пользуется жанр weird fiction («странная проза») и «космический ужас» в духе Лавкрафта? Почему фильмы вроде «Аннигиляции» или «Прибытия» так резонируют со зрителем? Потому что они эксплуатируют то самое чувство, которое спекулятивные реалисты называют «столкновением с Великим Внешним» — опыт встречи с чем-то абсолютно чуждым, непостижимым, живущим по своим законам и абсолютно безразличным к человеческому существованию. Это больше не борьба добра со злом. Это встреча с реальностью, которая фундаментально инакова. Искусство здесь работает как тренажер, который готовит наше сознание к миру, где мы не являемся центром.
И, наконец, технологии. Мы привыкли видеть смартфон или компьютер как послушный «инструмент», продолжение нашей воли. Объектно-ориентированный подход предлагает посмотреть на него иначе. Смартфон — это автономный объект. Он взаимодействует с другими объектами (вышками сотовой связи, серверами в Калифорнии, банковскими приложениями, другими людьми), живет по своим законам (протоколам связи, обновлениям ПО) и активно изменяет нас самих, нашу память, наши социальные связи. Мы уже не просто «пользуемся» технологиями, мы состоим с ними в сложных, запутанных и не всегда подконтрольных нам отношениях.
Таким образом, отказ от человекоцентризма — это не просто философская причуда. Это новый способ видеть мир, который помогает нам адекватнее реагировать на вызовы XXI века, будь то климатический кризис, технологическая сингулярность или просто осознание того, что реальность всегда будет немного сложнее, чем наши представления о ней.
Вместо заключения: Болезни роста и право на удивление
Было бы, конечно, наивно полагать, что горстка молодых и рассерженных философов в одночасье нашла «философский камень» и решила все проблемы, мучившие человечество со времен Платона. Спекулятивный реализм — учение молодое, находящееся в процессе активного становления, а потому, как любой растущий организм, оно страдает от множества «болезней роста».
Критики, и их немало, справедливо указывают на очевидные противоречия. Не является ли сама попытка помыслить «мир-без-нас» самой изощренной и тонкой формой человеческой гордыни? Ведь это все еще мы рассуждаем, мы используем математику, мы создаем метафоры. Не получается ли так, что, пытаясь изгнать человека из центра мира, мы лишь ставим на его место его самый могущественный аватар — чистое, абстрактное Мышление? Возможно, мы так и не покинули комнату с зеркалами, а лишь нашли в ней потайную дверь, которая вела... в ту же самую комнату, просто с другого входа.
Эти вопросы абсолютно легитимны. Но, как это часто бывает в истории идей, ценность нового движения не столько в безупречности его ответов, сколько в самой постановке вопроса. Спекулятивный реализм нарушил негласное табу. Он вновь сделал приличным в философском обществе задавать «большие», почти детские вопросы: «Что такое реальность?», «Что было до нас?», «А что если все не так, как кажется?».
Он вернул философии ее главное право — право на удивление перед лицом огромной, странной и нечеловеческой Вселенной. Он учит нас интеллектуальной скромности, напоминая, что наш человеческий мир — всего лишь крошечный, хрупкий и далеко не самый важный островок в безбрежном океане реальности. В мире, где человек с его безграничными амбициями возомнил себя богом и вплотную подошел к черте климатического и технологического саморазрушения, этот урок может оказаться самым важным и своевременным из всех. Возможно, для того чтобы выжить, нам действительно нужно сначала признать, что мир прекрасно обойдется и без нас.
Приложение. Хронология одной революции: как родился и куда идет спекулятивный реализм
Как и любое значимое интеллектуальное течение, спекулятивный реализм не возник на пустом месте. Его появление — это результат долгого накопления идей, недовольства и нескольких ключевых событий, которые превратили разрозненные усилия в громкое заявление.
Этап 1. Зарождение (начало 2000-х)
- Интеллектуальный фон: Философская сцена, особенно в континентальной Европе, находится под сильным влиянием постструктурализма и постмодернизма. Главенствует идея о том, что реальность доступна нам только через язык и культуру. Одновременно с этим нарастает «усталость» от этой парадигмы, ощущается ее исчерпанность и оторванность от вызовов реального мира.
- Ключевая фигура-предтеча: Французский философ Ален Бадью, учитель Квентина Мейясу, настаивает на возвращении в философию больших вопросов о бытии, истине и событии, активно используя для этого математику. Он создает плацдарм для будущей атаки на «корреляционизм».
Этап 2. Манифест (2006)
- Главное событие: Публикация книги Квентина Мейясу «После конечности. Эссе о необходимости контингентности». Эта работа, небольшая по объему, но взрывная по содержанию, становится интеллектуальной бомбой. В ней Мейясу впервые четко формулирует проблему «корреляционизма» и предлагает радикальный выход из нее через идею абсолютной случайности (контингентности) законов бытия. Книга становится точкой сборки для всех, кто искал альтернативу доминирующим философским течениям.
Этап 3. Крещение (2007)
- Главное событие: В апреле в Голдсмитском колледже Лондонского университета проходит историческая конференция. На ней выступают четыре философа: Квентин Мейясу (Франция), Грэм Харман (на тот момент работавший в США), Рэй Брассье (Великобритания) и Иэн Хэмилтон Грант (Великобритания).
- Рождение термина: Именно на этой встрече Рэй Брассье предлагает термин «спекулятивный реализм» для обозначения их общей цели — преодолеть наследие Канта и вернуться к разговору о реальности «самой по себе». Несмотря на глубокие разногласия между участниками, этот удачный и провокационный ярлык закрепляется за движением.
Этап 4. Рост и немедленный раскол (2009 — середина 2010-х)
- Расширение и диверсификация: Движение быстро набирает популярность, но практически сразу становится очевидно, что никакого единого «учения» нет. Пути основателей расходятся.
Грэм Харман активно развивает собственное направление — объектно-ориентированную онтологию (ООО), которое становится едва ли не более популярным, чем «спекулятивный реализм» в целом.
Рэй Брассье движется в сторону радикального нигилизма и прометеанства, утверждая, что мир лишен всякого смысла, и задача разума — полностью пересобрать его.
Иэн Грант углубляется в натурфилософию и критику витализма. - «Спекулятивный поворот»: Понятие расширяется до «спекулятивного поворота» — общего тренда в гуманитарных науках, объединяющего всех, кто так или иначе пытается мыслить о не-человеческих реальностях. Сюда начинают включать акселерационистов, темных экологов и теоретиков медиа.
Этап 5. Институционализация и дальнейшая судьба (середина 2010-х — наши дни)
- Признание и влияние: Идеи спекулятивного реализма и ООО проникают в академическую среду. Появляются университетские курсы, монографии, проходят конференции. Работы основателей переводятся на десятки языков, включая русский, где они вызывают бурные дискуссии. Движение оказывает огромное влияние на современное искусство, архитектуру, литературную критику и политическую теорию.
- Куда движется? Сегодня «спекулятивный реализм» как единое движение, пожалуй, уже не существует. Это был скорее мощный стартовый импульс, «Большой взрыв», породивший множество расширяющихся «галактик». Его идеи продолжают жить и работать в более прикладных областях:
В экологической философии, помогая осмыслить права природы.
В теории искусственного интеллекта, ставя вопросы о статусе и реальности нечеловеческого разума.
В политической теории, предлагая новый взгляд на взаимоотношения человеческих и нечеловеческих систем.
История спекулятивного реализма — это история о том, как одна провокационная идея, высказанная в нужный момент, может всколыхнуть интеллектуальное поле и задать направление мысли на десятилетия вперед.
Приложение. Краткий словарь спекулятивного реалиста
Чтобы ориентироваться в мире спекулятивного реализма, полезно знать несколько ключевых терминов. Это не просто наукообразный жаргон, а инструменты, с помощью которых философы пытаются «взломать» привычную картину мира.
- Корреляционизм (от лат. correlatio — «соотношение»)
Главный враг. Это философская позиция, согласно которой мы никогда не имеем доступа к реальности «самой по себе», а только к соотношению между мышлением и бытием, субъектом и объектом. Проще говоря, мы не можем говорить о мире, не говоря о том, как мы его воспринимаем или мыслим. Спекулятивные реалисты считают, что эта идея, идущая от Канта, завела философию в тупик. - Доисторическое (или Архи-ископаемое)
Главный аргумент. Термин Квентина Мейясу, обозначающий любые научные данные о событиях или объектах, существовавших до появления жизни и сознания на Земле. Например, возраст Вселенной или эпоха динозавров. Сам факт существования таких «доисторических» утверждений, по мнению Мейясу, доказывает ложность корреляционизма: ведь мы можем мыслить истину о мире, который существовал без всякого наблюдателя. - Контингентность (от лат. contingens — «случающийся»)
Главное свойство реальности (по Мейясу). Это принцип абсолютной случайности. Означает, что в мире нет никаких вечных и необходимых законов. Все существующее, включая сами законы физики, существует без какой-либо высшей причины и может в любой момент спонтанно измениться или исчезнуть. Единственная необходимость — это сама необходимость этой случайности. - Великое Внешнее
Главная цель. Поэтический термин для обозначения той самой реальности, которая существует абсолютно независимо от человеческого мышления. Это мир без нас, со всеми его нечеловеческими объектами, процессами и силами. Задача спекулятивного реализма — найти способ хотя бы косвенно говорить об этом «Внешнем». - Объектно-ориентированная онтология (ООО)
Главное направление внутри движения. Философия Грэма Хармана, утверждающая, что реальность целиком состоит из объектов. Все объекты (люди, животные, камни, вымышленные персонажи, корпорации) обладают равным онтологическим статусом и скрытой от внешнего доступа сущностью. Человек — лишь один из объектов, не имеющий никаких привилегий. - Плоская онтология
Главный политический принцип ООО. Идея о том, что в мире бытия нет иерархии. Ни один объект не является более «реальным» или «фундаментальным», чем другой. Это отрицание традиционной метафизики, которая всегда выстраивала вертикаль от высших сущностей (Бог, Идея) к низшим (материя). - Спекуляция (от лат. speculor — «высматриваю», «наблюдаю»)
Главный метод. В данном контексте это не досужие домыслы, а строгая форма философского умозрения, которая пытается мыслить о вещах, лежащих за пределами непосредственного опыта. Это попытка разума, используя логику и математику, выйти за собственные пределы и сказать что-то о реальности «самой по себе».