Итак, Сарьян вернулся в Армению - практически с пустыми руками, почти все его не проданные в Европе работы погибли в пожаре на корабле. Пришлось все начинать заново. Руководство Советской Армении, памятуя об огромном успехе художника на Венецианской выставке, приняло решение построить для него дом-мастерскую в Ереване, и в 1932 году это было выполнено. С окнами в потолке, чтобы можно было работать с естественным светом максимальное количество часов в день. В эти годы создается большое количество полотен в востребованной эпохой тематике, но кисть Сарьяна остается верной себе. Эти картины нередко упрекают за «советскость», «нескончаемое сфальсифицированное счастье 30-х годов» и прочие исторические грехи, а «защитники» Сарьяна указывают на «намеки» и «эзопов язык», которым на полотнах, якобы указывается на тайный ужас советского времени - я не стану вступать на эту скользкую дорогу, тем более, что я не специалист по той эпохе. Но хочу сказать одно: на мой взгляд, высокий талант Сарьяна не нуждается в оправданиях, он выше обвинений. Времена изменяются, взгляд зрителя изменяется тоже, но неизменны уровень сарьяновских работ и то восхищение, которое чувствуют те, кому повезло увидеть его картины.
Помимо таких работ, Сарьян в 30-е годы выступил художником-постановщиком театральных спектаклей в Москве и в Ростове, иллюстрировал армянские сказки и легенды для детей. Я же очень люблю натюрморты Сарьяна этого периода. Их много, и каждый из них - великолепный, наполненный красками и эмоциями наступившего лета или щедрой осени.
В эти же годы художник пишет большое количество портретов. Свою любимую жену Лусик, друзей из творческой среды, по государственному заказу - партийных армянских деятелей.
А так в эти годы выглядели Мартирос и Лусик:
А времена делаются все более тревожными, гайки закручиваются все туже. От художников требовали «доступности, народности и идейности». Сарьяна (как и многих талантливых творцов во всех областях искусства) обвиняли в формализме, в «пороке идеалистического мировоззрения», ругали за излишнюю декоративность. Наконец, разразилась настоящая беда: в 1937 году, в темные времена Большого террора, были репрессированы как «враги народа» десятки армянских государственных деятелей и представителей интеллигенции. Сам художник (с крайне опасным прошлым - жизнью в Париже, путешествиями по Ирану,Египту, Турции, выставками в Венеции) чудом не попал в этот страшный стирающий жизни механизм. Его спасло то, что в тот год он работал в мастерской Третьяковской галереи над большим панно для оформления павильона выставки советского искусства в Париже. Мастерски исполненное панно, размером в 46 кв. метров, было высоко оценено Францией и удостоено Гран-при.
Работники НКВД Армении приняли решение сжечь сарьяновские портреты этих людей, чтобы уничтожить навсегда даже память о них. В огонь бросили 11 портретов, а двенадцатый, портрет поэта и переводчика Егише Чаренца, классика армянской литературы, удалось спасти благодаря мужеству работников музея. Они спрятали полотно за шкафом и создали видимость бурных и нервных поисков «пропавшей» картины. Портрет Егише Чаренца пролежит за шкафом ровно 20 лет.
За пять военных лет Мартирос Сарьян написал более 200 картин. Он создал серию прекрасных портретов деятелей культуры - среди них портреты А. Хачатуряна, М.Лозинского, академика Орбели и других.
И снова, снова пишет пейзажи Армении, цветы и плоды Армении, свет и солнце Армении и свою любимую Лусик. Но я хочу вам показать особый портрет жены художника. Это картина с загадкой, картина - отчаянная попытка предсказать счастливую судьбу, защитить.
Художник изобразил свою супругу Лусик Сарьян и самого себя, сосредоточенно работающего над холстом. Но если присмотреться, мандарин в руке жены не отражается в зеркале, отражение держит в пальцах письмо, которого ждут днем и ночью.
Подсказка - в фотографии на столе. Это фото их сына, на момент написания картины он был уже на фронте, и родители полгода не получали никаких вестей о Лазаре.
К слову, картина стала добрым предвестием: письма от сына пришли. Лазарь Сарьян прошёл всю войну, до 1945-го был командиром пулемётного расчёта и командиром пулемётного отделения, позже стал известным композитором, в 1990-м получил звание Народного артиста СССР.
После войны художнику были суждены еще долгие плодотворные годы. Он писал Константина Симонова и Анну Ахматову, маршала Баграмяна и Илью Эренбурга, Ираклия Андроникова и преподавателя своего сына Шостаковича. И снова - Армению, Армению …
Вот работа, написанная в год Победы. Мне кажется, что совершенно особый свет - свет мира и спокойной радости разливается по холсту. Здесь Арарат, символ и душа Армении, словно освящает церковь св.Рипсиме, храм VII века.
А моя любимая работа этого периода - эта:
Яркая, индивидуальная и художественно независимая манера Сарьяна всегда вызывала крайне неоднозначные оценки. Его то удостаивали Сталинской премии, как в 1941, то подвергали массированной травле в прессе, обвиняя в «антинародном формализме» , как в 1948. На страницах журнала «Искусство» сообщалось, что творчество Сарьяна – это «армянизированный вариант французского буржуазного формализма», и потому оно не может считаться национальным. И художник тяжело переживал такую критику. Но разве был ли бы он сам собой, если бы сломался - и изменил своей неповторимой кисти?
Прошли десятилетия, время все расставило на свои места, и сегодня мы знаем, что любая встреча с любой из работ Мартироса Сарьяна - это невероятно насыщенное эмоциями и впечатлениями событие, даже если зритель никогда не видел Армении и далек душой от любых событий и личностей XX века. Я искренне надеюсь, что сумела показать вам какие-то из ранее неизвестных полотен или напомнила о тех, которые вы любите, возможно, со школьных времен.
Благодарю вас за уделенные время и внимание, дамы и господа, красивой вам сарьяновской осени!