Галина Павловна подошла к плите и принялась помешивать кашу, даже не взглянув на меня. Запах овсянки смешался с затхлым ароматом засохших яблок из кладовки, и в груди сдавило так, будто воздуха не хватает.
— Завтрак готов, — прошептала я, расставляя тарелки на столе.
Игорь сидел, уставившись в телефон. Пальцы его нервно постукивали по столешнице — тук-тук, тук-тук. Этот звук резал слух острее скрипа половиц.
— Ты сегодня будешь дома до обеда? — буркнул он, не поднимая глаз.
Странный вопрос. Раньше он знал мой распорядок наизусть.
Лиза вошла в кухню с мрачным лицом, швырнула рюкзак на стул.
— Мне некогда. Я через 5 минут ухожу, — процедила она и демонстративно надела наушники.
Никита тихо примостился рядом со мной, в руках — потёртая красная машинка. Сжимал её так крепко, что костяшки пальцев побелели.
— Мама, а почему папа не смотрит на нас? — прошептал сын.
Сердце ёкнуло. Я погладила его по голове, чувствуя, как дрожат пальцы.
— Папа просто устал, солнышко.
Устал от нас. От этого дома. От меня.
После завтрака, когда все разошлись, я собирала грязную посуду и случайно заглянула в корзину с бельём. Между полотенцами блеснуло что-то чужое — изящная золотистая заколка. Точно не моя.
Руки онемели.
На кухонном столе завибрировал телефон Игоря. На экране всплыло сообщение: «Позвони как сможешь, скучаю. М.»
М. Марина.
Телефон выскользнул из рук и со стуком упал на кафель. В ту же секунду в коридоре заскрипели половицы — шаги свекрови.
Нельзя плакать. Не сейчас. Соберись.
Я подняла телефон дрожащими пальцами и поставила его на место, натянув на лицо привычную маску спокойной хозяйки.
Поздним вечером, когда дети наконец улеглись, я решилась. На кухне горел только настенный светильник, отбрасывая на стену размытую тень. Игорь сидел напротив, щёлкая ручкой — клик, клик, клик.
— Нам нужно поговорить, — сказала я, опускаясь на стул.
Он поднял глаза — впервые за неделю посмотрел прямо на меня. В них была усталость, но не сожаление.
— О чём?
— О нас. О том, что происходит с нашей семьёй.
Игорь отложил ручку, потёр переносицу.
— Наташа, ты же понимаешь… У нас ничего не получается. Уже давно.
Не получается? А я думала, мы просто переживаем трудный период.
— Ты встретил кого-то другого.
Это не был вопрос. Он кивнул, не отводя взгляда.
— Это не твоя вина. Но так вышло. Нам лучше разойтись по-хорошему.
— По-хорошему?
Слова застряли в горле. Комок поднялся к самым глазам.
— Ты решай, мне всё равно. Главное — чтобы детям было спокойно, — бросил он и снова взялся за ручку.
Клик. Клик. Клик.
Тебе всё равно. Десять лет брака, двое детей — и тебе всё равно.
За спиной послышался осторожный шорох. В дверном проёме появилась Галина Павловна в старом халате, делая вид, что ищет что-то в буфете. Но я видела, как напряжённо она прислушивается.
Я встала, не произнеся ни слова, и пошла в спальню. Ноги подкашивались, будто я шла по болоту.
На следующее утро свекровь собрала всех в гостиной. Дети сидели на диване, жуя яблочную пастилу. Галина Павловна суетилась вокруг них, то и дело поглядывая на меня.
— Лизонька, Никитушка, бабушка вас так любит, — ворковала она, поправляя внуку воротничок.
В её голосе звучала особенная нежность, какой я никогда не слышала в разговорах со мной.
— Наташенька, — повернулась она ко мне, теребя в пальцах золотую цепочку. — Мы же все понимаем, что… ну, как получилось, так получилось.
Как получилось. Будто это стихийное бедствие, а не выбор твоего сына.
— Только вот дом… — Галина Павловна вздохнула. — Это же память. Мы тут с с моим мужем столько лет прожили, для Игорёшки старались, ремонт делали.
Никита прижался ко мне плечом. Я чувствовала его тепло через тонкий свитер.
— Ты же понимаешь, здесь всё родное, — продолжала свекровь. — А дети должны приходить к бабушке, к дедушкиным фотографиям. Не препятствуй, дорогая.
Дорогая. Впервые за десять лет.
Цепочка скрипела в её пальцах, как старая калитка. Лиза подняла глаза, посмотрела на меня внимательно. В её взгляде я прочла понимание и поддержку.
— Я не буду мешать, — тихо сказала я.
Галина Павловна облегчённо выдохнула:
— Вот и умница. Всё ради детей, правда же?
Ради детей. Интересно, а роман Игоря тоже ради детей?
Но я промолчала. В груди поселилось странное спокойствие — словно что-то тяжёлое отвалилось и упало.
День переезда выдался серый и пасмурный. По дому гуляло эхо — пустые комнаты отзывались на каждый шаг. Лиза молча складывала вещи в коробки, лицо каменное.
— Я не хочу уезжать, — шёпотом признался Никита, крепче сжимая машинку.
— А я хочу, — неожиданно сказала Лиза. — Надоело притворяться.
Притворяться. Значит, она всё понимала.
Я сгребала в коробку наши общие фотографии. Вот мы с Игорем на свадьбе — молодые, улыбающиеся. Вот рождение Лизы. Первые шаги Никиты.
Неужели всё это было понарошку?
— Мама, я не могу найти машинку! — всхлипнул Никита.
Красная машинка исчезла. Сын метался по комнатам, заглядывал под мебель, а слёзы катились по щекам.
— Найдём, — пообещала я и начала осматривать диван.
Игрушка забилась в складку обивки, словно пряталась от перемен. Никита прижал её к груди и успокоился.
Мы вышли из дома втроём. Я обернулась на пороге — жёлтые окна, покосившийся забор, яблоня у калитки. Глубоко вдохнула. Пахло осенью и прощанием.
— Здесь это всё больше не наше, — прошептала Лиза.
— Теперь будет по-другому, — ответила я. — Только так.
Коридор суда пах дешёвым кофе. Каблуки гулко стучали по кафельному полу. Игорь шёл рядом с Мариной — молодой, стройной, уверенной. Она ни разу не посмотрела в мою сторону.
Галина Павловна держалась чуть впереди, спина прямая, взгляд не оборачивался.
В зале судьи голос звучал сухо и официально:
— Истец Наталья Викторовна, ответчик Игорь Сергеевич. Дети по обоюдному согласию остаются с матерью.
По обоюдному согласию. Будто мы договорились о покупке холодильника.
Марина склонилась к Игорю и что-то прошептала. Он кивнул, протирая экран телефона пальцем — старая привычка, когда нервничает.
— Решение суда вступает в силу немедленно, — объявил судья.
Я машинально стянула с пальца обручальное кольцо. Металл оказался холодным, чужим.
Всё. Больше никогда не буду чьей-то жёной. Никогда.
— Пойдём, нам пора, — услышала я голос Марины.
Они встали и направились к выходу. Игорь на секунду задержался, посмотрел на меня. В его глазах промелькнуло что-то похожее на сожаление, но он ничего не сказал.
Я сидела в опустевшем зале Хотелось плакать, но слёз не было. Только странное облегчение.
Я свободна.
Новая кухня встретила запахом свежей краски и тишиной. На подоконнике лежало яблоко, купленное по дороге домой. Обычное, красно-зелёное, моё.
Я заварила чай и села к окну. Впервые за последнее время никто не требовал ужина, не спрашивал, где рубашка, не намекал на мою никчёмность. Только мерное тиканье часов и приглушённые голоса детей из соседней комнаты.
Как тихо. И как страшно.
Слёзы хлынули неожиданно — горячие, солёные. Я не сдерживалась, не прикрывалась платком. Плакала громко, отчаянно, как в детстве.
Десять лет. Всё прошло. Что дальше?
Тихий стук в дверь. На пороге стояла Лиза, а за ней — Никита с машинкой в руках.
— Мам, ты не уйдёшь больше? — прошептал сын.
Я обняла их обоих, чувствуя, как их тепло разливается по груди, прогоняет холод.
Утром дети возились в своей комнате. Лиза рисовала фломастерами, Никита возил машинку по полу, что-то мурлыкая себе под нос. Я стояла в дверях с чашками чая и просто смотрела на них.
Когда они в последний раз выглядели такими спокойными?
Никита поставил машинку на новую полку, рядом с книгами.
— Теперь это её дом, — объяснил он. — Она будет тут жить.
— Тут всё по-другому, а ты теперь улыбаешься, — заметила Лиза.
— Я учусь жить по-новому, — призналась я.
Лиза неожиданно подошла и обняла меня за талию.
— Я люблю тебя, мам.
Сердце ёкнуло. Я прижала дочь к себе, почувствовав, как внутри что-то оттаивает, становится мягким и тёплым.
— Пойдём в парк? — предложила я. — Погуляем?
— Пойдём, — согласилась Лиза. — Это будет наша традиция.
Наша традиция. Мне это нравится.
Парк шуршал жёлтыми листьями. Дети бежали впереди, смеялись, дразнили друг друга. Я несла бумажный пакет с яблоками — я выбирала их сама на рынке.
— Мам, купи ещё яблок! — крикнул Никита.
— У нас же есть, — показала я пакет.
Я откусила кусочек — сладкий, с кислинкой, свежий. На губах появилась улыбка.
Наши яблоки. Наш дом. Наша жизнь.
Дети остановились у фонтана, разглядывали что-то в воде. Солнце пробилось сквозь облака, и всё вокруг засияло — мокрые листья, детские лица, моё отражение в луже.
Я всё смогла.
Правильно ли поступила героиня что молча на всё согласилась? Или стоило уйти со скандалом?
Поделитесь в комментариях 👇, интересно узнать ваше мнение!
Поставьте лайк ♥️, если было интересно.