Вот как иногда бывает.. Живешь себе спокойно, никого не трогаешь. Встаешь утром, кофе варишь, смотришь в окно. А за окном - осень, дождь, слякоть. И вроде всё как всегда, но чувствуешь - чего-то не хватает. Тишина в квартире уже не радует.
Мне пятьдесят два. Дети выросли, разъехались. Работа бухгалтером - дело привычное, но к пяти вечеру голова гудит от цифр.
Возвращаюсь домой, а там меня ждет только одна душа - моя кошка Муся. Серая, пушистая, с характерная такая лапушка моя.
Мы с ней уже одиннадцать лет вместе. Она у меня не просто питомец, а самый верный друг. Пережила со мной и развод, и болезнь матери, и проводы дочери замуж. Знает все мои тайны, молчит, только мурлычет в такт моим мыслям.
И вот в такую-то осень я и познакомилась с Виктором. Случайно, в поликлинике. Сидим в очереди, оба в телефоны уткнулись.
Вдруг он ко мне обращается:
- Извините, а вы не знаете, этот кабинет терапевта на втором этапе? А то я что-то запутался.
Голос у него приятный, спокойный. Я объяснила. Разговорились. Ему пятьдесят семь, работает инженером на заводе, вдовец. Показался мне человеком основательным. Обменялись телефонами.
- Может, кофе как-нибудь выпьем? - предложил он на прощание. Я и согласилась.
Начались встречи.
Они были приятными. Время проводили хорошо. Он искренне говорил:
- Тяжело одному, Танечка. Хочется тепла, уюта.
Я его понимала. Сама давно не чувствовала мужского плеча рядом.
Через пару месяцев он осторожно так предложил:
- А может, я к тебе перееду? И тебе помощь по хозяйству, и мне не так одиноко. Посмотрим, как у нас пойдет.
Я подумала: а почему бы и нет? Возраст уже не тот, чтобы стесняться. Сердце подсказывало - вроде хороший человек.
Переехал он с двумя чемоданами. Вещи у него были все аккуратные, выглаженные. Сразу начал наводить свои порядки. Мои легкие творческие беспорядки - книжка на тумбочке, плед не так сложен - его, видимо, раздражали. Он молча, но настойчиво расставлял все по своим местам. Я сначала не придавала значения - думала, просто привык к порядку.
Муся отнеслась к новому жильцу настороженно. Не шипела, но и близко не подходила. Он её игнорировал.
Иногда я ловила его взгляд на ней - холодный, безразличный. Как на предмете мебели. Мне это не нравилось, но я списывала на то, что он просто не "кошатник".
А потом пошли замечания в сторону кошки.
- Таня, а может, не пускать её на кухню, когда мы едим? Негигиенично.
- Таня, она шерсть на диване оставляет. Надо чехол купить.
Я отмахивалась:
- Да ладно, Виктор, жили же как-то до тебя.
Он хмурился, но молчал.
Кульминация наступила в обычную субботу. Мы сидели на кухне, завтракали. Муся, как всегда, устроилась у меня на коленях, тихонько мурлыкала. Я гладила её по мягкой шерстке, и на душе было спокойно.
Виктор вдруг отложил вилку и сказал совершенно обыденным тоном:
- Слушай, а давай её усыпим.
Сначала я не поверила своим ушам.
- Что? Кого?
- Ну, кошку твою. Она же старая уже. Мешается под ногами. Да и, честно говоря, запах от неё в квартире стоит.
В комнате повисла гробовая тишина. Я смотрела на него и не могла вымолвить ни слова. Рука сама собой продолжала гладить Мусю, которая сладко потягивалась, ничего не подозревая. Запаха не было! Я всегда следила за чистотой, регулярно убирала лоток, вычесывала ее.
- Ты это серьезно? - наконец прошептала я. В горле пересохло.
- А что такого? - он искренне не понимал моего потрясения. - Она же уже всё равно долго не проживет. Зачем тебе лишние хлопоты? Мы освободим место. Может, потом собаку нормальную заведем. Преданное животное.
У меня внутри всё перевернулось. Это была не просто жестокость. Это было что-то другое - расчетливое, бездушное. Он говорил о живом существе, которое было со мной больше десяти лет, как о сломанной вещи, которую пора выбросить.
- Виктор, - голос мой дрогнул, - я с ней одиннадцать лет. Это не вещь! Это член моей семьи!
- Ну и что? - он пожал плечами. На его лице не было ни злобы, ни раздражения - лишь спокойная уверенность в своей правоте. - Это всего лишь кошка. Ты привязываешься к животному, как к человеку. Это неправильно. Не по-взрослому.
В тот момент я увидела его настоящего. Холодного, черствого человека, который готов уничтожить все, что ему мешает или не вписывается в его картину мира.
Я медленно встала, прижимая к себе Мусю.
- Убирайся, - тихо сказала я.
- Таня, ты чего? - он нахмурился.
- Я сказала - убирайся из моей квартиры! Немедленно! - закричала я так, что Муся испуганно вцепилась когтями в мой халат.
Он опешил. На его лице появилось недоумение, даже обида.
- Ты с ума сошла? Из-за кошки? Я же просто предложил, посоветовал!
- Ты предложил убить моего друга! - рыдала я уже без стыда. - Вон! Собирай свои вещи и чтоб я тебя больше не видела!
Он что-то пробормотал про "истеричку" и "ненормальную", но видимо, понял, что дискуссия бессмысленна. Через сорок минут он, хмурый и надувшийся, выкатил свои чемоданы в коридор. Дверь за ним захлопнулась с оглушительным стуком.
Я опустилась на пол в прихожей, прижала к себе перепуганную Мусю и рыдала, как ребенок. Плакала не о нем, не о разрушенных отношениях. Я плакала от ужаса перед той бездной равнодушия, которую увидела в человеке, которому доверилась.
Он позвонил через день. Извинился, сказал, что погорячился, что это была "просто мысль вслух", что я неправильно всё поняла. Но для меня одной этой фразы хватило с лихвой.
Никакие оправдания не могли стереть того леденящего душу спокойствия, с которым он произнес: "Давай её усыпим".
Прошел почти год. Муся, слава богу, здорова, по-прежнему греет мне бока по ночам. А я теперь точно знаю: есть вещи, которые не прощаются. И лучше быть одной с верным сердцем, пусть и на четырех лапах, чем с человеком, в груди у которого - камень.
И еще я поняла, что в пятьдесят два года жизнь только начинается. И самое главное - не бояться выставлять за дверь тех, кто этой жизни не стоит.