Я всегда считала себя женщиной с чувством юмора. Иногда — даже слишком острым. Особенно когда дело касалось моего мужа, Артёма. Он был добрым, терпеливым, немного наивным, но именно это и делало его таким родным. Мы поженились три года назад, и за это время я успела привыкнуть к его привычкам: как он оставляет носки посреди комнаты, как хмыкает, читая новости, как целует меня в лоб перед сном, даже если мы поссорились.
В тот вечер я решила его разыграть. У нас был небольшой семейный ужин — приехала его мама, Валентина Петровна. Она всегда держалась строго, сдержанно, с какой-то холодной вежливостью. Не то чтобы она меня не любила… Просто не одобряла. Я это чувствовала с самого начала. «Слишком вольная», «не умеет вести себя в обществе», «не такая, как надо для Артёма» — всё это я ловила в её взглядах, в интонациях, в паузах между словами.
Но в тот день я решила не думать об этом. Был мой день рождения, и я хотела, чтобы всё прошло весело. После ужина, когда мама Артёма ушла в гостиную, а он пошёл на кухню, я придумала шутку. Спрятаться в шкафу в спальне и когда он зайдёт и заглянет в шкаф, я крикну Бу!». Глупо, конечно, но иногда мне хотелось видеть его растерянное лицо — это напоминало, что он всё ещё мой мальчик, несмотря на возраст и ответственность.
Я тихо прошла в спальню, открыла шкаф, залезла внутрь и закрыла дверцу. Пахло моими платьями, лавандой и деревом — уютно. Я улыбалась, представляя, как Артём подскочит от неожиданности. Но вместо него в комнату вошла Валентина Петровна.
Я замерла. Она не должна была быть здесь. Я слышала, как она закрыла дверь за собой и подошла к туалетному столику. Звякнули браслеты, потом — тихий вздох.
— Артём? — позвала она.
— Да, мам? — отозвался он из кухни.
— Иди сюда, пожалуйста. Надо поговорить.
Сердце у меня ёкнуло. Я не знала, стоит ли выходить. Может, они обсуждают подарок? Или что-то личное? Я решила подождать ещё минуту — вдруг это быстро.
Артём вошёл, закрыл дверь.
— Что случилось? — спросил он.
— Ты уверен, что хочешь оставить всё как есть? — голос Валентины Петровны звучал твёрдо, почти обвиняюще.
— Мам, мы уже обсуждали это. Она ничего не знает. И не должна знать. Пока.
— Пока? — она фыркнула. — Ты думаешь, она не заметит? Уже третий месяц… Ты думаешь, она слепая?
Я сжалась в комок. О чём они? Что «уже третий месяц»?
— Я стараюсь, мам. Но она… она такая доверчивая. И счастливая. Я не хочу её ранить.
— А ты думаешь, что рано или поздно но придётся? — Валентина Петровна говорила всё громче. — Ты ведёшь двойную жизнь, Артём. Это нечестно. Ни по отношению к ней, ни по отношению к себе.
— Я знаю! — в голосе Артёма прозвучала боль. — Но я не могу просто… уйти. Это разобьёт её.
— А что, по-твоему, будет, когда она узнает сама? От кого-нибудь на улице? Или из соцсетей? Ты думаешь, это будет мягче?
Я задрожала. Двойная жизнь? Соцсети? Что это значит?
— Я всё контролирую, мам. Пока всё под контролем.
— Под контролем? — она рассмеялась, но без радости. — Ты каждый вечер уходишь «на работу», хотя твой офис закрывается в шесть. Ты отключаешь геолокацию в телефоне. Ты перестал целовать её в губы. Ты даже не смотришь ей в глаза, когда она говорит о будущем!
Я сжала кулаки. Это было правдой. Последние месяцы он действительно стал отстранённым. Я списывала это на стресс, на работу, на усталость. Но теперь…
— Мам, прошу тебя, не дави. Я сам разберусь.
— Ты уже полгода «разбираешься»! — голос Валентины Петровны дрогнул. — Артём, я не хочу, чтобы ты стал таким, как твой отец. Он тоже думал, что всё под контролем. А потом… — она замолчала.
— Я не он, — тихо сказал Артём.
— Нет. Ты хуже. Потому что ты знаешь, что поступаешь неправильно, но всё равно продолжаешь.
Тишина. Я еле дышала. В голове крутилась только одна мысль: *он мне изменяет*.
Но почему? Я всё делала для него. Готовила, поддерживала, верила. Мы мечтали о детях, о доме за городом, о путешествиях. Я даже недавно купила тест на овуляцию — хотела сделать ему сюрприз. А он… он уходит каждую ночь к другой.
— Я просто… не чувствую того, что должен чувствовать, — наконец прошептал он. — Я люблю её, но… не так. Не как мужчина должен любить женщину. Я не хочу её. Ни физически, ни… эмоционально. Я словно играю роль.
— Тогда скажи ей правду! — почти закричала Валентина Петровна. — Хватит притворяться! Это не любовь — это жестокость!
— А если она меня возненавидит?
— Лучше пусть ненавидит за честность, чем любит за ложь.
Я прикусила губу, чтобы не заплакать. Слёзы уже текли по щекам. Всё, во что я верила, рушилось. Три года брака — и всё это время он был не со мной. Даже если физически рядом — душой он где-то далеко.
— Я подумаю, — сказал он.
— Думай быстрее. Иначе я сама всё ей расскажу.
— Не смей! — резко ответил он. — Это моё решение.
— Тогда принимай его. А не тяни, как твой отец.
Они вышли из комнаты. Я осталась в шкафу. Минут десять, может, больше. Не могла пошевелиться. Всё внутри онемело. Только сердце стучало так громко, что, казалось, его услышат на улице.
Когда я наконец выбралась, в доме было тихо. Артём, наверное, ушёл «на работу». Его мама сидела в гостиной, пила чай. Увидев меня, она нахмурилась.
— Ты где была? Мы тебя звали.
— В ванной, — соврала я. Голос дрожал, но я постаралась выглядеть спокойной.
Она посмотрела на меня пристально, будто пыталась прочитать мои мысли. Потом медленно кивнула.
— Ты выглядишь уставшей. Ложись пораньше.
— Спасибо, — прошептала я и ушла в спальню.
Там я села на край кровати и долго смотрела в окно. За окном шёл дождь. Мелкий, унылый. Как моё настроение.
Я не спала всю ночь. Перебирала в голове каждое слово, каждый жест Артёма за последние месяцы. Всё встало на свои места: его раздражение, когда я прикасалась к нему; отсутствие интимной близости; то, как он избегал разговоров о детях. Я думала, что это временно. Что это кризис. А оказалось — он просто не хочет меня.
Утром он вернулся. Выглядел уставшим, но улыбался, как обычно.
— Доброе утро, солнышко, — сказал он, наклонился и поцеловал меня в лоб.
Я не отстранилась. Не закричала. Просто кивнула.
— Доброе.
Он, кажется, ничего не заподозрил. Пошёл готовить кофе. Я сидела за столом и смотрела на его спину. Такой родной, такой чужой.
Весь день я притворялась. Улыбалась, шутила, даже приготовила его любимый суп. Он был благодарен, нежен, заботлив. Но теперь я видела за этим маску. И знала — всё это не для меня. Это спектакль. Для него самого. Чтобы чувствовать себя «хорошим парнем».
Через два дня я решила поговорить с его мамой. Нашла её в саду — она полола грядки.
— Валентина Петровна, — сказала я, подходя ближе.
Она подняла голову, прищурилась.
— А, здравствуй. Что-то случилось?
— Да, — ответила я. — Я всё слышала.
Она замерла. Потом медленно встала, вытерла руки о фартук.
— Когда?
— В день рождения. В шкафу.
Она кивнула, будто давно ждала этого момента.Я знала что ты там.
— Я думала, ты выйдешь сразу.
— Не смогла. Боялась.
— Понимаю.
Мы молчали. Потом она села на скамейку и жестом пригласила меня присесть рядом.
— Он не плохой человек, — сказала она тихо. — Просто… он не тот, за кого себя выдаёт. И не потому что злой. А потому что боится.
— Чего?
— Правды. Себя. Тебя. Всего.
— А вы… вы знали всё это время?
— Догадывалась. А потом он сам признался. Месяца два назад.
— И вы молчали?
— Я просила его сказать тебе. Но он… он не готов. Он думает, что разрушит тебе жизнь.
— А разве не разрушает сейчас?
Она вздохнула.
— Да. Но по-своему. Он считает, что лучше медленно, чем резко. Глупо, конечно. Но он так устроен.
— А вы… вы против меня?
Она посмотрела мне прямо в глаза.
— Нет. Я против лжи. Ты — хорошая женщина. Добрая, умная, красивая. Ты заслуживаешь честности. Даже если она больна.
Я заплакала. Не навзрыд, а тихо, сдерживая слёзы.
— Я не знаю, что делать…
— Сделай то, что считаешь правильным. Не ради него. Ради себя.
В тот же вечер я упаковала вещи. Не всё — только самое необходимое. Артём вернулся поздно, как обычно. Увидел чемодан у двери — и побледнел.
— Ты… куда?
— Уезжаю, — сказала я.
— Почему? Что случилось?
— Ты знаешь почему.
Он опустил голову.
— Ты… всё слышала?
— Да.
— Я… я хотел сказать. Просто не знал как.
— Ты знал как. Просто не хотел.
Он молчал. Потом подошёл ближе, протянул руку.
— Прости меня.
Я отстранилась.
— Прощение — это не то, что я могу дать сейчас. Мне нужно время. И правда. Вся.
— Я всё расскажу. Обещаю.
— Не надо обещаний. Просто… отпусти меня.
Он кивнул. Глаза его были полны слёз.
— Я люблю тебя, — прошептал он.
— Нет, — ответила я. — Ты любишь идею меня. А настоящую — нет.
Я вышла из дома. За спиной не было криков, просьб, уговоров. Только тишина. И дождь.
Прошло два месяца. Я сняла квартиру в другом районе,работала так же в издательстве. Начала писать. Сначала дневник, потом рассказы. Потом — роман. О любви, лжи и поиске себя.
Артём пытался выйти на связь. Писал сообщения, звонил. Я не отвечала. Потом он перестал. Видимо, понял.
Однажды я встретила его случайно — в книжном магазине. Он стоял у полки с психологией, листал книгу. Выглядел… иначе. Более спокойным. Более настоящим.
Мы посмотрели друг на друга. Он кивнул.
— Привет.
— Привет.
— Ты… как?
— Живу.
— Я начал ходить к психологу, — сказал он. — Понял многое.
— Рада за тебя.
— Я не с ней, — добавил он быстро. — Я один.
— Это твоё дело.
Он кивнул.
— Прости, что причинил боль.
— Боль проходит, — ответила я. — Главное — не повторять ошибок.
Мы расстались. Без злобы. Без обиды. Просто… как два человека, которые однажды ошиблись, но теперь идут разными дорогами.
Сейчас я сижу у окна, пишу этот рассказ. За окном снова дождь. Но теперь он не кажется мне унылым. Он смывает прошлое. Очищает.
Та шутка, которую я хотела сыграть, обернулась самым серьёзным моментом в моей жизни. Спрятавшись в шкафу, я не просто услышала разговор. Я услышала правду. И эта правда, хоть и больная, дала мне свободу.
Я больше не боюсь быть одна. Потому что теперь я знаю: лучше быть одной, чем с тем, кто притворяется.
Иногда жизнь прячет свои уроки в самых неожиданных местах. Даже в шкафу.