— Валя, дорогая, а может, переоформим дом на меня? — Михаил Степанович говорил это так, словно предлагал сходить за хлебом. — Чувствую себя каким-то приживалом в твоих стенах.
Валентина Николаевна замерла над сковородкой с картошкой. Руки дрожали так, что пришлось выключить газ.
— Миша, но это же дом Петра... Алексей может не понять.
— А что тут понимать-то? Мы же почти семья. Год уже вместе живем.
Она обернулась, посмотрела на него. Сидел за столом, читал газету, выглядел так естественно, будто всегда здесь был. Крепкий мужчина шестидесяти двух лет, руки мозолистые, настоящие. После четырех лет вдовства присутствие мужчины в доме казалось почти нереальным счастьем.
Валентина познакомилась с Михаилом прошлым летом, когда крыша над верандой окончательно протекла. Соседка Людмила Васильевна порекомендовала: мол, есть мужик толковый, электрик на пенсии, руки золотые.
Пришел он в тот же день — подтянутый, с проседью в темных волосах, в рабочей одежде, но чистой, аккуратной. Крышу починил быстро, без лишних слов, а когда она предложила чай, не отказался.
— Жена-то где? — спросила она тогда, разливая заварку.
— Развелись мы недавно, — ответил он спокойно. — Сорок лет прожили, а потом решила, что надоел я ей. Что скажешь? Видно, правда надоел.
В его голосе не было ни обиды, ни горечи — простое констатирование факта. Валентине это понравилось. Не нывшак, не жалуется на жизнь.
Потом он стал приходить часто. То водопровод подремонтировать, то проводку посмотреть. После работы пили чай на веранде, говорили о житье-бытье. Михаил рассказывал про свою работу на электростанции, она — про годы в бухгалтерии. Постепенно беседы становились все длиннее, а поводы для визитов — все незначительнее.
К осени он предложил:
— Валечка, что мне на съемной квартире деньги выбрасывать? Давай я к тебе перееду. Дом большой, места хватит. И тебе веселее будет, и мне толк.
Переехал он в октябре, привез два чемодана и ящик с инструментами. Поселился в комнате на первом этаже, которую раньше Петр использовал как кабинет.
Зажили. Михаил оказался хозяйственным — и водосток починил, и дверной замок смазал, и даже начал делать пристройку к кухне. Говорил, что летняя кухня не помешает, для консервации удобно будет.
Валентина расцветала на глазах. Четыре года после смерти мужа она жила тихо, экономно, привыкла к одиночеству. А тут — снова завтраки на двоих, снова есть с кем поговорить вечером. Даже Людмила Васильевна заметила:
— Помолодела ты, Валька. Глаза горят по-прежнему.
Но иногда Михаил исчезал. Говорил, что на подработку ездит — в области у него знакомые есть, зовут электричество в дачных поселках проводить. Уезжал на три-четыре дня, возвращался уставший, но довольный.
— Заработал немного, — показывал пачку денег. — Вот на материалы для пристройки хватит.
В декабре приехал Алексей. Сын всегда предупреждал о визитах заранее, а тут позвонил прямо с вокзала:
— Мама, встречай. Командировка внезапная выдалась, решил заехать.
За ужином Алексей присматривался к Михаилу с интересом следователя. Тот держался уверенно, шутил, наливал водку, рассказывал о планах на весну.
— Думаю, баню бы поставить, — говорил он. — В саду, за яблонями. Красота будет.
— Дорого, наверное, — заметил Алексей.
— Да что там! Сам все сделаю. Только материал купить, остальное — дело техники.
После ужина Михаил вышел покурить, а Алексей неожиданно спросил:
— Мам, а документы на дом у тебя где лежат?
— В спальне, в сейфе. А зачем?
— Так, просто интересуюсь.
Провожая сына утром, Валентина заметила тревогу в его глазах.
— Алеша, что-то случилось?
— Мама, ты только осторожнее, ладно? — Он обнял ее крепко, по-детски. — Если что — сразу звони.
Через месяц Алексей позвонил поздно вечером:
— Мам, мне нужно с тобой поговорить. Серьезно. Без Михаила. Ты можешь завтра в город выехать?
Встретились в кафе рядом с автовокзалом. Алексей выглядел собранно и решительно.
— Мам, твой Михаил женат.
Валентина рассмеялась от неожиданности:
— Что ты говоришь такое? Он же развелся год назад...
— Нет, мам. Я проверил через знакомых. Галина Петровна, его жена, жива-здорова. Живет сейчас у дочери в Орехово-Зуево, внуков нянчит. Недавно операцию перенесла, диабет у нее, поэтому и не дома.
Алексей достал телефон, показал скриншот из соцсетей — Михаил обнимал худощавую женщину в очках. Дата под фотографией: август 2021 года.
— Это же старое фото, — прошептала Валентина, но сердце уже провалилось куда-то в живот.
— Мам, посмотри на дату. Это когда он уже у тебя жил.
Дальше Алексей рассказывал подробности, а она слушала и чувствовала, как рушится мир. Как Михаил ездит к жене каждые две недели, врет Валентине про подработки. Как обещает дочери, что мама скоро поправится и вернется домой. А Галина Петровна ждет, когда сможет вернуться в свою квартиру, где муж больше жить не может после мнимого развода.
— Мам, а он тебе про переоформление дома уже говорил?
Да, говорил. Сначала намеками, потом прямо. Мол, неудобно ему в чужом доме распоряжаться, для дела нужны полномочия.
Домой Валентина ехала в автобусе как в бреду. В голове крутились обрывки разговоров, детали, которые раньше казались незначительными. Как Михаил уклончиво отвечал на вопросы о прошлом. Как тщательно прятал телефон. Как нервничал, когда звонили незнакомые номера.
Михаил встретил ее у калитки:
— Где пропадала? Волновался уже.
Она смотрела на него — на знакомое лицо, добрую улыбку, на руки, которые чинили ее дом, — и не могла поверить. Но Алексей не мог ошибиться.
— Устала, — сказала только. — Лягу пораньше.
Всю ночь она лежала и смотрела в потолок. Михаил сопел рядом, иногда что-то бормотал во сне. Эти звуки теперь казались чужими, враждебными.
Утром, когда он уехал по делам, она методично собрала его вещи. Два чемодана, три сумки, ящик с инструментами. Вынесла все за калитку, аккуратно поставила под навес.
Вернулся он к обеду. Сначала не понял, потом увидел свои вещи.
— Валентина! — заорал он. — Что за черт?
Она вышла на крыльцо. Он стоял у калитки растерянный, злой.
— Езжай домой, Михаил Степанович. К Галине Петровне. Она тебя ждет.
По его лицу пробежала судорога. Потом он попытался улыбнуться:
— Валечка, ты что-то перепутала. Какая Галина? Мы же с ней давно...
— Не надо. Я все знаю.
Тогда он сменил тактику. Кричал, что имеет право на счастье, что Галина — больная старуха, обуза, что он Валентину по-настоящему полюбил.
— Полюбил? — Валентина даже засмеялась. — Ты о любви говоришь? Человек, который врал каждый день?
— Я хотел сказать! Боялся потерять тебя!
— Поздно.
Потом он встал на колени в грязном снегу, плакал, клялся, что изменится, что разведется по-настоящему.
— Галина умирает, Валя! Диабет ее доконает! Зачем мне тратить остатки жизни на больную женщину?
— Затем, что ты ей муж. А мне — никто.
Алексей приехал на следующий день. В доме стало тихо. Больше никто не стучал молотком, не гремел железом, не включал радио.
Валентина снова заваривала чай на одного, снова читала по вечерам, разговаривала с Людмилой Васильевной через забор. Недостроенная пристройка напоминала о том, как легко можно обмануться в людях.
Иногда по вечерам она думала о том, что надо бы нанять рабочих, достроить начатое. Но не торопилась. Время еще есть. А доверять чужим рукам больше не хотелось.
Зачем ей этот дом, если в нем нет того, кому она могла бы доверять? Лучше уж одной, но с чистой совестью.