После смерти мужа Алена Константиновна, девяностодвухлетняя женщина, стала жить одна.
Несмотря на то, что старушка бодрилась, годы брали свое и это не могло не сказываться на здоровье.
В замке щелкнул ключ, послышались голоса в прихожей – тяжелый бас Виктора и легкий, как колокольчик, голос его жены Евы.
Алена Константиновна нахмурилась. Они пришли раньше обычного... Не к добру...
— Бабуль, мы тут! — Виктор, крупный мужчина сорока с небольшим лет, вошел в комнату, нагнувшись, чтобы не задеть косяк. Он поцеловал бабушку в щеку, обдав ее дорогим одеколоном и зимней свежестью. — Как сегодня твое самочувствие?
— Живая, родной, как видишь, — отозвалась старушка. — Снег сильный на улице идет, значит, весна будет с водой.
Вслед за мужем в гостиную впорхнула Ева, молодая женщина в стильном пальто цвета капучино и с идеальной укладкой. Она держала в руках коробку дорогих конфет.
— Алена Константиновна, здравствуйте! Мы принесли вам гостинцев, — слащаво улыбаясь, Ева поставила коробку на стол и окинула комнату быстрым, оценивающим взглядом.
Молодая женщина всегда смотрела на эту квартиру не как на дом бабушки мужа, а как на объект недвижимости в престижном районе города.
Трехкомнатная, с высокими потолками и лепниной – наследство, ради которого она, как казалось Виктору, и согласилась выйти за него замуж.
— Спасибо, милая, — сухо поблагодарила бабушка. — Ты уже столько коробок перетаскала, я их все равно не ем. Уже скоро продавать придется.
Она недолюбливала Еву, чувствовала в ней откровенную фальшь, как кот чует непогоду.
Виктор устроился на диване, взъерошив рукой волосы. Он выглядел уставшим и озабоченным.
— Бабуль, дело вот какое. У нас с Евой на следующей неделе командировка совпала. Небольшая, дня на три. Но ты тут одна останешься… Мы волнуемся по этому поводу...
— Я сто лет одна, Витя, и ничего, справляюсь, — отрезала Алена Константиновна.
— Но сейчас гололед! — вступила в разговор Ева, присев рядом с мужем и взяв его за руку. — Ты можешь упасть на улице или забыть таблетки принять. Нужен присмотр. Мы подумали… Может, на эти дни отправить тебя в пансионат? Есть прекрасные варианты, где все включено.
Лицо Алены Константиновны после слов внука стало бледным и каменным.
— В дом престарелых? — произнесла она с ледяным спокойствием. — Нет, я никуда не поеду, я лучше умру в своей постели.
— Бабуль, ну что за предрассудки?! — возмутился Виктор. — Это не дом престарелых, а гостевой пансионат. Отдохнешь, на других людей хоть посмотришь. К тому же это всего на пару дней. Кто-то должен за тобой присматривать.
— Моих людей на кладбище больше, чем в любом пансионате, — огрызнулась старушка. — Не поеду я, разговор окончен. Больше не предлагай мне такой ерунды!
Ева сжала губы, глядя на возмущенное морщинистое лицо Алены Константиновны.
Ее терпение лопнуло. Все эти годы она играла роль любящей жены внука, но сейчас ее чаша переполнилась.
Она мечтала о этой квартире, о просторной гостиной, где можно будет принимать гостей, о кабинете для Виктора.
Но вместо этого они ютились в двухкомнатной хрущевке и тратили силы на упрямую старушку, которая, казалось, собиралась жить вечно.
— Виктор, — резко сказала она, обращаясь к мужу, но глядя на бабушку. — Мне надоело. Я не должна ухаживать за твоей бабушкой! Это твоя родственница, а значит, и твои проблемы. Если ты так хочешь получить ее квартиру в наследство – сам и носись с ней! Я снимаю с себя эту обязанность.
В комнате повисла гробовая тишина. Слова Евы повисли в воздухе. Виктор побледнел.
Алена Константиновна не дрогнула, лишь ее пальцы чуть сильнее сжали край пледа.
— Ева, замолчи! — прошипел Виктор.
— Нет, Виктор, я не замолчу! — женщина вскочила с дивана, ее красивое лицо исказила злоба. — Сколько можно? Пять лет! Пять лет я ношу ей эти бессмысленные конфеты, делаю вид, что мне интересны ее рассказы про войну и твоего деда-героя! Я устала притворяться! Ты хочешь эту квартиру? Действуй, но я больше в этом участвовать не буду.
— Выходит, — тихо произнесла Алена Константиновна, и супруги вздрогнули, забыв на мгновение о ее присутствии, — что забота твоя, Витя, и ласка твоя, девочка, измерялись квадратными метрами?
Виктор опустил голову. Стыд обжег ему щеки. Ева, опомнившись, но уже не в силах остановиться, бросила:
— А вы думали, что мы из-за ваших яблочных пирогов сюда ходим? Мир вращается вокруг денег, Алена Константиновна. А ваша квартира – это очень большие деньги.
— Понятно, — кивнула старушка. — Благодарю за откровенность. Теперь все встало на свои места. Можете быть свободны.
— Бабуль, прости… — начал Виктор, поднимаясь с места.
— Ничего никому прощать не надо, Виктор. Уезжайте в свою командировку, со мной все будет в порядке. Я не умру, не волнуйся. Мне еще нужно кое-что сделать.
— Не обижайся, — внук не знал, как загладить вину перед Аленой Константиновной.
— Уходите, я устала, — сухо попросила пожилая женщина.
Супруги ушли, захлопнув за собой дверь. Ева – с победоносным видом, Виктор – сгорбившись, как побитая собака.
Алена Константиновна долго сидела в тишине, глядя на падающий снег. В ее глазах была решимость.
На следующее утро она дождалась, когда социальный работник, добрая женщина по имени Галина, закончит уборку, и попросила ее о помощи.
— Галя, дорогая, помоги мне связаться с нотариусом. И найди, пожалуйста, телефон моего старого друга Ивана Семеновича. Он должен быть в моей записной книжке.
Через неделю, когда Виктор и Ева вернулись из командировки, в их почтовом ящике лежало заказное письмо.
Виктор вскрыл его уже в квартире, стоя на кухне. Ева ходила вокруг, заваривая кофе.
— Ну что там? Опять счета какие-то пришли? — спросила с раздражением женщина.
Виктор молчал. Он перечитывал текст снова и снова, не веря своим глазам. Лицо его стало серым.
— Виктор, что случилось? — Ева подошла ближе, почувствовав неладное.
Он молча протянул ей листок. Это было уведомление от нотариуса. Алена Константиновна переписала завещание.
Единственной наследницей ее квартиры и всего имущества становилась некая Мария Волкова, студентка-медичка, о которой Виктор слышал лишь краем уха – бабушка как-то упоминала, что помогает деньгами талантливой девочке из детдома, мечтающей стать врачом.
В приписке от руки нотариусом была изложена воля завещателя: "Мое материальное наследство должно перейти к тому, кто посвятит свою жизнь заботе о других, а не к тем, кто видел в моей жизни лишь обузу, а в моем доме – добычу".
Ева прочла текст и разразилась истерикой.
— Это невозможно! Она не в своем уме! Это можно оспорить! Она под давлением была! Эта социальная работница, наверное, ее уговорила!
Виктор посмотрел на жену, и вдруг все в нем перевернулось. Он вспомнил последние годы: свои попытки угодить Еве и свои надежды на наследство, которые заслонили саму бабушку.
— Оспаривай, если хочешь, — тихо сказал мужчина. — Я не буду.
— Что?! — Ева замерла с широко раскрытыми глазами.
— Я сказал, что не буду ничего оспаривать. Бабушка была права. Мы ее не любили. Мы ждали ее смерти. Я не могу после этого претендовать ни на что...
— Ты сумасшедший! Это миллионы! Мы столько лет терпели!
— Терпела ты, — горько усмехнулся Виктор. — А я… я просто делал все, что ты говорила и был слеп. Все кончено. Бабушка нас теперь никогда не простит... Пять лет коту под хвост... из-за тебя...
— Из-за меня? Серьезно? — надменно усмехнулась Ева. — Я высказала свое мнение. Мне надоело ходить к ней и выслушивать недовольства. Мы ей пансионат предложили, а она еще и фыркать стала.
Виктор осуждающе посмотрел на жену, развернулся и молча вышел из квартиры.
Ева осталась одна с роковой бумагой в руках. С того дня отношения с Анной Константиновной разладились.
Она перестала отвечать на звонки внука и впускать его в дом. Алена Константиновна прожила еще почти год.
Девяностодвухлетняя женщина умерла тихо, во сне, в своей постели, как и хотела.