— Куда ты их дела? Говори!
Светлана вздрогнула от ледяного тона Василия. Всего три дня назад этот голос клялся ей в вечной любви под крики «Горько!», а теперь он звенел от плохо скрываемой ярости. Она оторвала взгляд от окна, за которым серое октябрьское утро роняло на асфальт мелкие слёзы дождя, и посмотрела на мужа. Его лицо, обычно добродушное и простое, сейчас казалось чужим, искажённым злой гримасой.
— Вася, я не понимаю, о чём ты. Что я могла сделать?
— Деньги! — выкрикнул он, шагнув к ней. — Деньги, что нам на свадьбу подарили! Коробка пуста! Триста двадцать тысяч, Света! Где они?
Он потряс перед её лицом пустой картонной коробкой из-под обуви, которую они наскоро украсили атласными лентами и кружевом для сбора подарочных конвертов. Вчера вечером они вместе пересчитывали купюры, строили планы: вот эта пачка — на старенькую, но свою машину, эта — на первый взнос по ипотеке, а остальное — на скромный медовый месяц в Сочи. Деньги убрали в шкаф, в дальний угол, под стопку постельного белья. Кроме них двоих, в их съёмной однокомнатной квартире никого не было.
— Как пуста? — прошептала Светлана, чувствуя, как холод расползается по венам. — Мы же вместе убирали... Я после этого к коробке даже не подходила.
— Не подходила? — усмехнулся Василий. — А кто тогда? Домовой? Света, не делай из меня идиота! В квартире были только ты и я. Я их не брал. Значит, ты! Зачем они тебе понадобились? Матери своей решила долги отдать? Или брату-бездельнику на новый телефон?
Обвинение было настолько чудовищным и несправедливым, что у Светланы перехватило дыхание. Её мать, Антонина Сергеевна, всю жизнь проработавшая в школьной библиотеке, жила скромно, но никогда ни у кого не занимала ни копейки. А брат Павел, хоть и искал себя дольше, чем хотелось бы, но никогда не опустился бы до воровства у сестры.
— Вася, да как ты можешь такое говорить? — голос её задрожал от обиды. — Моя семья... Да они последний кусок хлеба отдадут, но чужого не возьмут!
— Ага, рассказывай! — отмахнулся он. — Я твою родню знаю! Всегда с протянутой рукой. Наверное, ты сразу решила, что это твой счастливый билет. Вышла замуж за простого электрика, а тут такая сумма! Можно и все проблемы разом решить.
Он говорил, а Светлана смотрела на него и не узнавала. Куда делся тот заботливый, немногословный парень, который встречал её после тяжёлых смен в поликлинике с букетиком ромашек? Который чинил розетки всем её пожилым пациенткам, просто за «спасибо»? Его словно подменили. На её глазах проступали слёзы — жгучие, злые.
— Ты... ты правда думаешь, что я воровка? Я, с которой ты год встречался, которой в любви клялся? Я, которая твоей матери давление сбивала по ночам, когда ей плохо было?
— А при чём тут моя мать? Не впутывай её! — рявкнул Василий. — Она, кстати, меня предупреждала. Говорила: «Сынок, присмотрись к ней получше, тихая она слишком, себе на уме». Я не слушал, дурак! Любовью уши развесил!
Это был удар ниже пояса. Галина Ивановна, его мать, с самого начала приняла Светлану в штыки. Она не говорила ничего прямо, нет. Она действовала тоньше: вздохами, многозначительными взглядами, едкими замечаниями, завёрнутыми в обёртку заботы. «Ой, Светочка, а супчик-то у тебя жидковат, Васечка такой не любит, ему посытнее надо». «А что ж ты, деточка, платьице такое скромное носишь? Медсестричкам ведь немного платят, да? Ну ничего, мой Вася мужик с руками, не даст пропасть».
Светлана сглотнула комок в горле. Пелена с глаз спадала, и открывалась страшная, уродливая правда. Дело было не в деньгах. Деньги были лишь поводом.
— Значит, это твоя мама тебя надоумила? — тихо, но твёрдо спросила она.
— Не мели чушь! — вспыхнул Василий, но глаза его забегали. — Я сам всё вижу! Верни деньги, Света. По-хорошему прошу. Не хочу скандала, заявление в полицию писать...
Угроза повисла в воздухе. Светлана почувствовала, как внутри неё что-то обрывается. Та тонкая ниточка надежды, что всё это — глупое недоразумение, сейчас лопнула со звонким щелчком. Она выпрямилась, и слёзы мгновенно высохли, оставив на щеках солёные дорожки.
— Знаешь что, Василий? — её голос стал стальным. — Ничего я у тебя не брала. И доказывать тебе ничего не собираюсь. Если ты, мой муж, считаешь меня воровкой, то нам больше не о чем говорить.
Она молча прошла к шкафу, достала свою дорожную сумку и начала бросать в неё вещи: халат, пара футболок, джинсы. Каждый её жест был чётким и выверенным. Василий ошарашенно смотрел на неё, не ожидая такого отпора.
— Ты куда это собралась? А ну положи!
— Домой. К маме, — отрезала она, не глядя на него. — А ты можешь идти в свою полицию. Пиши заявление. Пусть разбираются. Может, они найдут вора быстрее, чем ты.
Застегнув молнию на сумке, она накинула куртку и пошла к двери.
— Света, постой! — крикнул он ей в спину. В его голосе проскользнуло что-то похожее на испуг. — Ты так просто не уйдёшь!
Она обернулась, и во взгляде её была такая холодная ярость, что он отступил на шаг.
— Уйду, Вася. И знаешь, почему? Потому что я себя не на помойке нашла. Я человек, а не коврик для ног, о который ты и твоя мамочка можете безнаказанно вытирать свою грязь. Живи теперь с этим.
Дверь за ней захлопнулась. В оглушительной тишине квартиры Василий так и остался стоять с пустой свадебной коробкой в руках.
— Мама, она ушла! Просто собрала вещи и ушла!
Василий ходил из угла в угол по кухне в квартире матери, а Галина Ивановна сидела за столом, спокойно помешивая ложечкой чай. На её лице не дрогнул ни один мускул.
— И правильно сделала, сынок. Вор должен бежать с места преступления, — ровным голосом произнесла она. — Вот и вскрылась её истинная сущность. А ты переживал. Радуйся, что так быстро. Считай, легко отделался.
— Но, мама... Триста тысяч! Это же огромные деньги! Что теперь делать?
— А что делать? Забыть, как страшный сон. И её, и деньги. Урок тебе будет на будущее, как с людьми сходиться. Не всякая, кто улыбается, добра тебе желает. Я же тебе говорила, не пара она тебе. Ну что в ней? Ни роду, ни племени. Медсестра в поликлинике, копейки получает. Конечно, она на твои золотые руки позарилась, на квартиру нашу...
Она говорила привычные, успокаивающие слова, и Василий, как в детстве, впитывал их, находя в них оправдание и своей глупости, и своей жестокости. Ему было стыдно, где-то глубоко внутри скреблась мысль, что он поступил неправильно, но материнский голос убаюкивал совесть. Да, мама права. Она всегда права. Это Света виновата. Обманула, обокрала, растоптала его чувства. Так было проще.
— Ты права, мама, — выдохнул он, опускаясь на табурет. — Спасибо тебе. Если бы не ты, я бы так и жил с воровкой под одной крышей.
Галина Ивановна снисходительно улыбнулась и погладила сына по голове.
— Ну вот и хорошо, сыночек. Всё наладится. Съешь пирожок, я с капустой испекла, твой любимый.
В её глазах на мгновение мелькнул холодный, торжествующий блеск. План сработал идеально.
Светлана сидела на кухне у своей лучшей подруги Ольги. Они работали в одной поликлинике, и Оля, резкая и прямолинейная женщина сорока лет, была для неё и наставницей, и жилеткой, в которую можно поплакать.
— Вот сволочи, а? — Ольга с силой поставила перед Светланой чашку с дымящимся травяным чаем. — Семейка Адамс, не иначе. Я твою свекровь один раз на свадьбе видела, и мне хватило. У неё на лбу написано: «Ядовитая».
Светлана отпила глоток. Руки всё ещё дрожали. Рассказав всё подруге, она будто заново пережила утренний кошмар.
— Оля, я не знаю, что делать... Он же и правда в полицию пойдёт. А если они мне не поверят? У них пропали деньги, а я сбежала. Выглядит ужасно.
— Так, а ну-ка прекрати раскисать! — прикрикнула Ольга. — Ты — медсестра. Что мы говорим пациентам в критической ситуации? Не паниковать! Сначала — анамнез. Давай-ка вспоминать. Всё до мельчайших деталей. Кто подходил к этой коробке на свадьбе?
Светлана закрыла глаза, пытаясь восстановить картину суматошного свадебного дня. Гости, тосты, музыка, танцы...
— Да все подходили. Конверты бросали. Она на отдельном столике стояла. Рядом тамада крутилась, потом твой муж помогал...
— Стоп! — перебила её Ольга. — Мой муж от стола с горячим не отходил, ты же знаешь. А вот свекровь твоя... Помнишь, был момент, когда тамада какой-то конкурс с ползунками проводила? Все туда смотрели, а я на неё глянула случайно. Она около этого столика с подарками стояла. Одна. И так, знаешь, быстро оглянулась, будто проверяла, не смотрит ли кто. Я ещё подумала, странно как-то.
Светлана открыла глаза.
— Точно... Я помню. Она ещё потом подошла ко мне и говорит: «Светочка, может, убрать коробку-то? А то народу много, всякие ходят, сопрут ещё». Я сказала, что неудобно, гости ещё не все поздравили. А она так вздохнула: «Ну, смотри, дело твоё. Я предупредила».
— Вот! — Ольга хлопнула ладонью по столу. — Классическая манипуляция! Она себе алиби создавала. Мол, я же говорила, я беспокоилась. А сама, небось, уже тогда прикидывала, как это провернуть. Это она, Светка, сто процентов она!
— Но как это доказать? — прошептала Светлана. — Это же просто наши догадки. Слово против слова.
— Доказывать будем не мы, а жизнь. А наша задача — не сидеть сложа руки. Знаешь, есть такой принцип в медицине: «Не навреди». Но есть и другой, негласный: «Спаси, кого можешь». Сейчас ты должна спасти себя! Нельзя позволять вытирать о себя ноги. Запомни, Света, если ты сама себя не защитишь, никто тебя не защитит. Бороться можно и нужно всегда! Даже когда кажется, что всё пропало.
Слова Ольги подействовали, как укол адреналина. Хватит слёз и жалости к себе. Обида сменилась холодной, расчётливой злостью.
— Ты права, — твёрдо сказала Светлана. — Что мне делать?
— Для начала, давай подумаем логически. Если она взяла деньги, она должна была их куда-то спрятать. Она живёт одна. Вряд ли она потащила их в банк на следующий же день после свадьбы, это слишком подозрительно. Скорее всего, деньги у неё дома.
— И что? Я должна вломиться к ней и устроить обыск?
— Нет, конечно, — усмехнулась Ольга. — Мы поступим хитрее. Психологический приём. Знаешь, как выявить симулянта? Нужно создать ситуацию, в которой ему будет невыгодно притворяться. Мы создадим ситуацию, в которой твоей свекрови будет очень страшно хранить эти деньги у себя.
Через два дня Светлана, собрав всю свою волю в кулак, позвонила Василию. Он ответил не сразу. Голос был угрюмым.
— Чего тебе?
— Вася, нам нужно поговорить, — сказала она как можно спокойнее. — Не по телефону. И я хочу, чтобы при разговоре присутствовала твоя мама.
— Зачем ещё мама? — насторожился он.
— Потому что это касается её напрямую. Я приеду к вам сегодня в семь.
Она повесила трубку, не дожидаясь ответа.
Ровно в семь она стояла на пороге квартиры Галины Ивановны. Дверь открыл Василий. Выглядел он плохо: осунулся, под глазами залегли тени. Свекровь сидела в кресле в гостиной, как королева на троне, и вязала.
— Проходи, раз пришла, — процедила она, не отрываясь от спиц.
Светлана вошла и остановилась посреди комнаты. Она не стала садиться.
— Я не буду отнимать у вас много времени, — начала она, глядя прямо в холодные глаза Галины Ивановны. — Я пришла сказать, что вчера я написала заявление в полицию.
Спицы в руках свекрови замерли. Василий вздрогнул.
— Какое заявление? — хрипло спросил он.
— О пропаже денег, — спокойно ответила Светлана. — Я указала все обстоятельства. Что деньги пропали из нашей квартиры, что кроме нас двоих там никого не было. Но я также добавила одну деталь. Я вспомнила, что накануне свадьбы мне звонили с незнакомого номера. Угрожали. Требовали денег. Я тогда не придала этому значения, думала — хулиганы. А теперь думаю, что это может быть связано.
Она врала. Нагло, глядя в глаза. Но её голос не дрогнул. Годы работы с самыми разными пациентами научили её сохранять самообладание в любой ситуации.
— Что... что за угрозы? — Галина Ивановна впервые посмотрела на неё с нескрываемой тревогой.
— Говорили, что знают, где я работаю, где живу. Что если я не отдам им крупную сумму, то у меня и у моих близких будут проблемы. Я думаю, они как-то узнали про свадьбу, про подарки. Может, кто-то из знакомых проболтался. Полиция сказала, что это очень похоже на работу одной банды, которая сейчас орудует в нашем районе. Они как раз выслеживают молодожёнов, втираются в доверие. Сказали, что будут вести расследование, опрашивать соседей, родственников, гостей на свадьбе...
Она сделала паузу, давая информации улечься.
— И ещё... — добавила она, как бы между прочим. — Оперативник сказал, что у этих преступников есть привычка: если они украли деньги, а дело дошло до полиции, они могут подбросить краденое тому, кого подозревают. Чтобы отвести от себя подозрения и подставить человека. Сказал, будьте осторожны, могут и вам в сумку подкинуть, и в квартиру... И тогда уже не отмоешься. Статья-то серьёзная. Крупный размер.
В комнате повисла звенящая тишина. Было слышно только, как тикают старые часы на стене. Лицо Галины Ивановны стало белым, как полотно. Она прекрасно понимала, на что намекает Светлана. Если полиция начнёт расследование и найдёт деньги у неё, эта история про «подбросили» станет для неё идеальным спасением. Но если деньги останутся у неё, и их найдут — это тюрьма.
— Зачем... зачем ты это сделала? — пролепетал Василий.
— А что мне оставалось? — горько усмехнулась Светлана. — Ты назвал меня воровкой. Я хочу очистить своё имя. Пусть полиция ищет настоящих преступников. Я всё сказала. Будьте осторожны.
Она развернулась и пошла к выходу. Уже в дверях она обернулась и посмотрела на свою свекровь. Взгляд Галины Ивановны был полон страха.
Прошло три дня. Три дня мучительного ожидания. На четвёртый день рано утром у Светланы зазвонил телефон. Это был Василий.
— Света... Приезжай, пожалуйста, — голос у него был раздавленный. — Деньги нашлись.
Сердце Светланы замерло, а потом бешено застучало.
— Где?
— Мама... Она их нашла. Говорит, под ковриком у двери лежали. Видимо, подбросили, как ты и говорила. Света, прости меня, дурака! Прости, умоляю!
Светлана молчала.
— Это мама... это всё она, — вдруг забормотал он в трубку. — Она сейчас призналась. Она их взяла. Сказала, хотела тебя проверить, думала, ты сразу сознаешься. Хотела нас разлучить... Света, я такой идиот! Я ей верил, а не тебе!
Он плакал. Взрослый мужик плакал в трубку, как ребёнок. А Светлана не чувствовала ни злорадства, ни удовлетворения. Только пустоту. И лёгкую брезгливость.
— Вася, — сказала она тихо. — Я приеду. Но не к тебе. Я заберу заявление из полиции. И подам на развод.
— Светочка, нет! Не надо! Я всё исправлю! Я её... я с ней поговорю! Мы всё начнём сначала!
— Не начнём, Вася. Нельзя начать сначала там, где всё выжжено дотла. Доверие — это не лампочка в подъезде, которую ты можешь вкрутить, когда старая перегорела. Оно, если разбилось, то навсегда. Прощай.
Она закончила разговор. За окном всходило солнце. Впервые за эти дни оно не казалось ей серым и враждебным. Светлана глубоко вздохнула. Она не вернула себе мужа, но она вернула нечто гораздо более ценное — своё достоинство и веру в себя. Впереди была новая жизнь, и она знала, что справится. Потому что бороться можно и нужно всегда.