— Ну что, Машенька, ты сегодня снова нас удивлять будешь своими кулинарными талантами? — голос Тамары Ивановны, свекрови, прозвучал нарочито громко, перекрывая гул голосов в небольшой, но уютной гостиной.
Мария, поправляя на столе вазу с астрами, лишь натянуто улыбнулась. Весь день она провела на ногах: сначала смена в парикмахерской, где каждая клиентка требовала внимания и мастерства, а потом — марафон на кухне. Сегодня её мужу, Валере, исполнялось тридцать пять, и хотелось устроить настоящий праздник.
— Стараюсь, Тамара Ивановна. Для Валеры же.
— Для Валеры, конечно, — свекровь обвела цепким взглядом стол. — Салаты покупные, вижу. Ну, правильно, откуда у тебя время на готовку? Всё стрижёшь да красишь, не работа, а одно развлечение.
Гости — близкие друзья семьи и сестра Валеры, Даша, с мужем — сделали вид, что не услышали колкости, но в воздухе повисло напряжение. Валера, только что вышедший из комнаты с гитарой, подошёл к Маше и обнял её за плечи.
— Мам, не начинай. Маша — лучшая хозяйка, и ты это знаешь. Всё, что на столе, она сделала сама, и это будет вкуснее любого ресторана.
Он говорил мягко, но в его голосе слышались стальные нотки. Валера, ветеринарный врач по призванию, был человеком спокойным и неконфликтным. Он обожал свою работу, где спасал жизни животных, и обожал жену, которая создавала уют в их мире. Но больше всего на свете он не любил эти вечные нападки матери на Машу. Он не понимал их природу, списывая всё на ревность и сложный характер.
Тамара Ивановна фыркнула, но промолчала, делая вид, что увлеклась разговором с зятем. Она была женщиной властной, бывшая завуч в школе, привыкшая, что её слово — закон. Выйдя на пенсию, она не растеряла своей энергии и направила её на семью сына, считая своим долгом «открыть ему глаза» на то, какая «простушка» ему досталась.
Праздник шёл своим чередом. Гости говорили тосты, дарили подарки, смеялись. Валера был счастлив. Он видел, как сияют глаза Маши, когда она смотрит на него, и чувствовал себя самым любимым мужчиной на свете. Они были вместе уже семь лет, и с каждым годом их чувства становились только глубже. Их история началась банально — он принёс в её салон на стрижку своего старого пуделя Артемона, которого она не только привела в божеский вид, но и успокоила, найдя к нему подход. Валера тогда смотрел на её ловкие руки, на её добрую улыбку и понял, что пропал.
Они поженились через год, купили в ипотеку эту двухкомнатную квартиру, своими руками делали ремонт. Маша открыла свой небольшой парикмахерский салон на первом этаже соседнего дома, назвав его «Мария». Дела шли в гору, у неё появились постоянные клиентки, которые ценили её не только за золотые руки, но и за умение выслушать, поддержать. Она знала, что уход за волосами — это не просто стрижка или окрашивание, это своего рода терапия.
— А знаете, какой интересный случай был на днях? — Валера решил разрядить обстановку. — Привезли к нам в клинику кошку, сфинкса. Хозяева жалуются, что она постоянно мёрзнет, дрожит. Оказалось, у неё проблемы с терморегуляцией из-за недостатка подкожного жира. Так вот, прописали ей специальную диету, богатую жирными кислотами Омега-3 и Омега-6. Это, кстати, и людям полезно — для кожи, волос и сосудов. Содержится в жирной рыбе, льняном масле, орехах.
Гости с интересом слушали, а Маша с любовью смотрела на мужа. Он умел так просто и увлекательно рассказывать о своей работе, что заслушаешься.
И вот, когда вечер, казалось бы, окончательно вошёл в мирное русло, Тамара Ивановна решила нанести свой главный удар. Она дождалась момента, когда все немного расслабились после горячего, и подняла бокал.
— Я тоже хочу сказать тост! За моего сына, за Валерочку! — её голос звенел от плохо скрываемого торжества. — Ты у меня умница, врач, уважаемый человек! И я всегда желала тебе самого лучшего. Самую лучшую жену! И вот… у нас есть Машенька. — Она сделала паузу, обводя всех взглядом. — Она, конечно, не академик. Но тоже, так сказать, творит. Руками.
Маша почувствовала, как внутри всё сжалось. Она знала, что за этим вступлением последует что-то неприятное.
— И вот, в честь праздника, я тоже приготовила сюрприз! Подарок! — с этими словами она полезла в свою огромную сумку и извлекла оттуда… старый, дешёвый парик из искусственных волос. Парик был чудовищен. Его словно стригли в темноте тупыми ножницами: клочковатые пряди разной длины, кривая чёлка, проплешины.
Тамара Ивановна с размаху водрузила это нечто себе на голову. В наступившей тишине её действие выглядело абсурдно и жутко.
— Та-да-ам! — провозгласила она, крутясь перед гостями. — Как вам? Это последняя работа нашего мастера! Машенька, я зашла к тебе в салон на днях, инкогнито, так сказать. Проверить качество. Ну, что скажешь? Узнаёшь свою руку?
Несколько человек нервно хихикнули. Даша, сестра Валеры, залилась краской и уткнулась в тарелку. Валера замер, его лицо окаменело.
А Тамара Ивановна продолжала, входя в раж:
— Вот так, сынок! Твоя жена — парикмахер от Бога! Денег, правда, содрала прилично, но за такое искусство не жалко!
И она громко, заливисто рассмеялась. Её смех, отражаясь от стен, бил по ушам, унизительный, злой.
Маша сидела, бледная как полотно. Слёзы стояли в горле, но она не позволяла им пролиться. Она чувствовала на себе десятки взглядов: сочувствующие, любопытные, смущённые. И в этот момент что-то в ней переключилось. Годы молчаливых обид, проглоченных колкостей, попыток угодить и понравиться — всё это вдруг сгорело дотла в огне унижения. Остался только холодный, звенящий гнев и кристальная ясность.
Её смех быстро сменился растерянностью…
Маша медленно поднялась. Она не смотрела на свекровь. Она обвела взглядом гостей, задержалась на побелевшем лице мужа и спокойно, ровным голосом сказала:
— Тамара Ивановна, снимите это, пожалуйста. И дайте мне.
Свекровь, удивлённая её тоном, на мгновение растерялась. Смех оборвался. Она ожидала слёз, истерики, скандала. А получила ледяное спокойствие. Нехотя, она стянула с головы уродливый парик и протянула его Маше.
Маша взяла его двумя пальцами, словно какую-то гадость, и подошла к свету. Она внимательно осмотрела его со всех сторон, поворачивая так и этак. Гости, затаив дыхание, следили за каждым её движением.
— Интересный экземпляр, — произнесла она задумчиво, но так, чтобы слышали все. — Очень показательный.
Она подняла глаза на свекровь.
— Вы сказали, что это моя работа? Что вы были у меня в салоне?
— Да! Была! — уже не так уверенно ответила Тамара Ивановна. — Ты меня не узнала, я была в тёмных очках!
— Понятно, — кивнула Маша. — Тогда у меня к вам несколько вопросов как к клиентке. Первое. Почему вы не высказали свои претензии сразу, на месте? По закону о защите прав потребителей, если услуга оказана некачественно, вы имеете право потребовать исправления или возврата денег. Почему вы этого не сделали?
Свекровь моргнула. Она не ожидала такого поворота.
— Я… я растерялась!
— Хорошо, — невозмутимо продолжала Маша, пропуская мимо ушей её ложь. — Тогда второе. Смотрите все, пожалуйста. — Она подняла парик выше. — Видите вот эти срезы? Они тупые, рваные. Такой срез оставляют только обычные бытовые ножницы, канцелярские или кухонные. Ни один профессиональный парикмахер такими не работает. Наши инструменты — это японская сталь, заточка как у бритвы. Срез получается идеально ровным, даже под микроскопом.
Она повернула парик другой стороной.
— Теперь филировка. Вернее, её жалкое подобие. Видите эти «ступени»? Это попытка проредить волосы. Профессионал использует филировочные ножницы, которые создают плавный переход. А здесь волосы просто выкромсаны кусками. Это говорит о полном отсутствии техники.
В комнате стояла мёртвая тишина. Валера смотрел на жену с изумлением и восхищением. Он никогда не видел её такой — сильной, уверенной, разящей своими знаниями, как мечом.
— И самое интересное, — Маша сделала паузу, глядя прямо в глаза Тамаре Ивановне, которая начала медленно бледнеть. — Угол среза. Вот на этой пряди, видите? Он очень специфический. Такой угол получается, когда человек стрижёт сам на себе, держа ножницы в левой руке. Неудобно, рука выворачивается. Тамара Ивановна, вы ведь левша?
Свекровь вздрогнула. Она действительно была левшой, но в советской школе её переучили писать правой, а вот всё остальное — шить, резать, чистить картошку — она продолжала делать левой.
— Я… это не имеет значения! — пролепетала она.
— Имеет, — голос Маши стал жёстче. — Это имеет огромное значение. Потому что в моём салоне, Тамара Ивановна, вас не было. И быть не могло. Во-первых, у меня ведётся электронная запись, и каждого нового клиента я вношу в базу. Вас там нет. Во-вторых, мои девочки-администраторы знают в лицо всех моих родственников, и о вашем визите мне бы доложили немедленно. И в-третьих… Я никогда бы не позволила клиенту уйти от меня вот с ЭТИМ на голове. Даже если бы он сам просил. Потому что это — моя репутация. Это моё имя.
Она бросила парик на стол. Он упал с тихим, жалким стуком.
— Вы не просто солгали. Вы купили самый дешёвый парик, изуродовали его кухонными ножницами и устроили здесь этот цирк, чтобы унизить меня перед мужем и друзьями. Вам не стыдно, Тамара Ивановна? Вам, педагогу с многолетним стажем, не стыдно опускаться до такой мелочной, подлой лжи?
Лицо Тамары Ивановны исказилось. Растерянность сменилась яростью.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула она. — Профурсетка! Я жизнь на сына положила, а он связался с какой-то парикмахершей!
— Мама, замолчи! — Валера, наконец, обрёл дар речи. Он подошёл и встал рядом с Машей, загораживая её собой. Его лицо было белым от гнева. — Замолчи, я сказал!
Он повернулся к гостям:
— Друзья, простите, но праздник, кажется, окончен. Спасибо всем, кто пришёл.
Гости, смущённо переглядываясь, начали быстро собираться. Никто не хотел оставаться свидетелем семейной драмы. Через пять минут в квартире остались только четверо: Маша, Валера, Тамара Ивановна и Даша, которая испуганно жалась к стене.
— Валера, ты это видел? Она меня опозорила! — не унималась Тамара Ивановна.
— Тебя? — Валера горько усмехнулся. — Мам, ты сама себя опозорила. Так, как никто и никогда бы не смог. Я годами слушал твои намёки, твои шпильки в адрес Маши. Я молчал, я сглаживал углы, я просил её потерпеть. Я думал, ты просто ревнуешь, что это пройдёт. Я был идиотом!
Он повысил голос, и Даша вздрогнула. Она редко видела брата в таком гневе.
— Ты не ревнуешь, мама. Ты просто злой, завистливый человек. Ты не можешь смириться, что я счастлив. Счастлив с женщиной, которую люблю больше жизни! С женщиной, которая работает с утра до ночи, которая создала себя сама, без чьей-либо помощи! Да её профессия требует больше таланта, вкуса и умения общаться с людьми, чем твоя требовала от тебя за все сорок лет в школе! Она дарит людям радость! А что даришь ты? Только яд и желчь!
— Валера, прекрати! Это же мама! — вмешалась Даша.
— Молчи! — оборвал её Валера. — Ты всегда поддакивала ей, всегда хихикала за спиной у Маши! Думала, я не вижу? Хватит! С меня хватит!
Он повернулся к матери. Его взгляд был холодным и тяжёлым.
— Я ставлю тебе условие. Ты сейчас же извиняешься перед моей женой. Не для галочки, а искренне. И даёшь слово, что больше никогда, ни единым словом, ни намёком её не оскорбишь.
— Да чтобы я… перед этой… Да никогда! — выплюнула Тамара Ивановна.
— Хорошо, — спокойно кивнул Валера. — Тогда можешь забыть дорогу в этот дом. И внуков своих ты тоже не увидишь. Никогда.
Это был удар ниже пояса. Тамара Ивановна мечтала о внуках, постоянно намекая Маше на её «пустоцветность».
— Ты… ты мне угрожаешь? — прошипела она.
— Я тебя предупреждаю, — отчеканил Валера. — Моя семья — это Маша. А ты… Ты сделала свой выбор. Дверь там.
Он указал на выход. Тамара Ивановна задохнулась от возмущения. Она посмотрела на сына, на невестку, которая стояла с гордо поднятой головой, и поняла, что проиграла. Впервые в жизни она проиграла.
Не говоря больше ни слова, она схватила свою сумку и, толкнув застывшую в дверях Дашу, вылетела из квартиры, хлопнув дверью так, что зазвенела посуда в шкафу.
В наступившей тишине Маша медленно выдохнула. Напряжение последних часов отпустило, и она почувствовала, как дрожат колени. Она подошла к Валере и уткнулась ему в грудь. Он крепко обнял её, целуя в макушку.
— Прости меня, — прошептал он. — Прости, что я так долго позволял этому происходить. Я должен был остановить её гораздо раньше.
— Всё хорошо, — тихо ответила Маша, вдыхая его родной запах. — Главное, что мы вместе.
Она подняла на него глаза, и в них стояли слёзы. Но это были не слёзы унижения. Это были слёзы облегчения и любви. В этот вечер она не только отстояла свою честь. Она поняла, что у неё есть настоящий мужчина, который всегда будет на её стороне. Их семья прошла проверку на прочность и выстояла.
А на столе, среди остатков праздничного ужина, лежал уродливый парик — молчаливый свидетель маленькой битвы, в которой добро, ум и достоинство одержали безоговорочную победу над злобой и завистью. И Маша знала, что больше никогда и никому не позволит топтать то, что ей дорого: её любовь, её призвание и её собственное имя.