— Володя, завтрак готов! — крикнула Галина Петровна из кухни, вытирая руки о фартук.
Владимир Сергеевич появился в дверном проёме, зевая и почёсывая живот через застиранную майку. Сел за стол, не поздоровавшись, и принялся за блины.
— Горячие ещё, осторожно, — предупредила жена, наливая ему чай.
— Угу, — промычал он, не поднимая глаз от тарелки.
Галина опустилась на стул напротив и наблюдала, как муж ест. Тридцать один год назад она влюбилась в весёлого парня с умелыми руками и добрыми глазами. Сейчас перед ней сидел усталый мужчина, который даже спасибо не говорил за завтрак.
— Володь, а давай сегодня в театр сходим? Олеся билеты купила на спектакль, сама не может, малыш заболел.
— Зачем мне этот театр? Работаю всю неделю, хочу дома отдохнуть, — буркнул Владимир, не отрываясь от еды.
— Но мы давно никуда не выходили вместе...
— Галка, не начинай с утра. У меня выходной, имею право полежать?
Галина стиснула зубы. Год назад она вышла на пенсию, а он до сих пор работал слесарем на заводе. И каждый выходной одна и та же история — он на диване, она хозяйкой по дому.
— А я что, не имею права на отдых? Или пенсионерка должна только готовить и убираться?
— Ты дома сидишь, отдыхаешь. Не то что я...
— Отдыхаю?! — Галина резко встала. — Я в шесть утра встаю, завтрак готовлю, квартиру убираю, обед варю, стираю, глажу. А ты приходишь, ужинаешь и в телевизор уставился. Когда я отдыхаю, интересно?
Владимир поморщился:
— Опять ты со своими претензиями. Всю радость из дома выгоняешь.
Эти слова больно ужалили. Радость? Какая радость? Когда в последний раз он сказал ей что-то доброе?
— Знаешь что? — Галина развязала фартук. — Поживи без моих претензий. Может, тогда радость вернётся.
Она прошла в спальню, достала сумку и начала складывать вещи. Руки дрожали от обиды и злости.
— Ты куда это собралась? — Владимир стоял в дверях с недоуменным видом.
— К Олесе. Помогу с внуком, раз он болеет. А ты тут отдыхай в своё удовольствие.
— Гал, да ладно тебе. Обиделась из-за ерунды.
— Ерунды? — Она обернулась. — Тридцать лет рядом, а для тебя я ерунда?
Владимир растерянно пожал плечами. Галина взяла сумку и направилась к выходу.
— Когда вернёшься? — спросил муж.
— Не знаю. Может, через день, может, через неделю. А может, вообще не вернусь.
Дверь хлопнула. Владимир остался один в тишине квартиры.
Олеся встретила мать с удивлением:
— Мам, а что случилось? Ты же не предупреждала...
— Ничего особенного. Просто решила помочь с Артёмкой. Папа работает, мне дома скучно.
Дочь внимательно посмотрела на неё. Сколько лет Галина скрывала проблемы, не хотела расстраивать детей. Но сейчас что-то явно случилось.
— Мам, вы с папой поругались?
— Не поругались. Просто... устала я быть невидимой.
Олеся обняла мать. Маленький Артём, несмотря на температуру, обрадовался бабушке. Галина укладывала внука спать, читала ему сказки, и постепенно боль в сердце притупилась. Вот он, смысл жизни — эти детские глаза, полные доверия.
— Бабуля, а почему дедушка не приехал? — спросил мальчик перед сном.
— Дедушка занят, малыш.
— А я скучаю по нему. Он мне машинки чинит.
В горле встал комок. Да, Володя любил внука, возился с ним, когда приезжали в гости. Только вот с женой так же возиться перестал давно.
Владимир сначала даже обрадовался тишине. Можно лежать, сколько хочешь, никто не пилит, не тащит по театрам. Но к вечеру дома стало как-то неуютно. Он разогрел вчерашний суп, но есть в одиночестве оказалось невкусно.
На второй день позвонил дочери:
— Олеся, как там мама?
— Хорошо. Артёма на поправку ставит, со мной по хозяйству помогает.
— А когда домой собирается?
— Не знаю, пап. Спроси у неё сам.
Но Владимир не решался звонить жене. Что сказать? Извини, что назвал тебя ерундой? Или признаться, что без неё дом пустой?
К третьему дню он понял — соскучился. Сильно. Не только по завтракам и ужинам, а по ней самой. По её голосу, по тому, как она возится на кухне, даже по ворчанию.
— Галь, хватит дуться, — позвонил он наконец. — Возвращайся домой.
— Я не дуюсь. Просто живу своей жизнью. Разве я не имею права?
— Имеешь, но... дом без тебя какой-то мёртвый.
— А раньше ты этого не замечал.
— Замечал. Просто не говорил.
В трубке повисла тишина.
— Володь, а помнишь, как мы познакомились?
— Помню. На стройотряде. Ты книжку читала под яблоней, а я полдня храбрость собирал подойти.
— И что ты тогда сказал?
— Что книжка интересная и нельзя ли мне рядом посидеть.
— А сейчас когда в последний раз интересовался, что я читаю?
Владимир молчал. Действительно, когда? Он привык, что Галка всегда рядом, всегда накормит, приласкает, выслушает. А что он дарил ей взамен?
— Прости меня, дурака, — сказал тихо.
— Вова... — в голосе жены слышались слёзы. — Я тоже скучаю. Но мне больно чувствовать себя прислугой в собственном доме.
— Ты не прислуга. Ты... — он запнулся, подбирая слова. — Ты моя жизнь, Галя. Просто я забыл об этом сказать.
На следующий день Владимир приехал к дочери с букетом хризантем и коробкой конфет.
— Дедушка! — Артём бросился к нему на шею.
— Как дела, богатырь? Выздоравливаешь?
— Да! Бабушка мне компрессы ставила и сказки читала. А теперь будешь читать ты?
— Буду, — пообещал дедушка, но смотрел при этом на Галину.
Она приняла цветы, но в глазах всё ещё читалась обида.
— Мам, поехали домой? — предложил Владимир.
— Олесе ещё помощь нужна...
— Мам, я справлюсь, — вмешалась дочь. — Артёму уже лучше. Поезжайте.
По дороге домой молчали. Только когда вошли в квартиру, Галина ахнула:
— Ты убирался?
— Пытался. Правда, не очень получилось.
Она оглядела чистую кухню, заправленную постель, развешанное бельё и улыбнулась:
— А кто это тебя научил?
— Ты научила. За тридцать лет. Просто я делал вид, что не умею, чтобы ты всё сама делала.
— Вредный ты, Володя Шестаков.
— Вредный. Но твой.
Он обнял её, и она не сопротивлялась.
— Прости меня, Галка. Я привык к тебе, как к воздуху. Не замечаешь, пока не пропадёт.
— А я думала, ты меня разлюбил.
— Дурочка. Разлюбить тебя — это как перестать дышать.
Они стояли обнявшись посреди кухни, и Галине казалось, что она снова молодая. Что впереди ещё много лет, которые можно прожить по-другому — не рядом, а вместе.
— Володь, а давай завтра в театр сходим?
— Давай. И в музей можно. И в кино. Куда хочешь.
— А на дачу?
— И на дачу. И в лес за грибами. Только не уходи больше никуда.
— Не уйду. А ты не забывай говорить, что я тебе нужна.
— Буду говорить каждый день. Обещаю.
И он сдержал обещание. Каждое утро теперь начиналось не с молчаливого завтрака, а с объятий и слов благодарности. Потому что они поняли главное — любовь нужно не только хранить, но и показывать каждый день. Иначе она увядает, как цветок без воды.
А через месяц к ним приехал гостить внук, и Галина смотрела, как дедушка читает ему сказки, и думала: вот оно, счастье. Не громкое, не яркое, а тихое и надёжное. Как дыхание. Как сердцебиение. Как любовь длиною в жизнь.