Раннее утро ещё пахло ночной сыростью, когда Елена запрыгнула в свою старенькую «девятку». Она ехала на работу — в столовую в школе райцентра, где трудилась поваром. Ключ повернулся в замке зажигания, и мотор, всегда послушный, на этот раз издал какой-то хриплый, захлебывающийся стон, кашлянул и затих. Мертвая тишина, нарушаемая лишь чириканьем воробьев, вдруг показалась Елене зловещей. Она снова попыталась завести — в ответ раздался лишь беспомощный щелчок стартера.
Ледяная волна паники ударила ей в грудь. Часы показывали без десяти пять. Через двадцать минут от остановки у магазина «Продукты» уходил единственный утренний автобус в райцентр. Следующий — только в восемь. К девяти она никак не успевала приготовить завтрак для полутора сотен школьников. Елена запаниковала. Получить нагоняй от начальства сильно не хотелось, тем более, еще и не по своей вине. Ну вот кто мог знать, что «девятка» внезапно откажет?
Мысли метались, как мухи. Такси? В деревне? Смешно. Никто не поедет так далеко. Попросить кого-то подбросить? Все соседи либо уже уехали на смены, либо работали тут же, в Старом Рыбино. Позвонить на работу и сослаться на плохое самочувствие? Нет уж, это было не в ее характере.
И тут взгляд упал на соседний дом, добротный, из красного кирпича. Дмитрий. Ну конечно? И как только она о нем раньше не подумала?
Они жили рядом уже лет пять, с тех пор как она, овдовев, переехала сюда из города, решив кардинально изменить свою жизнь. Сердце ныло от тоски, душа исходила кровью. Елене хотелось тишины и спокойствия, хотелось найти умиротворение. И она решила: переезд. А что еще? Жить в квартире, где все напоминало об ушедшем муже, она не могла — слишком большую боль это причиняло.
Общение с Дмитрием заключалось в редких кивках при встрече и в том, что Елена иногда заносила ему баночку варенья или пачку пряников к чаю. А что? Мужчина одинокий, никто, небось, и не накормит. Дмитрий всегда сердечно благодарил за угощение, и на следующий день тоже что-нибудь приносил: как правило, печенье или конфеты.
Знала о нем Елена мало, лишь обрывки слухов: бывший автомеханик, держал в деревне свою мастерскую, пока не сразил инсульт. Знала, что две жены у него были — одна ушла к другому, вторая умерла от скоротечного воспаления легких. Жалко человека, конечно. Не получилось у него семьи, так и остался в одиночестве. Но у каждого своя жизнь, свои заботы. На всех жалости не хватит.
Сейчас же отчаяние заставило Елену подбежать к его калитке и застучать в дверь.
— Дмитрий! — крикнула она. — Дмитрий, выручайте! Беда!
Дверь открылась не сразу. Спит, наверное. Ну конечно, такая рань! Елена уже начала спускаться обратно по ступенькам крыльца, лихорадочно соображая, что же делать, что же предпринять. И тут из-за двери послышались тяжелые, шаркающие шаги. Наконец она отворилась, и на пороге возник он — высокий, некогда могучий, а теперь как-то ссутулившийся и перекошенный болезнью мужчина. Лицо его было неподвижным, лишь глаза смотрели сонно и вопрошающе.
— Машина моя заглохла, — выдохнула Елена, почему-то смутившись его взгляда. — Не заводится. Я на работу опаздываю, автобус сейчас уйдет… Может, глянете? — с надеждой спросила она. — Простите, что так рано беспокою, но мне правда больше и обратиться-то не к кому.
Дмитрий, поколебавшись, молча кивнул, сунул ноги в стоптанные тапки, медленно развернулся и, цепляясь рукой за косяк, стал спускаться с крыльца. Он шел, переставляя ноги с видимым усилием, волоча правую. Елене стало неловко и стыдно — она и забыла, как ему тяжело. Прибежала тут с утра пораньше со своими проблемами!
Он подошел к «девятке», открыл капот. Его правая, больная рука, беспомощно висела плетью, но левая, крепкая и жилистая, уверенно потянулась к двигателю. Он что-то проверил, пошарил среди проводов, попросил ее повернуть ключ. Потом выпрямился, его лицо было сосредоточенным.
— Све-чи… мас-лом за-бро-са-ло, — с трудом, растягивая слова, выдавил он. — Про-су-шить… По-проб-ую. Или за-ме-нить.
— Спасибо вам огромное! — с облегчением воскликнула Елена, молитвенно сложив ладони. — Но мне бежать надо, автобус! Звоню на работу, предупреждаю! Спасибо еще раз, вы меня прямо выручите!
Она помчалась к остановке, на ходу доставая телефон. Только бы успеть, только бы успеть! Автобус пришел к остановке ровно вовремя, когда Елена, запыхавшись, уже почти добежала. Водитель участливо подождал ее.
Весь день на работе прошел в суматохе. Она металась между плитами и кастрюлями, чувствуя вину за утренний переполох. Думала, как бы получше отблагодарить Дмитрия, почему-то улыбалась, вспоминая его взгляд. В нем не было ни капли недовольства, ни капли осуждения. Золотой человек! Интересно, почему первая жена его бросила?..
Вечером, перед уходом, Елена аккуратно упаковала в пластиковый контейнер несколько эклеров — воздушных, с нежным заварным кремом. Маленькая плата за попытку помощи.
Подходя к дому, она с надеждой посмотрела на свой двор. Сердце упало. «Девятка» стояла на том же месте, с поднятым капотом. Рядом, на скамейке, сидел Дмитрий. Он выглядел уставшим и подавленным. Увидев ее, он медленно поднялся.
— Не по-лу-чи-лось, — смущенно произнес он, глядя куда-то мимо нее. — Не мо-гу… ру-ка… не слу-ша-ет-ся. Све-чи но-вы-е на-до. Или чис-тить. За-втра… по-про-бую еще.
Елена увидела, что его больная рука дрожит от напряжения, а на лбу выступила испарина. Он не просто сидел тут — он боролся. Весь день. Ее затопила горячая волна благодарности.
— Да ничего, Дмитрий! Спасибо вам! — искренне воскликнула Елена, протягивая контейнер. — Вот, от наших стряпух передали. Угощайтесь. Это самое малое, что я могу для вас сделать.
Он взял коробку, кивнул и, не глядя на нее, побрел к себе. Елена смотрела ему вслед. Наверное, сильно расстроился. Ее сердце невольно сжалось. В кои-то веки он почувствовал себя нужным — и не смог, не справился с задачей.
Следующее утро опять началось с автобуса. Весь день Елена между делом поглядывала на телефон — ждала чуда. Или звонка. Просто хотелось услышать голос Дмитрия, поговорить с ним. Мысль о нем заставляла ее улыбаться. Какой-то он был… хороший. Светлый. Притягательный. И пусть он не починит ее «девятку» — да и бог с ней!
Вернувшись, она увидела ту же картину. Дмитрий сидел на крыльце своего дома, а не у машины. Он ждал Елену.
Когда она подошла, он неловко поднялся навстречу. В его глазах читалась такая глубокая, всепоглощающая усталость и досада, что Елене стало не по себе. Он протянул ей смятый листок из школьной тетради и отвернулся, плечи его сникли.
— Из-ви-ни… — он говорил еще медленнее и тише, чем обычно, смотря в землю. — Не выш-ло… Не смог. Во-обще. Не мо-гу я боль-ше. Вот… Но-мер. Сер-гей. Ме-ха-ник. Из го-ро-да. Хо-ро-ший. Он при-едет, по-чи-нит.
Он произнес это с таким отчаянием, будто признавался в крушении всей своей жизни. В этот момент Елена увидела не соседа, который не справился с ремонтом. Она увидела одинокого, сломленного болезнью мужчину, который два дня подряд героически, вопреки своей немощи, пытался совершить невозможное. Ради нее, ради себя, ради победы над болезнью.
Она вспомнила все, что о нем знала: ушедшую жену, умершую жену, его несбывшуюся мечту о семье, мастерскую, которую он любил и которую забрала у него болезнь. Этот листок с номером был не помощью, а белым флагом. Капитуляцией. Он проиграл.
И сердце вдруг забилось в горле от острого, пронзительного сочувствия — и еще какого-то чувства, теплого и солнечного. Она посмотрела на смятый листок, потом на больную, безвольно опущенную руку Дмитрия. Потом на коробку с эклерами, которую она снова привезла. И рассмеялась — легким, снимающим напряжение смехом.
— Да пошла она, Дима, эта машина! — воскликнула, забирая у него листок и суя ему в руки контейнер. — Я на автобусах двадцать лет ездила, и ничего страшного. Не переломилась. — Она озорно подмигнула ему, улыбнулась открыто, и внезапно даже для самой себе перешла на «ты»: — А знаешь, что ты за эти дни починил?
Он удивленно поднял вопросительный взгляд, но не произнес ни слова.
— Ты мне все расписание поправил! Я теперь точно знаю, какой автобус ловить. И на свежий воздух выхожу, променады, так сказать, совершаю, а то все за рулем мотаюсь, как в консервной банке. Так что считай, справился. Не с железкой, так с графиком. Я рада, что именно к тебе с этой проблемой обратилась.
Она увидела, как в его усталых глазах мелькнула искорка — то ли недоумения, то ли проблеск чего-то теплого. Он тоже улыбнулся — одним уголком губ, но искренне. Некоторое время они молча стояли друг напротив друга, не говоря ни слова.
— Иди ужинать, — почти скомандовала Елена, распахивая калитку. — Я там курицу с картошкой вчера делала, на всю неделю наготовила. Помоги съесть, а то завтра до вечера одно и то же жевать буду. Заодно расскажешь про этого Сергея, как его лучше вызвать. И про свечи эти, как это их там маслом забросало. А то я совсем в этих механизмах не разбираюсь, хотя за рулем давно.
Она не предлагала ему жалость. Она предлагала ему нужность. И компанию.
Дмитрий постоял с минуту, глядя то на коробку с эклерами, то на ее улыбающееся лицо. Потом неуверенно кивнул, помялся и, шаркая ногой, переступил порог калитки.
На небе уже догорал яркий малиновый закат, где-то вдалеке звонко, будто в пустую бочку, надрывно лаяла собака. На горизонте собирались хмурые, но маленькие тучки, обещая ночной дождь.
Машина так и осталась стоять с открытым капотом. Но это уже не было главной неисправностью. Гораздо более важная поломка — многолетнее одиночество — вдруг начала потихоньку чиниться. Не гаечным ключом, а простой человеческой благодарностью и тарелкой горячей курицы.
---
Автор: Александра З.