— Я сказал, мы сделаем теплые полы в ванной! И на кухне тоже. Это не обсуждается, Марина, я уже договорился с мастером.
Игорь бросил ключи от машины на тумбочку в прихожей с таким видом, будто только что в одиночку выиграл мировую войну. Марина молча сняла с него куртку, повесила на плечики. Она устала. Устала от этой бесконечной гонки за чем-то, что Игорь называл «нормальной жизнью».
— Игорь, откуда у нас такие деньги? — тихо спросила она, проходя за ним на кухню. — Мы только-только за машину кредит отдали. Я думала, вздохнем спокойно хоть пару месяцев.
— Вздохнем? — он обернулся, и в его глазах вспыхнуло раздражение. — В этой хрущевке с ледяным кафелем вздыхать можно только от холода. У всех нормальных людей давно ремонт сделан по-человечески. У Сашки, моего зама, даже на балконе пол с подогревом! А мы что? Хуже других? Я зарабатываю, я хочу приходить домой и чувствовать себя комфортно.
— Но это огромные деньги, — Марина открыла холодильник, скорее по привычке, чем от голода. — Мастер же сказал, там все вскрывать надо, стяжку новую делать...
— Я возьму еще один кредит, — отрезал он. — Небольшой, на год. Зато потом будем как люди жить, а не как в прошлом веке. Всё, тему закрыли.
Марина не стала спорить. Она знала, что это бесполезно. Если Игорь что-то вбил себе в голову, переубедить его было невозможно. Он был неплохим человеком, работящим, непьющим, но эта его одержимость «статусом», желанием быть «не хуже других» порой доводила до абсурда. Он был готов залезть в долги, лишь бы купить телефон новой модели или поменять почти новую машину на ту, что «престижнее». И вот теперь — теплые полы.
Через пару дней, когда разговоры о ремонте немного утихли, позвонил ее брат, Слава. Голос у него был виноватый и растерянный.
— Марин, привет. Тут такое дело... В общем, мама...
Сердце у Марины тревожно екнуло.
— Что с мамой? Она заболела?
— Да нет, со здоровьем, слава богу, порядок. Просто... помнишь, она свою однушку продала, чтобы нам на ипотеку добавить? Ну, мы думали, она у нас поживет, пока мы вариант с разменом не найдем. А Ленка моя... — он замялся. — Сама знаешь, она на сносях, нервная. Говорит, тесно, не могу, и все тут. Утром опять скандал был. Мама слышала... Собрала сумку и сказала, что уходит.
— Куда уходит? Слава, ты в своем уме? Куда она пойдет?
— Говорит, к тете Вале на дачу поедет, перезимует как-нибудь. Марин, я не знаю, что делать. Ленка ультиматум поставила: или она, или мама. А у нас скоро ребенок родится... Я пытался с мамой поговорить, она и слушать не хочет. «Не буду вам мешать, — говорит, — гнездо вить». Может, вы ее к себе заберете? Хотя бы на время?
Марина молчала, прижав трубку к уху. В ушах шумело. Забрать маму. Конечно, забрать. Как вообще может быть по-другому? У них двухкомнатная квартира, одна комната — их с Игорем спальня, вторая — гостиная. Можно поставить диван, мама человек нетребовательный, ей много не надо.
— Хорошо, Слава. Я поговорю с Игорем. Пусть мама пока никуда не едет. Скажи ей, я вечером позвоню.
Весь день на работе она была как на иголках. Как сказать Игорю? Он никогда особо не ладил с тещей. Не ругался, нет, но всегда держался подчеркнуто отстраненно. Анна Петровна, ее мама, была женщиной тактичной и никогда не лезла с советами, но Игорь все равно видел в ней угрозу своему личному пространству.
Вечером, когда они ужинали, Марина решилась. Она начала издалека, рассказала о звонке брата, о ситуации с его женой. Игорь слушал молча, с каменным лицом.
— В общем, я думаю, нам надо маму к себе забрать, — закончила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Временно, пока Слава что-нибудь не придумает.
Игорь медленно положил вилку на тарелку.
— Ты серьезно?
— Абсолютно. А какой еще выход? Не на дачу же ей ехать в зиму.
— А почему нет? — его голос был ледяным. — У брата твоего пусть голова болит. Он мамину квартиру использовал, чтобы свои проблемы решить, вот пусть он дальше и думает.
— Игорь, но у него жена беременная, они в однушке ютятся! — почти крикнула Марина. — Куда им еще маму? А у нас две комнаты!
— У нас одна спальня и одна гостиная! — отчеканил он. — Я не собираюсь жить как в коммуналке, ходить на цыпочках и делить единственный санузел. Мы только начали жить для себя! У нас ремонт на носу! Какие еще приживалки?
Слово «приживалка» больно резануло.
— Она не приживалка, она моя мать! Она вырастила меня, помогала нам, когда мы только поженились, сидела с маленьким Костиком, пока я сессию сдавала...
— Костику уже двадцать лет, и он живет отдельно! — перебил Игорь. — Прошлого не вернешь. Я сказал — нет. Твоя мать нам не нужна, пусть живет у брата. У него есть обязательства, а у меня — нет.
Он встал из-за стола и вышел из кухни, давая понять, что разговор окончен. Марина осталась сидеть, глядя в остывшую тарелку. Слезы катились по щекам, смешиваясь с остатками ужина. Так больно и обидно ей не было никогда.
Матери она позвонила, соврала, что у них самих какие-то непредвиденные сложности, что нужно немного подождать. Анна Петровна все поняла без слов.
— Не переживай, дочка, — ее голос в трубке был ровным и спокойным. — Я же не на улицу иду. У Валюшки на даче домик хороший, печка есть, дрова я куплю. Побуду на свежем воздухе, отдохну от города. А вы живите спокойно. Не ссорься с мужем из-за меня.
На следующий день Анна Петровна уехала. Марина помогла ей собраться, накупила продуктов на первое время, дала денег. Она смотрела на сгорбленную фигурку матери, усаживающейся в старенький дачный автобус, и чувствовала себя предательницей.
Жизнь в квартире превратилась в ад. Они с Игорем почти не разговаривали. Он делал вид, что ничего не произошло, обсуждал с мастером детали предстоящего ремонта, выбирал плитку. Марина механически выполняла домашние дела, но внутри у нее все кипело от обиды и злости. Каждые выходные она ездила на дачу к матери. Там пахло дымом из печки, сушеными травами и сыростью. Анна Петровна держалась молодцом: носила воду из колодца, колола щепки для растопки, читала книги у огня. Но Марина видела, как тяжело ей дается эта самостоятельность, как мерзнут по ночам руки, как устало она выглядит.
— Мам, может, все-таки вернешься? — спрашивала она каждый раз. — Ну, снимем тебе комнату где-нибудь рядом...
— Не выдумывай, — отмахивалась Анна Петровна. — На какие деньги снимать? У вас и так кредит на кредите. А я здесь привыкла. Воздух какой, тишина... Для моих нервов — самое то.
Ремонт начался. Квартира наполнилась пылью, шумом перфоратора и запахом строительных смесей. Игорь был на седьмом небе от счастья, он часами пропадал в строительных магазинах, покупая дорогие смесители и светильники. Марина равнодушно смотрела на все это. Радости не было. Мысли о матери, зимующей в холодном дачном домике, не давали покоя.
Брат звонил редко, говорил, что у них все сложно, что Лена плохо себя чувствует. Марина понимала, что помощи от него ждать не стоит.
Однажды в субботу, когда ремонт был в самом разгаре, Игорь решил сам съездить на рынок за какими-то мелкими деталями. На улице подморозило, крыльцо у подъезда покрылось тонкой ледяной корочкой. Марина крикнула ему вслед, чтобы был осторожнее, но он только махнул рукой.
Она услышала глухой удар и вскрик. Выбежала на лестничную клетку. Игорь лежал на ступеньках в неестественной позе, держась за ногу, его лицо было искажено от боли.
Скорая, больница, рентген. Вердикт врачей был неутешительным: сложный перелом лодыжки со смещением. Гипс на два месяца, строгий постельный режим и никаких нагрузок.
Первые дни Марина крутилась как белка в колесе. Утром — на работу, после работы — бегом домой, готовить, убирать, обслуживать лежачего больного. Игорь был капризным и требовательным пациентом. Все было не так: суп несоленый, подушка неудобная, пульт от телевизора далеко. Он злился на свою беспомощность, на боль, на весь мир.
Через неделю Марина поняла, что выдыхается. Она не высыпалась, постоянно нервничала, на работе все валилось из рук. Начальник вызвал ее на ковер и намекнул, что если так пойдет и дальше, ей придется искать другое место.
Вечером она сидела на кухне, тупо глядя в стену. Денег на сиделку не было — все ушло на ремонт и дорогие лекарства. Взять отпуск за свой счет она не могла — они бы просто не выжили на одну зарплату Игоря, которой теперь, к тому же, не было. Ситуация казалась безвыходной.
И тут ее осенило. Мама. Мама ведь тридцать лет проработала медсестрой в травматологическом отделении. Она умеет делать уколы, перевязки, знает все тонкости ухода за лежачими больными.
Мысль была такой неожиданной и спасительной, что Марина даже вслух произнесла: «Мама».
Игорь, лежавший в комнате с открытой дверью, услышал.
— Что «мама»? — раздраженно спросил он.
Марина вошла в комнату. Она глубоко вздохнула, собираясь с духом.
— Игорь, я больше не могу. Я не справляюсь. Мне нужна помощь.
— Какая помощь? Позвони своей подружке Светке, пусть придет поможет.
— Светка сама с двумя детьми сидит. Да и что она сделает? Утку из-под тебя вынесет? Укол сделает? — Марина чувствовала, как в голосе появляются злые нотки. — Единственный человек, который может нам сейчас помочь, — это моя мама. Она профессиональная медсестра.
Игорь отвернулся к стене. Он молчал. Марина видела, как напряглась его спина под одеялом.
— Я не прошу, я ставлю тебя в известность, — сказала она жестко, сама удивляясь своей смелости. — Завтра я поеду за ней. Она будет жить здесь и ухаживать за тобой, пока ты не встанешь на ноги. А я смогу спокойно работать. Другого выхода у нас нет.
Он ничего не ответил. Но его молчание было красноречивее любых слов. Это было молчание человека, загнанного в угол.
На следующий день Марина, отпросившись с работы, поехала на дачу. Анна Петровна, выслушав ее, лишь покачала головой.
— Горе-то какое... Конечно, поеду, дочка. О чем разговор. Собирайся, поможешь мне вещи донести.
Когда они вошли в квартиру, Игорь лежал с закрытыми глазами, делая вид, что спит. Анна Петровна молча прошла в комнату, оставила свою сумку у порога. Она подошла к его кровати, поправила одеяло, потрогала лоб.
— Температуры нет, это хорошо, — сказала она своим обычным, спокойным голосом, в котором не было ни упрека, ни злорадства. — Ну-ка, герой, давай посмотрим, что у тебя тут.
Она ловко, привычными движениями осмотрела загипсованную ногу, проверила, не отекли ли пальцы.
— Ничего, бывает и хуже. Главное — лежать смирно и выполнять все предписания. Мариша, дай-ка мне спирт и вату. Время укола.
Игорь открыл глаза. Он посмотрел на тещу — на эту невысокую женщину с уставшим лицом и на удивление сильными, умелыми руками. Он хотел что-то сказать, может быть, извиниться, но слова застряли в горле. Он лишь покорно повернулся на бок.
С приездом Анны Петровны жизнь в доме наладилась. Она взяла на себя все заботы о больном: уколы, обработка швов после операции, массаж, чтобы не было пролежней, специальная диета. Она делала все молча, профессионально и с каким-то внутренним достоинством. Она не сюсюкала с Игорем, но и не показывала своей обиды. Просто делала свою работу.
Марина наконец смогла выдохнуть. Она уходила на работу, зная, что муж под присмотром. Вечером ее ждал горячий ужин и относительный порядок в доме. Анна Петровна умудрялась не только ухаживать за зятем, но и поддерживать чистоту, готовить на всех. Она спала в гостиной на стареньком диване, и казалось, что она была здесь всегда.
Игорь поначалу вел себя настороженно. Отвечал односложно, старался не встречаться с тещей взглядом. Но постепенно он начал оттаивать. Он видел, с какой заботой она меняет ему повязки, как аккуратно подает еду, чтобы он не испачкался. Он слышал, как она по ночам встает, чтобы проверить, не болит ли у него нога.
Однажды вечером, когда Марина была в магазине, Анна Петровна принесла ему чай с малиной.
— Простыть боишься, сквозняк, — пояснила она, ставя чашку на тумбочку.
— Спасибо, — тихо сказал Игорь. И добавил, глядя в сторону: — Анна Петровна... Вы уж простите меня. Дурака.
Она присела на краешек стула.
— Бог простит, Игорь. Главное, чтобы ты сам себя простил. И чтобы вы с Мариной жили дружно. Она у меня одна, за нее душа болит.
— Я знаю, — прошептал он. — Я все понимаю. Теперь.
Он рассказал ей про кредит, про эти дурацкие теплые полы, которые теперь казались ему верхом глупости и тщеславия. Рассказал, как завидовал другу, как хотел жить «не хуже».
— Хуже всего, Игорь, — это когда родные люди в беде, а ты им помочь не можешь, — просто сказала она. — А полы... Полы — дело наживное. Главное, чтобы в доме тепло было не от проводов под плиткой, а от сердец.
Прошло два месяца. Игорю сняли гипс, он начал потихоньку ходить с костылем, разрабатывать ногу. Анна Петровна все так же жила у них. Однажды вечером, когда они втроем сидели на кухне и пили чай, позвонил Слава. Радостным голосом он сообщил, что у них родилась дочка, что все хорошо, и спросил, как там мама.
После разговора повисла тишина. Марина понимала, что теперь, когда Игорь на ногах, маме вроде как и незачем у них оставаться. И снова возвращаться на холодную дачу? Сердце сжалось от этой мысли.
— Ну что ж, — сказала Анна Петровна, вставая. — Пора мне, наверное, и честь знать. Поправился зятек, слава богу. Поеду к себе.
— Куда к себе, мама? — спросила Марина.
— Так на дачу. Весна скоро, рассаду сажать надо.
— Никуда ты не поедешь, — вдруг твердо сказал Игорь. Он встал, подошел к Анне Петровне и, неловко приобняв ее за плечи, сказал: — Место твое теперь здесь, мама. С нами.
Он впервые назвал ее мамой.
Анна Петровна удивленно посмотрела на него, потом на дочь. В глазах Марины стояли слезы.
— Но, Игорь... комната одна... Я вам мешать буду.
— Ничего, — он усмехнулся. — Потеснимся. А в гостиной мы ремонт доделаем. Поставим тебе нормальную кровать, шкаф. И это... пол теплый сделаем. Обязательно. Ты заслужила.