— Снова репетитор? Марина, ты вообще думаешь головой? Откуда у тебя такие деньги, чтобы их на ветер бросать? Павлик и так в школе нормально учится!
Тамара Петровна, не разуваясь, прошла вглубь коридора, бросив сумку на тумбочку с такой силой, что одиноко стоявшая на ней вазочка испуганно звякнула. Марина только вздохнула, закрывая за свекровью дверь. Эти визиты без предупреждения всегда начинались одинаково — с порога, с претензий.
— Здравствуйте, Тамара Петровна. У Павлика сложности с математикой, я же вам говорила. Экзамены скоро, нужно подтянуть.
— Сложности у тебя в голове! — не унималась свекровь, проходя на кухню, словно инспектор. Она брезгливо провела пальцем по столешнице, ожидая найти пыль, но, к ее разочарованию, было чисто. — В наше время никаких репетиторов не было, и ничего, все людьми выросли! А ты последнее из него тянешь, лучше бы делом занялась.
Марина молча поставила чайник. Спорить было бесполезно, она знала это по горькому опыту последних полутора лет, прошедших со смерти Игоря. Ее муж был тем буфером, что сдерживал властный напор матери. Теперь, когда его не стало, вся эта нерастраченная энергия обрушилась на нее.
— Деньги на репетитора у меня есть, — тихо ответила она. — Я работаю.
— Работает она! — фыркнула Тамара Петровна, усаживаясь за стол. — В библиотеке своей! Много ты там заработаешь? Копейки! Я же тебе по-хорошему говорила: продавай этот хлам.
Марина замерла с чашкой в руках. Она знала, о чем идет речь. Этот разговор возникал с пугающей регулярностью.
— Я не буду продавать дачу, — отрезала она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Опять за свое? — лицо свекрови побагровело. — Да кому нужен этот сарай на шести сотках бурьяна? Игорь, царствие ему небесное, с ума сходил с этой идеей, а ты продолжаешь! Зачем она тебе? У тебя ни машины, ни сил, ни денег, чтобы ее в порядок приводить. Участок зарос, домик этот покосившийся вот-вот рухнет. Продадим, купим Павлику к совершеннолетию хотя бы комнату. Будет вложение!
— Это память об Игоре, — упрямо повторила Марина. — Он так мечтал достроить этот дом. Он своими руками веранду начинал… Мы с Павликом летом туда ездим. Ему там нравится, свежий воздух.
— Свежий воздух! — передразнила Тамара Петровна. — Комары да крапива по пояс! Мальчику нужно море, фрукты, а не твои комары. Я уже и риелтора нашла, моя знакомая, сделает все по-быстрому. Цена сейчас хорошая, место вроде неплохое. Давай, Марина, не упрямься. Решим вопрос, и деньги будут. И на репетиторов твоих, и на море Павлику, и мне бы подсобила немного, крышу на балконе нужно перекрыть.
Марина села напротив. Она смотрела на свои руки, сцепленные на столе. Каждое слово свекрови било по больному. Она и сама понимала, что дача требует вложений. Старый щитовой домик, купленный Игорем за копейки еще до свадьбы, действительно был далек от идеала. Муж мечтал построить на его месте большой, добротный дом, где они будут собираться всей семьей. Он успел только залить фундамент под веранду и посадить несколько яблонь. Потом его не стало. И теперь этот заросший участок с недостроем был единственным местом, где Марина чувствовала его присутствие.
— Я не буду ее продавать, — повторила она глухо. — Это не обсуждается. Дача Игоря, и после него она моя и Павлика. Это мое решение.
— Твое решение? — взвилась Тамара Петровна. — А кто ты такая, чтобы решать? Ты вдова моего сына! Ты живешь в его квартире! И ты должна прислушиваться к мнению старших! Я плохого не посоветую. Все, разговор окончен. В субботу приедет риелтор, будь добра поехать со мной и показать ей все.
Она встала, давая понять, что аудиенция окончена. От чая, который уже заварился, она отказалась. На пороге обернулась.
— И подумай о Павлике. Ты лишаешь собственного сына нормального будущего из-за своих глупых сантиментов.
Дверь хлопнула. Марина осталась одна на кухне. Слезы сами потекли по щекам. Она не была бойцом. Тихая, скромная, привыкшая уступать. Но дача была ее последним рубежом. Отдать ее — значило предать Игоря, предать их общие мечты.
Вечером, уложив сына спать, она позвонила своей единственной подруге Ольге.
— Опять она за свое, — выдохнула Марина в трубку, пересказав дневной визит.
— Господи, ну что за человек, — посочувствовала Ольга. — Никакого такта. Марин, а может, в этом есть доля правды? Тебе и правда тяжело одной.
— Оля, и ты туда же? — в голосе Марины прозвучала обида. — Ты же знаешь, как Игорь любил это место. Он каждую доску сам выбирал для этой веранды. Там яблонька, которую мы с Павликом посадили на его день рождения… Я не могу. Это как вырвать кусок сердца и продать.
— Я понимаю, понимаю, не кипятись, — примирительно сказала подруга. — Просто я за тебя волнуюсь. Она же тебе жизни не даст. Может, просто свозить ее туда, пусть риелтор скажет, что за такие развалины и денег-то не дадут, она и успокоится?
Идея показалась Марине здравой. Действительно, кто захочет покупать заросший бурьяном участок с покосившимся домиком и одиноким фундаментом? Может, увидев реальную, а не воображаемую цену, свекровь наконец отступит.
В субботу утром Тамара Петровна была бодра и полна решимости. Она заехала за ними на такси, всю дорогу рассказывая, какая замечательная женщина риелтор Светлана и как им повезло, что она согласилась помочь. Марина молчала, глядя в окно. Павлик, предвкушая поездку на любимую дачу, радостно болтал, не замечая напряжения между матерью и бабушкой.
Риелтор Светлана оказалась полной, шумной женщиной в ярком костюме. Она смерила Марину оценивающим взглядом и деловито зашагала по участку.
— Ну-с, что тут у нас… — протянула она, лавируя между зарослями лопухов. — Участок, конечно, запущен. Это минус. Дорога — грунтовка. Тоже минус. Вода летняя? Газа нет? Минус, минус.
Тамара Петровна следовала за ней, подобострастно заглядывая в глаза.
— Но место-то хорошее, Светочка! Рядом лес, озеро! Воздух!
— Воздух к делу не пришьешь, Петровна, — отрезала риелтор. Она пнула ногой угол старого домика. — Это под снос. Однозначно. Фундамент этот… что это вообще? На веранду? Ну, может, кому и пригодится. В общем, так. За сотку в этом районе сейчас просят… — она задумалась, — ну, если очень повезет, тысяч по сорок. У вас шесть соток. Двести сорок тысяч. Минус мои комиссионные, минус расходы на оформление… Тысяч двести на руки получите, если быстрого покупателя найдем.
Марина внутренне выдохнула с облегчением. Тамара Петровна, напротив, помрачнела.
— Как двести? Ты же говорила…
— Я говорила, если бы тут дом стоял нормальный! А у вас — труха. За эту цену еще спасибо скажете. Покупатель найдется, конечно, какой-нибудь мужик с руками, который сам строиться будет. Но больших денег не ждите.
Свекровь явно была разочарована. Она рассчитывала на гораздо большую сумму. Всю обратную дорогу она молчала, и Марина надеялась, что инцидент исчерпан.
Но она недооценила упорства Тамары Петровны.
— Двести тысяч — тоже деньги! — заявила она через пару дней по телефону. — Продаем! Я дала Свете согласие, она уже ищет клиента.
— Я не давала согласия! — вскрикнула Марина.
— А твоего согласия и не надо! Я опекун своего внука, и я действую в его интересах!
Это была наглая ложь. Никаким опекуном она не была, и Марина это знала. Но спорить по телефону было бесполезно. Свекровь бросила трубку.
Марина почувствовала, что задыхается от бессильной ярости. Она решила, что больше не может сидеть сложа руки. Взяв на работе отгул, она собрала небольшую сумку, взяла Павлика и поехала на дачу. Она решила провести там несколько дней, привести в порядок хотя бы небольшую часть участка, чтобы он не выглядел так удручающе. Ей нужно было доказать самой себе, что она может справиться.
Дача встретила их тишиной и запахом нагретой на солнце травы. Павлик тут же умчался к старому турнику, который Игорь когда-то вкопал между двух берез. Марина надела рабочие перчатки и принялась за дело. Она полола грядки, вырывала вездесущие лопухи, собирала прошлогодние листья. Работа успокаивала. К вечеру небольшой пятачок перед домом был расчищен.
— Мама, смотри, что я нашел! — прибежал Павлик, протягивая ей ржавый гвоздь причудливой формы.
— Молодец, кладоискатель, — улыбнулась Марина.
На следующий день к ним заглянул сосед, Степан Захарович, сухонький старичок, живший в своем доме круглый год.
— О, Маринушка, приехала! А я уж думал, совсем забросили хозяйство. Игоря часто вспоминаю, хороший был парень, хваткий.
— Здравствуйте, дядя Степа. Вот, решила немного прибраться.
— Дело хорошее, — кивнул старик, присаживаясь на лавочку. — Земля-то эта не простая. Тут до революции усадьба купца Елисеева была. Богатый был, говорят. А как красные пришли, он вроде как ценности свои припрятал где-то на участке. Легенда, конечно, но старики болтали. Сколько тут после него хозяев сменилось, никто ничего не нашел.
Марина вежливо улыбнулась. Она слышала эту байку от Игоря. Он любил шутить, что они живут на золотой жиле.
— Вы бы яблоньку старую убрали, — посоветовал Степан Захарович, показывая на высохшее дерево у забора. — Она уже все, отжила свое. Только место занимает, да и вид портит. Корни у нее, правда, глубокие, помучиться придется.
Марина поблагодарила за совет. Яблоня действительно выглядела мертвой. Игорь еще собирался ее спилить, но не успел. Она решила, что попробует хотя бы спилить ствол, а с корнем разберется позже.
Следующие несколько дней она занималась домом и садом. Общение со свекровью свелось к гневным смс, на которые Марина старалась не отвечать. Она чувствовала, как внутри нее растет уверенность. Она справится. Она сохранит это место для сына.
Идея выкорчевать пень старой яблони пришла внезапно. Марина подумала, что на его место можно будет посадить новую, молодую яблоньку, в память об Игоре. Она взяла лопату и топор. Работа оказалась тяжелой. Корни, как и предупреждал сосед, уходили глубоко в землю и переплелись в тугой узел. Павлик крутился рядом, пытаясь «помогать» своей детской лопаткой.
— Мам, тут что-то твердое! — крикнул он вдруг.
Марина отложила топор. Она копнула лопатой там, где указал сын, и лезвие с неприятным скрежетом ударилось о металл. Она подумала, что это какой-то камень или кусок старой трубы. Но, расчистив землю вокруг, она увидела край чего-то прямоугольного, покрытого толстым слоем ржавчины.
Сердце забилось чаще. Не может быть. Это же просто байки. Она копала с удвоенной энергией, и вскоре из земли показался угол металлического ящика, окованного потемневшими от времени полосами. Он был небольшой, примерно как обувная коробка, но очень тяжелый.
С помощью лома, который она нашла в сарае, ей с огромным трудом удалось извлечь находку из земли. Замок давно проржавел и рассыпался от первого же удара. Дрожащими руками Марина подняла тяжелую крышку.
Внутри, на подкладке из истлевшего бархата, тускло поблескивали золотые монеты царской чеканки. Несколько женских украшений — брошь с крупным рубином, серьги с жемчугом, массивное ожерелье. Рядом лежал небольшой кожаный мешочек, в котором оказались драгоценные камни, пересыпавшиеся в руке холодными, тяжелыми искрами.
Марина села прямо на землю, не в силах поверить своим глазам. Легенда оказалась правдой. Она смотрела на сокровища, потом на сына, который с восторгом разглядывал большую золотую монету. Это было похоже на сон.
Первым делом, придя в себя, она позвонила в полицию, а затем в местный краеведческий музей. Она знала, что по закону клад нужно сдать государству, и была к этому готова. Ей объяснили процедуру: будет проведена экспертиза, оценка, и по закону ей, как нашедшей клад на своей земле, будет положено вознаграждение — значительный процент от стоимости.
И только после этого она, немного поколебавшись, набрала номер свекрови.
— Тамара Петровна, здравствуйте. Я на даче, — начала она ровным голосом.
— Я не хочу с тобой разговаривать! — раздался в ответ раздраженный крик. — Светлана нашла покупателя! Мужик готов хоть завтра деньги отдать, те самые двести тысяч! А ты прячешься там, как…
— Тамара Петровна, — перебила ее Марина. — Продажи не будет. Тут такое дело… Мы клад нашли.
В трубке повисла тишина. Такая густая, что, казалось, ее можно потрогать.
— Что? — прошептала наконец свекровь. — Какой еще клад? Ты меня не разыгрываешь?
— Нет. Старинные монеты, драгоценности. Здесь уже полиция, эксперта из музея ждут.
— Клад… — повторила Тамара Петровна, и ее голос начал стремительно меняться, наполняясь восторгом и жадностью. — Клад! Наш клад! Маринка, мы богаты! Богаты! Я сейчас приеду!
Она примчалась через полтора часа на том же такси, взбудораженная, с горящими глазами. Она растолкала немногочисленных зевак, собравшихся у калитки, и подбежала к Марине, которая разговаривала с сотрудником полиции.
— Где он? Покажи! Сколько там? Миллионы? — зашептала она, пытаясь заглянуть в опечатанный ящик. — Наконец-то! Я всегда знала, что эта земля не простая! Теперь заживем! Квартиру Павлику купим, и мне новую, и машину!
— Тамара Петровна, успокойтесь, — попыталась остановить ее Марина. — Клад нужно сдать государству. Нам выплатят вознаграждение.
— Какое вознаграждение? Все наше! На нашей земле нашли! — она повернулась к полицейскому. — Я хозяйка! Ну, мы с ней, с невесткой. Это земля моего сына была!
Полицейский, уставший мужчина средних лет, посмотрел на нее с легким раздражением.
— Гражданочка, собственник участка кто?
— Ну, она, — кивнула Тамара Петровна на Марину, как будто это была досадная мелочь. — После сына ей досталось. Но я же его мать!
— По закону, — терпеливо начал объяснять сотрудник, — пятьдесят процентов от стоимости клада, представляющего историческую ценность, отходит государству. Пятьдесят процентов — собственнику земельного участка. Поскольку клад нашла собственница, то ей и полагается вся доля. То есть половина оценочной стоимости.
Лицо Тамары Петровны медленно вытягивалось.
— Как… ей? А я? А Павлик, мой внук?
— Ваш внук является наследником своей матери, — пожал плечами полицейский и отошел, чтобы ответить на звонок.
Тамара Петровна повернулась к Марине. Восторг на ее лице сменился сначала недоумением, а потом плохо скрываемой яростью.
— Это что же получается? — прошипела она. — Все тебе?
— Нам с Павликом, — спокойно поправила Марина. Она впервые в жизни не боялась свекрови. Вся эта ситуация, находка, общение с официальными лицами — все это придало ей сил. Она больше не была забитой вдовой. Она была хозяйкой своей земли и своей судьбы.
— Я так и знала! — закричала Тамара Петровна. — Ты все подстроила! Ты знала про этот клад! Специально не хотела продавать! Хотела все себе захапать!
— Что вы такое говорите? — Марина смотрела на нее без страха, только с горечью и жалостью. — Я сама только что узнала. Если бы вы продали участок за двести тысяч, все это досталось бы новому хозяину. Вы были в шаге от того, чтобы лишить собственного внука всего.
Эти слова попали в цель. Свекровь замолчала, обдумывая их. Осознание того, как близка она была к роковой ошибке, на мгновение отрезвило ее. Но жадность взяла верх.
— Но это несправедливо! — заныла она. — Я его бабушка! Я имею право! Мы должны все поделить!
Марина смотрела на нее, на эту мечущуюся, потерявшую всякое достоинство женщину, и понимала, что пропасть между ними непреодолима.
— Тамара Петровна, — сказала она тихо, но твердо. — Эти деньги пойдут на будущее Павлика. На его образование, о котором вы так «заботились». И на этот дом. Я дострою его, как мечтал Игорь. Это будет его дом. Наш дом.
Она повернулась и пошла к крыльцу, где ее ждал сын. Она обняла его и посмотрела на свой участок. Он больше не казался ей заросшим и заброшенным. Она видела на нем будущий сад, большую веранду, слышала смех своего сына.
Тамара Петровна еще что-то кричала ей в спину, говорила про совесть, про суд, про то, что она этого так не оставит. Но Марина ее почти не слушала. Она смотрела на старую яблоню, у корней которой скрывалось сокровище, и понимала, что настоящий клад она нашла не в ржавом ящике. Настоящим кладом была та сила и независимость, которую она обрела, защищая память о своем муже и будущее своего сына. И этот клад у нее уже никто не отнимет.