Комфортная ложь
Она поняла это из-за точки. Маленькой синей точки в мессенджере под именем «Сергей ❤️».
Точка означала, что он в сети. Прямо сейчас. А Сергей должен был быть на важнейшей презентации, длинной и нудной, где телефоны доставать строжайше запрещалось под страхом профессиональной смерти. Он сам ей это утром сказал, целуя в макушку, когда она наливала ему кофе: «Пропаду часов на пять, солнце. Не волнуйся, если молчать буду».
Анна посмотрела на экран ноутбука. 15:17. «Сергей ❤️ печатает...» На несколько секунд на экране повисло это состояние. Потом – ничего. Сообщение так и не пришло.
Странно.
Она отмахнулась. Наверное, презентацию перенесли. Или у него перерыв. Она снова углубилась в подбор материалов для спальни в скандинавском стиле, отложив странность на задворки сознания. Но через полчаса щелчок уведомления вернул ее к диалогу.
— Привет, — написал «Сергей ❤️». — Чем занята?
Анна улыбнулась. Все-таки перерыв.
— Работаю. Спальню доделываю. Скучаю.
Она отправила сообщение и потянулась за чашкой с остывшим чаем. Ответ пришел почти мгновенно.
— Ага. А у меня тут завал.
Анна замерла с чашкой в руке. Пальцы сами потянулись к клавиатуре.
— Как презентация? — спросила она.
«Сергей ❤️ печатает...» Долго. Слишком долго.
— Нормально. Все как обычно.
Чувство, похожее на ледяной укол, прошлось по спине. «Все как обычно» — это не про Сергея. Он всегда делился деталями, эмоциями. «Они проглотили языки!» или «Это был провал, но мы их оживили!» «Нормально» и «как обычно» — это не его слова. Это слова... чужого человека.
— Что случилось? — отправила Анна, и ее пальцы стали холодными.
— Да ничего. Просто скучаю.
Второй ледяной укол. Сергей никогда не писал «просто скучаю». Он писал «Я в тоске смертной» или присылал десять смайликов с сердечками. Его стиль был — это его стиль. А этот... этот кто-то печатал сухо, отстраненно. Как отчет.
Анна встала, подошла к окну. Ее сердце стучало где-то в горле. Безумие. Она выдумывает. У него стресс, он устал. Миллион оправданий пронеслось в голове. Но что-то глубинное, животное, кричало: НЕТ.
Она вернулась к ноутбуку и открыла историю активности в мессенджере. Сергей сидел с телефона, она — с ноутбука. Разные сессии. И она увидела: вчера, в 14:03, когда она была у клиента, а Сергей, по его словам, был на объекте, его аккаунт был активен с его же домашнего компьютера.
Объект был за городом. Дома его быть не могло.
Мир сузился до размеров экрана. Анна медленно, как во сне, вышла из-за стола и пошла в кабинет. Их общий кабинет, где стоял его мощный стационарный компьютер. Она никогда не проверяла его. Не было нужды. Доверие было воздухом, которым они дышали.
Компьютер был включен. Экран был темным, но от прикосновения к мыши он ожил. Мессенджер был открыт. Аккаунт Сергея. Не вышел.
И прямо сейчас, на ее глазах, в строке ввода замигал курсор. «Сергей ❤️ печатает...»
Анна обернулась. В дверях кабинета стояла Людмила Сергеевна. В ее стоптанных домашних тапочках и с тряпкой в руке. «Пыль протираю, — всегда говорила она, — вы же сами никогда до этого не дойдете».
Они смотрели друг на друга несколько секунд, которые показались вечностью. На экране завершился процесс печатания. Новое сообщение от «Сергея ❤️» всплыло в их общем чате:
— Ладно, не отвлекайся. Вечером поговорим.
Людмила Сергеевна не смутилась. Не испугалась. Ее лицо исказилось не ужасом разоблачения, а знакомой едкой усмешкой. Она бросила тряпку на стол.
— Что уставилась? Я сыну помогаю. Он устал, замотался, а ты его своими глупостями от работы отвлекаешь. Надо, чтобы он был в курсе дел.
— Вы... вы пишете за него? — голос Анны был чужим, хриплым шепотом. — Вы читаете наши сообщения?
— А что такого? — свекровь сделала шаг вперед, ее глаза горели праведным гневом. — Я мать! Я имею право знать, что ты ему там внушаешь! Как ты его на цепь посадила!
Она тыкала пальцем в сторону монитора, как будто тыкала им в саму Анну.
— Он ничего мне не говорит, бедный, боится тебя расстроить! А я вижу, как он из последних сил тянет эту семью! Как он худеет!
Анна стояла, не двигаясь. Весь ужас, вся ярость, все отвращение кричали внутри нее, но наружу не прорывалось ничего. Только ледяное спокойствие. Она смотрела на эту женщину, которая считала своим правом влезть в самую сердцевину их жизни, в их интимные разговоры, и притворяться ее мужем.
Людмила Сергеевна, не дождавшись ответа, фыркнула и двинулась к выходу из кабинета, бросив через плечо ту самую фразу. Ту, что перечеркивала все. Сказала она ее негромко, но с такой ядовитой убежденностью, что каждое слово впилось в Анну как нож:
— Я спасаю его от тебя! Ты его окрутила!
Она вышла. Анна услышала, как на кухне включился чайник. Обыденный, домашний звук.
Анна медленно опустилась в кресло перед компьютером. Взгляд упал на клавиатуру. Она протянула руку и провела по ней пальцами. Показалось, что от нее исходит ледяной холод, словно от прикосновения свекрови.
Она посмотрела на последнее сообщение в чате. «Ладно, не отвлекайся. Вечером поговорим».
Да, подумала Анна. Вечером мы действительно поговорим. Но совсем не так, как ты планировала.
Она вышла из аккаунта Сергея на компьютере. Встала. Подошла к двери. И тихо, очень тихо повернула ключ в замке кабинета, услышав мягкий, но такой важный щелчок. Первая граница была поставлена. Не на словах. На деле.
Она ждала вечера. Теперь уже спокойно. Решение созрело где-то глубоко внутри, пока она стояла у окна, и теперь оно было твердым, как камень.
***
Он вернулся поздно. Вид у него был вымотанный, серый. Презентация, должно быть, и правда выдалась адской. Он бросил ключи в прихожей в большущую хрустальную чашу, что ему подарила мать, и тяжело вздохнул.
— Жива? — его голос был хриплым от целого дня переговоров.
Анна стояла у плиты, помешивая соус к пасте. Рука не дрожала. Внутри все было спокойно и пусто, как в центре бури. Она обернулась и улыбнулась. Не той светящейся улыбкой, что обычно дарила ему с порога, а другой — мягкой, чуть печальной.
— Еле-еле. Иди мой руки. Все почти готово.
Он кивнул, прошел в ванную. Анна слышала, как шумит вода. Она выключила плиту, поставила кастрюли на подставки. Действовала на автомате. Запрограммированная на «обычный вечер». Но обычного вечера сегодня не будет.
Сергей вышел, вытирая руки о брюки. Присел на стул на кухне, потянулся к бутылке с водой.
— Солнце, у меня голова раскалывается. Эти идиоты...
— Я знаю, — мягко перебила его Анна. Она подошла к столу, но не села. Стояла напротив него. — Сереж, мне нужна твоя помощь. Как профессионала.
Он поднял на нее усталые глаза, слегка удивленный.
— Сейчас? А нельзя завтра? Я просто труп.
— Нет. Нельзя. Это важно.
Она не просила. Она констатировала. В ее голосе была та самая сталь, которую он, казалось, никогда не слышал. Он отпил воды, отставил бутылку. Вздохнул снова, уже с легким раздражением.
— Ну, ладно. Показывай свой проект. Только, умоляю, быстро.
— Пойдем в гостиную. Там удобнее.
Он покорно поплелся за ней, плюхнулся на диван, запрокинул голову на спинку и закрыл глаза. Анна села рядом, открыла свой ноутбук. Экран вспыхнул, освещая их лица в полумраке комнаты.
— Я сегодня столкнулась с очень странным багом в системе, — сказала она ровным, почти лекторским голосом. — В мессенджере. Мне нужна твоя помощь, как специалиста.
— Анна, я архитектор, а не айтишник, — пробурчал он, не открывая глаз.
— Ты разберешься. Проверь сам, Сережа. Войди в историю сессий. Посмотри время входа с домашнего IP. Все там.
Он продолжал смотреть на нее, пытаясь понять, найти хоть какую-то зацепку, лазейку. Но в ее спокойствии не было ни капли лжи.
— Мама... — имя вырвалось у него горьким комком. — Зачем?.. Почему?..
— Она уже давно это делает, — тихо сказала Анна. — Я просто сегодня это увидела. И услышала.
Он вдруг резко повернулся и с размаху ударил кулаком по стене. Глухой, костяной удар прокатился по квартире.
— Б…ДЬ!
Он прошептал это не криком, а с каким-то животным отчаянием. Он стоял, прижав лоб к обоям, сжав кулаки. Плечи его тряслись.
Анна не подошла. Не стала его утешать. Она дала ему пережить этот шок. Этот крах всего, во что он верил. Крах образа любящей, пусть и навязчивой, матери.
— Она... она читала все? — он спросил, не отрываясь от стены.
— Все, Сережа. Абсолютно все. И писала за тебя. Думаешь, почему наши ссоры в последнее время становились все страннее? Почему ты иногда получал от меня холодные сообщения, а я от тебя — отстраненные?
Он обернулся. В его глазах стояли слезы. Слезы бессильной ярости и стыда.
— Я... я не знал. Клянусь, я не знал.
— Я верю, — просто сказала Анна.
Она верила. И в этом была вся трагедия. Он был не злодеем, не соучастником. Он был жертвой. Такой же, как и она. Просто его границы стирали медленнее, под видом заботы, с самого детства.
Он подошел к ней, опустился на колени перед диваном и положил голову ей на колени. Как раненый зверь.
— Прости... — выдохнул он. — Прости меня. Я должен был... я должен был это видеть. Защитить тебя. Защитить нас.
Она молча гладила его волосы. Время текло медленно, капля за каплей. Паста на кухне остывала. Вечер, который должен был быть «как обычно», был мертв.
Наконец, он поднял голову. Его лицо преобразилось. С него ушла растерянность. Осталась только твердая, холодная решимость.
— Хорошо, — тихо сказал он. — Хорошо. Я все понял.
Он не уточнил, что именно «это». Но Анна поняла. Речь шла не просто о разговоре. Речь шла о войне. И он выбрал сторону.
Впервые за долгие месяцы она почувствовала не облегчение, а леденящий страх. Потому что теперь все было по-настоящему.
***
Он не спал всю ночь. Ворочался, вставал, ходил по квартире, как призрак. Останавливался у окна в гостиной, смотрел в темноту. Она услышала, как он тихо разговаривает по телефону — короткие, отрывистые фразы: «Да, мам... Нет, не сейчас... Завтра. Поговорим завтра».
Утром он был похож на человека, проигравшего сражение еще до его начала. Под глазами — синяки, руки слегка дрожали, когда он наливал кофе. Он пытался шутить, говорить о планах на выходные, но это получалось жалко и неестественно. Воздух в квартире был густым и тягучим, как сироп.
Анна молчала. Ждала.
И она пришла. Ровно в одиннадцать, как по расписанию. Не с пустыми руками, конечно. С сумкой-холодильником, из которой торчали контейнеры с ее знаменитыми котлетами и банка соленых огурцов. «Забота» в ее исполнении всегда была материальной, осязаемой. Ключ от их квартиры болтался у нее на связке, как нечто само собой разумеющееся.
— Ну что, встретите маму как следует? — она вошла, не снимая пальто, и прошлепала в кухню. — Сереженька, ты ужасно выглядишь. Не выспался? Я так и знала.
Она поставила сумку на стол и укоризненно посмотрела на Анну, будто та была виновата в его бессоннице.
Сергей тяжело вздохнул. Он сидел за столом, сжимая в руках кружку.
— Мама, нам нужно поговорить. Серьезно.
Людмила Сергеевна замерла с театральным выражением настороженности на лице.
— О чем это? Опять проблемы? — ее взгляд скользнул по Анне. — Я же чувствовала, что что-то не так.
— Мама, хватит, — голос Сергея дрогнул. Он попытался взять твердую ноту, но получилось слабо. — Вчера... Анна показала мне кое-что. Ты... ты читала наши переписки. Ты писала ей от моего имени.
Наступила тишина. Людмила Сергеевна не смутилась. Не расплакалась. Ее лицо за считанные секунды перестроилось из маски заботы в маску глубокой, трагической обиды. Классический ход.
— Так вот о чем разговор, — выдохнула она с горьким презрением. — Опять она тебе что-то нашептала? Какие-то записи подделала? Сынок, ну как ты можешь верить ей, а не родной матери?!
— Мам, я не верю ей, я знаю, что это правда! — он повысил голос, вскочил. — Анна мне все объяснила! Как ты могла?!
— Я?! — она всплеснула руками, ее глаза наполнились слезами. Искусственными, отработанными. — Да я жизнь за тебя отдать готова! Я одна тебя поднимала, на трех работах горбатилась, чтобы ты учился, а теперь... теперь меня обвиняют в бог знает чем! Из-за какой-то...
Она не договорила, но взгляд, брошенный в сторону Анны, был красноречивее любых слов.
И тут Сергей сломался. Анна увидела это по его глазам. Ему было проще сдаться, чем продолжать этот бой. Ему было жалко ее. Эту женщину, которая плакала сейчас не из-за своего поступка, а из-за того, что ее поймали.
— Ладно, мам... успокойся, — он сказал устало, опускаясь на стул. — Не надо истерик. Просто... чтобы больше никогда. Ты поняла? Никогда. Удали мой аккаунт со своего телефона. И отдай ключ.
Последнюю фразу он добавил как бы между прочим, не глядя на нее.
Людмила Сергеевна тут же уловила слабину. Слезы исчезли.
— Какой ключ? Это же мой дом! Я должна стучаться как чужая?
— Это НАШ дом, мама! — в его голосе снова прозвучали нотки отчаяния. Но это была уже не атака, а защита.
— А я кто? Я тебе чужая? После всего? — она подошла к нему, погладила по голове. Он не отстранился. Он сидел, сгорбившись, побежденный. — Ладно, сыночек, ладно... Не расстраивайся. Я все понимаю. Ты под давлением. — Она многозначительно посмотрела на Анну. — Я потерплю. Ключ... ключ отдам. В другой раз. Когда ты будешь в себе.
И в этот момент Анна все поняла. Окончательно и бесповоротно.
Она смотрела на этого взрослого мужчину, которого только что по голове гладила его мать, как провинившегося мальчишку. Она видела его поражение. Видела, как он с облегчением принял этот исход — «поговорили, мама «поняла», все вроде улажено». Он добился не победы, а временного перемирия. И он был этим доволен.
Ее не было в этом уравнении. Ее боль, ее унижение, ее разрушенные границы — все это тонуло в океане его детских травм и ее манипуляций. Он выбрал путь наименьшего сопротивления. Путь комфортной лжи.
И ее решение созрело мгновенно, кристально четкое.
Она молча встала из-за стола. Ни слова не говоря, она прошла в спальню. Сергей и Людмила Сергеевна смотрели ей вслед — он с недоумением, она с торжествующим презрением.
Анна достала с верхней полки шкафа свою старую спортивную сумку. Ту самую, с которой когда-то, кажется, в другой жизни, приехала в эту квартиру.
Она положила сумку на кровать и начала складывать вещи. Не все. Только самое важное. Ноутбук. Зарядки. Документы из сейфа. Несколько книг, самых любимых. Смену белья. Косметичку. Джинсы и пару свитеров. Все это умещалось в одну нехитрую поклажу.
Она вышла из спальни с сумкой в руке. И уже надевала пальто, когда Сергей опомнился.
— Анна?.. Что ты делаешь?
Людмила Сергеевна смотрела на нее с открытым ртом. Ее план не включал такого развития событий.
Анна остановилась у порога. Она посмотрела на Сергея. Не с ненавистью. С бесконечной усталостью и... жалостью.
— Ты выбрал комфортную ложь, Сережа, — сказала она тихо, но так, что каждое слово прозвучало как приговор. — Ты выбрал быть мальчиком, у которого есть мама, которая его «спасает». А не мужчиной, который защищает свою жену и свой дом.
Она перевела взгляд на Людмилу Сергеевну. Та молчала, пораженная.
— Я выбираю некомфортную правду. Правду о том, что я заслуживаю большего. Большего, чем быть разменной монетой в ваших вечных играх.
— Анна, подожди! — Сергей вскочил, лицо его исказилось страхом. Настоящим, животным страхом потери. — Я сейчас все исправлю! Мама, отдай ключ! Немедленно!
Но было уже поздно. Дверь захлопывалась. Не с грохотом, а с тихим, но окончательным щелчком.
Анна шла по лестнице, и ей было не больно. Было пусто и тихо. Словно после долгой, изматывающей болезни, когда наконец наступает кризис и ты понимаешь, что будешь жить.
Она вышла на улицу. Вдохнула полной грудью холодный воздух. Он был свеж и чист. В нем не было запаха чужих котлет, чужих слез и чужих страхов.
Она поймала первую же машину. Села. Поехали. Она не оглядывалась.
Ее победа была не в том, чтобы вернуть Сергея или унизить его мать. Ее победа была в этом тихом щелчке двери. В праве на свой, отдельный, чистый воздух.
И это было только начало.