Вечерело. Кастрюля с борщом булькала на плите, а на сковородке шкворчали котлеты. Настроение у Валентины было так себе — с самого утра ныла поясница, да и погода менялась, суставы крутило. Она потянулась к шкафчику за солью, посолила борщ и помешала половником. Где-то в подъезде хлопнула дверь. Валя прислушалась — точно, шаги Николая. Отчего-то сердце защемило.
— Валь, я дома, — крикнул с порога муж.
— На кухне я, ужин готовлю, — отозвалась она.
Николай вошел на кухню какой-то смурной. Даже не поцеловал её, как обычно. Просто сел за стол, развернул газету, которую, видимо, купил по дороге.
— Опять «Аргументы и факты» приобрёл? — спросила Валя, сама не зная зачем. Знала ведь, что муж каждую пятницу покупает эту газету, тридцать лет уже так делает. — Что там пишут?
— Да как обычно, — буркнул Николай. — Всё дорожает.
Валя украдкой глянула на мужа. Пиджак помятый, галстук съехал набок, щетина. Вроде всё как обычно, но что-то не так. Она выключила газ под кастрюлей, сняла крышку. По кухне разлился аромат наваристого борща.
— Кушать будешь? Борщ сварила, со сметанкой, как ты любишь. И котлетки. И пюрешки начистила...
Николай сложил газету, положил на подоконник. Впервые за вечер посмотрел прямо на неё.
— Вообще не голоден, — сказал он. — Разговор есть.
Валентина почувствовала, как всё внутри сжалось. Ох, не к добру это. За тридцать два года совместной жизни она изучила мужа вдоль и поперёк. Если он говорит, что разговор есть, и смотрит так... Точно случилось что-то.
— Случилось что? — спросила она, присаживаясь к столу. — С Игорёшей всё в порядке?
Игорь, их сын, жил в Нижнем Новгороде, работал на автозаводе.
— С Игорем всё нормально, — отмахнулся Николай. — Я о другом... О нас.
— О нас? — переспросила Валя, чувствуя, как предательски дрожат руки. Она спрятала их под стол. — Что с нами не так?
Николай молчал, словно собирался с силами. Потом выдохнул:
— Ты жена на бумаге, а в сердце у меня другая, — сказал муж за ужином.
Валентина поначалу даже не поняла. Подумала — не то услышала. Переспросила растерянно:
— Чего?
— Другая у меня, — повторил Николай. — Люблю другую женщину.
Валя сидела, будто её обухом по голове ударили. Николай, её Коля, который домой всегда вовремя приходил, денежку до копейки отдавал, в гараже пропадал по выходным... И вот на тебе — другую полюбил.
— Ты что, выпил? — только и смогла выдавить она.
— Трезв как стёклышко, — хмуро ответил муж. — Я две недели думал, как тебе сказать. Не знаю, как так вышло, Валь. Сам не думал, что на старости лет втюхаюсь, как мальчишка.
— В кого? — Валя почувствовала, что задыхается. — В кого «втюхался»-то?
— В Раису Сергеевну, — опустил глаза Николай. — Из бухгалтерии нашей.
Валя знала эту Раису. Видела пару раз на заводских праздниках. Крашеная рыжая, брови нарисованные, губы вечно бантиком. Лет на десять моложе их — ей-то под пятьдесят, а Раиске этой сорок с хвостиком.
— И давно это у вас? — язык еле ворочался во рту.
— Полгода уже, — ответил Николай. — Я, Валь, честно не хотел, чтоб так вышло. Но... как-то само собой...
— Само собой? — от возмущения Валя даже со стула привстала. — Само собой у тебя, что, штаны расстегнулись, что ли? Само собой!
— Да не кричи ты, — поморщился Николай. — Не о том сейчас. Я всё решил, Валь. Ухожу я.
— Куда ж ты пойдёшь-то? — опешила Валентина.
— К Раисе, — ответил муж. — Квартира у неё двухкомнатная, места хватит. Мне немного надо.
Валентина чувствовала, что вот-вот разревётся. Но сдерживалась изо всех сил. Только сейчас заметила: руки у Коли подрагивают. И седины прибавилось. А ведь ей и в голову не приходило, что он на кого-то ещё смотрит. Столько лет вместе, вся жизнь — и вдруг...
— А я? — спросила Валя. — Я как же? Ты подумал обо мне? О сыне нашем?
— Игорю тридцать, — устало сказал Николай. — Взрослый мужик, не маленький. А ты... справишься. Ты у меня всегда сильная была. Помнишь, как с Игорёшкой в больнице лежала, когда у него воспаление лёгких было? Я с работы прибежал, а ты и бровью не ведёшь, хотя сама вторые сутки без сна...
— Не смей! — оборвала его Валентина. — Не смей сейчас это вспоминать! Не тогда, когда сказал, что... — она не могла произнести это вслух.
Николай кивнул, принимая упрёк.
— Ты прости меня, если сможешь, — сказал он. — Я и сам себя не прощаю. Но... не могу больше жить во лжи, понимаешь?
— Во лжи? — переспросила Валя. — То есть, значит, тридцать два года — это ложь была? То, что я тебя из больницы выхаживала, когда ты спину сорвал — ложь? То, что горшки твои выносила, когда ты с радикулитом лежал — тоже ложь? А как же тогда всё наше...
Она не договорила, а просто махнула рукой на стены, на шкафчики кухонные, что они вместе выбирали, на сервант в зале, где стояла их свадебная фотография... На всю их жизнь.
— Валь, ну что ты как маленькая, — вздохнул Николай. — Не ложь это было. Жизнь это была. Но люди меняются, понимаешь? Я изменился. Встретил человека, с которым мне легко. По-другому легко.
— А со мной, значит, тяжело, — Валентина почувствовала, что вот-вот расплачется.
— Не тяжело, — покачал головой Николай. — Привычно. Понимаешь? Как старые тапки. Знаешь, где что лежит, не натирает ничего... Только жизни уже нет. Я с Раей снова молодым себя почувствовал. Как в двадцать лет.
— В двадцать лет ты со мной был, — всхлипнула Валя. — И молодым себя чувствовал со мной.
Николай отвернулся, уставился в окно. Там темнело. Жёлтые фонари освещали двор, детскую площадку, где качались на качелях пацаны-подростки.
— Это было давно, — сказал он тихо. — Всё изменилось, Валь.
Валентина смотрела на его профиль — нос картошкой, залысины на лбу, морщинки у глаз — и не понимала, как можно было жить с человеком столько лет и не знать его. Вот, например, он сейчас так спокоен. Не нервничает, не психует. Сидит, смотрит в окно. А у неё внутри — как будто торнадо всё крушит.
— И что теперь? — спросила она, чувствуя, как слёзы всё-таки потекли по щекам. — Вещи собирать будешь?
— Да немного у меня вещей-то, — пожал плечами Николай. — Сложу в чемодан, и всё.
— А дача? А машина? А квартира? — Валентина сама не понимала, зачем спрашивает. Какая разница сейчас, кому что достанется?
— Квартира пусть тебе остаётся, — ответил муж. — Дачу можешь тоже забирать — я на ней копаться никогда не любил, ты ж знаешь. А машина... ну не знаю, продадим, деньги пополам. Или оставь себе, если водить научишься.
— Великодушно, — горько усмехнулась Валя. — Прям спасибо преогромное.
Николай вздохнул.
— Валь, я понимаю, тебе сейчас обидно и больно. Мне тоже нелегко. Но давай как взрослые люди решим всё. Без скандалов, без битья посуды.
— Ещё скажи — без слёз, — всхлипнула Валя.
— Ну, поплакать можно, — мягко сказал Николай. — Только зачем? Что изменится-то? Я всё решил.
Валентина смотрела на мужа и не узнавала его. Как будто подменили человека. Вместо её Коли, мягкого, домашнего, иногда ворчливого, но всегда заботливого, сидел какой-то чужак с бесстрастным лицом.
— Ты когда уходишь? — спросила она, вытирая слёзы рукавом халата.
— Да хоть сейчас, — ответил Николай. — Самое главное я тебе сказал. Остальное... детали.
«Детали», — подумала Валентина. Тридцать два года совместной жизни — просто детали.
— А Игорю ты скажешь? Или мне поручаешь?
Николай замялся.
— Я думал, может, ты... — начал он.
— Нет уж, — отрезала Валентина. — Сам решил — сам и говори. Сыну в глаза смотри, объясняй, как отец от матери к молодухе убежал.
— Ну какая молодуха, — поморщился Николай. — Сорок шесть ей. Просто она... с огоньком, понимаешь? С ней интересно.
— А со мной, значит, скучно, — кивнула Валя. — С женой, которая всю жизнь тебе отдала, детей воспитывала, готовила-стирала-убирала — скучно. А с бухгалтершей крашеной — интересно. Надолго ли хватит этого «интересно», Коль?
Николай поморщился.
— Не начинай, а? Я ж не мальчишка. Я всё обдумал. Раиса... она другая. Она меня понимает, мои интересы разделяет.
— Какие такие интересы? — усмехнулась Валя. — Газеты в сортире читать? Или в гараже с мужиками пиво пить?
— Вот! — вдруг оживился Николай. — Вот о чём я! Ты всегда так. Чуть что — сразу высмеивать. А Рая не такая. Ей всё интересно, что я рассказываю. И книги мы одни читаем, и фильмы смотрим...
— Пока ты тут газеты листал вечерами, она, значит, в твою душу втиралась, — процедила Валентина. — А я, значит, не знала, что тебе душевные разговоры нужны. Думала, еда горячая да дом чистый — это главное.
Николай вздохнул.
— Не только в этом дело, Валь. Мы... отдалились как-то. Давно уже. Когда последний раз мы с тобой просто разговаривали? Не о счетах, не о ремонте, не об Игоре?
Валентина задумалась. И правда, когда? Они жили рядом, но параллельно. Она — со своими сериалами и подругами, он — с газетами и гаражом. Когда-то они мечтали вместе, строили планы. А потом... потом жизнь затянула.
— И что, из-за этого надо было налево бегать? — спросила она тихо. — Нельзя было сказать: «Валя, давай поговорим, мне не хватает внимания»?
Николай покачал головой.
— Поздно уже, Валь. Я Раю полюбил.
Эти слова, сказанные так просто, так обыденно, больнее всего ранили Валентину. Она вспомнила, когда в последний раз слышала от мужа слово «люблю». Года три назад, когда она в больницу попала с аппендицитом. Прибежал весь взмыленный, принёс цветы, апельсины... «Люблю тебя, выздоравливай скорее». А до этого? И не вспомнишь.
— Ты вещи когда собирать будешь? — спросила она.
— Да хоть сейчас, — повторил Николай. — Если хочешь, я к Раисе позвоню, она подъедет, поможет...
— Ещё чего! — возмутилась Валя. — Будет мне тут эта... по квартире шастать! Сам собирай!
Николай кивнул и поднялся из-за стола.
— Я быстро, — сказал он. — Только самое необходимое возьму. За остальным потом заеду.
Он пошёл в спальню, а Валя осталась сидеть на кухне. Борщ остыл, котлеты тоже. Аппетита всё равно не было. Она машинально потянулась к буфету, достала бутылку настойки — калиновой, сама делала прошлой осенью. Налила полстопки, выпила залпом. Внутри разлилось тепло, но легче не стало.
Из спальни доносились шорохи — Николай собирал вещи. Валентина сидела, застыв, словно окаменев. Тридцать два года — коту под хвост. Вся жизнь — коту под хвост. И ради чего? Ради какой-то Раисы с нарисованными бровями.
Николай вернулся на кухню с чемоданом.
— Ну, я пошёл, — сказал он неловко. — Ты это... если что нужно будет — звони.
Валя посмотрела на него пустыми глазами.
— Иди уже, — сказала она. — К своей... с огоньком.
Николай помялся в дверях, будто хотел что-то ещё сказать, но потом махнул рукой и вышел. Входная дверь хлопнула. Валентина осталась одна.
Она сидела неподвижно, глядя в одну точку. Потом встала, подошла к плите. Борщ. Котлеты. Картошка. Всё остыло. Как их жизнь с Николаем.
Валя вылила борщ в раковину, смотря, как красная жидкость утекает в слив. Так и её жизнь — утекает, исчезает. В груди что-то сжималось, и дышать было больно. Котлеты она завернула в пакет и сунула в холодильник. Сил выбросить не было — всё-таки готовила, старалась.
Она прошла в зал, села в кресло — любимое Колино кресло — и наконец разрыдалась. Слёзы текли по щекам, а она даже не пыталась их вытирать. Какой смысл? Всё кончено. Вся жизнь — насмарку.
«Ты жена на бумаге, а в сердце у меня другая», — сказал муж за ужином.
Телефон зазвонил резко, неожиданно. Валя вздрогнула, вытерла слёзы. На экране высветилось: «Игорёшка». Сын. Он каждую пятницу звонил им — рассказать, как неделя прошла, спросить, как дела.
Валя глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, чтобы голос не дрожал. Потом нажала кнопку приёма.
— Алло, мам, привет! — раздался бодрый голос сына. — Как вы там? Батя дома?
— Привет, сынок, — сказала Валя, и голос всё-таки дрогнул. — Нет, папы... нет дома.
— Что случилось? — сразу насторожился Игорь. — Мам, ты плачешь?
И Валентина, не выдержав, разрыдалась в трубку.
— Мамуль, ты что? — испугался сын. — Что-то с отцом?
— С отцом всё хорошо, — сквозь слёзы проговорила Валя. — Он... он ушёл, Игорёшенька.
— Как ушёл? — не понял сын. — Куда?
— К другой женщине ушёл, — сказала Валя, и от собственных слов снова зарыдала.
На другом конце провода повисла тишина.
— Мам, — наконец сказал Игорь, — я выезжаю. Буду у вас утром.
— Не надо, сынок, — попыталась возразить Валя. — У тебя работа, дела...
— К чёрту работу, — отрезал сын. — Я еду. Жди меня, мам.
Он отключился, а Валентина осталась сидеть с телефоном в руках. Всхлипывая, она подумала, что не всё потеряно. У неё есть сын. Есть ради кого жить. И мир не закончился на Николае.
«Ты жена на бумаге, а в сердце у меня другая», — сказал муж за ужином.
«А я проживу, — подумала Валя, вытирая слёзы. — Назло проживу. И без тебя. И без твоей Раиски».
Она встала с кресла, подошла к окну. Во дворе горели фонари, а в тёмном небе мерцали звёзды. Валя смотрела на них и думала, что это — начало новой жизни. Другой жизни. И может быть, в ней будет что-то хорошее. Что-то, чего она ещё не знает.
Валентина решила позвонить своей подруге Тамаре. Та после развода расцвела, похудела на двадцать килограммов, нашла работу... Может, и она сможет? Начать заново в пятьдесят пять — разве это поздно?
«Ты жена на бумаге, а в сердце у меня другая», — сказал муж за ужином.
Эта фраза теперь будет преследовать её. Но однажды перестанет причинять боль. Однажды она сможет вспоминать Николая без слёз. Однажды... но не сегодня.
А сегодня можно просто плакать. И ждать сына. И верить, что завтра будет лучше, чем вчера.