Телефонный звонок прозвучал так неожиданно и резко, что Полина вздрогнула, едва не выронив лейку. Она как раз поливала свою любимую фуксию на балконе — пышный куст, усыпанный нежно-розовыми «фонариками», который был её гордостью. Июньское утро дышало теплом и запахом цветущей липы, обещало тихий, спокойный день. Но этот звонок, настойчивый и требовательный, будто вторгся в её уютный мирок, неся с собой смутную тревогу.
— Да, слушаю, — ответила Полина, придерживая трубку плечом и продолжая заботливо осматривать свои цветы.
— Полина Аркадьевна? — раздался в трубке сухой, официальный голос. — Вас беспокоит нотариус Семёнов Игорь Петрович. Мне нужно сообщить вам, что ваша двоюродная тётя, Розанова Антонина Григорьевна, оставила на ваше имя завещание.
Полина замерла. Тётя Нина? Она почти забыла о её существовании. Дальняя родственница по материнской линии, одинокая, немного странная старушка, которую она видела последний раз лет двадцать назад, на похоронах бабушки. Они никогда не были близки. Тётя Нина жила где-то в области, в старом родительском доме, и почти ни с кем не общалась.
— Завещание? — переспросила Полина, чувствуя, как сердце начинает стучать быстрее. — Вы уверены, что это мне?
— Абсолютно, — подтвердил нотариус. — Вам необходимо будет подъехать ко мне в контору для оглашения воли усопшей. Запишите адрес.
Полина, всё ещё не веря своим ушам, нацарапала адрес на первом попавшемся клочке бумаги — рекламной листовке из почтового ящика. Закончив разговор, она ещё несколько минут стояла неподвижно, глядя на город, раскинувшийся внизу. Наследство. Слово-то какое… громкое, чужое. Что могла оставить ей почти незнакомая, бедная старушка? Старый комод? Набор серебряных ложек?
Мысли прервал звук открывающейся входной двери. Это вернулся с утренней пробежки Ренат, её муж. Он влетел в квартиру, как всегда, шумный, энергичный, пышущий здоровьем. В свои сорок пять он выглядел на тридцать: подтянутая фигура, рельефные мышцы, ни грамма лишнего веса. Его работа фитнес-тренером была и его страстью.
— Поль, привет! — он чмокнул её в щёку, оставляя на коже солёный привкус пота. — А я себе новые кроссовки присмотрел, огонь! Заскочим после обеда?
Его взгляд был полон мальчишеского задора, но Полина за двадцать лет брака научилась видеть за этой витриной и другое: вечное самолюбование, жажду восхищения и… слабость к молоденьким, восторженно глядящим на него клиенткам. Она была психологом и прекрасно считывала людей, но с собственным мужем эта способность часто давала сбой, заслонённая привычкой и тихой надеждой, что он наконец «повзрослеет».
— Ренат, подожди, — она остановила его, когда он уже направлялся в душ. — Мне только что звонили. От нотариуса.
Ренат обернулся, вытирая шею полотенцем. На его лице промелькнуло любопытство.
— Нотариус? У тебя проблемы?
— Нет. У меня… наследство.
Брови Рената поползли вверх. Он отложил полотенце и подошёл ближе, его глаза тут же загорелись живым, хищным блеском.
— Наследство? От кого? Твои родители, слава богу, живы.
— От тёти Нины. Двоюродной тёти.
Ренат нахмурился, пытаясь вспомнить.
— А, эта… которая в деревне живёт? Старушка? Ну, соболезную, конечно. А что оставила? Есть чем поживиться?
Формулировка «поживиться» резанула слух, но Полина пропустила это мимо ушей.
— Я не знаю. Надо ехать к нотариусу.
Всю следующую неделю Ренат был не свой. Он летал по квартире, строил планы, сыпал идеями. Его фантазия, подогретая внезапной перспективой богатства, работала на полную мощность.
— Полька, слушай! — говорил он вечером, развалившись на диване.
Если вдруг окажется квартира или хорошие деньги, мы всё продадим! Купим мне новую машину, а то на этой уже стыдно к клубу подъезжать. BMW X5, как тебе? И в Таиланд слетаем, на месяц! Ты же всегда хотела. А ещё… я давно мечтал открыть свой маленький фитнес-клуб. Элитный! Только для вип-клиентов. Это же золотое дно!
Он говорил, говорил, а Полина смотрела на него и чувствовала, как между ними растёт стеклянная стена. В его планах ей отводилась лишь роль зрителя. «Купим мне машину», «я открою клуб». Словно это было его наследство.
Их девятнадцатилетняя дочь Люда, студентка-первокурсница, слушала эти монологи с плохо скрываемой иронией.
— Пап, а ты не торопишься? — однажды заметила она за ужином. — Может, там от тёти остался только сервиз «Мадонна» и коллекция значков.
— Людочка, не каркай! — отмахнулся Ренат. — Надо мыслить позитивно! Притягивать удачу! Твоя мать получит огромное состояние, я это чувствую. Мы заживём!
Вскоре в эту игру включилась и свекровь, Вера Михайловна. Она позвонила в воскресенье утром, её голос сочился мёдом и ядом одновременно.
— Полиночка, деточка, здравствуй! Слышала я от Ренатика про вашу радость. Царствие небесное твоей тётушке, хорошим человеком была, наверное… Так вот, я что подумала. У вас же ремонт в квартире сто лет не делался. Обои эти… выцвели совсем. А на кухне гарнитур пора менять. Вот как денежки получите, сразу этим и займитесь. Негоже в такой разрухе жить, когда возможность есть.
Полина молча слушала, сжимая телефонную трубку. Вера Михайловна никогда её не любила, считая слишком «умной» и недостаточно хозяйственной для её сына-«орла». Все эти годы она терпела её нравоучения и непрошеные советы, но сейчас это было уже слишком.
— Вера Михайловна, мы ещё ничего не получили, — сухо ответила она.
— Ну так получите! — не унималась свекровь. — Главное, чтобы ты, Полиночка, правильно распорядилась. Ренатик — мужчина, ему поддержка нужна, опора. Машину ему хорошую надо, чтобы статус поддерживать. Он же с такими людьми работает! А то смотрит на своих клиенток на «лексусах», а сам на старом «корейце» … Душа у меня за сына болит!
После этого разговора Полина впервые почувствовала настоящий, холодный гнев. Они все уже поделили её шкуру. Шкуру неубитого медведя.
В назначенный день Полина сидела в приёмной нотариальной конторы. Сердце колотилось от волнения и дурных предчувствий. Ренат рвался поехать с ней, но она настояла, что поедет одна. «Это касается только меня», — твёрдо сказала она, и муж, на удивление, спорить не стал, лишь бросил вслед: «Только позвони сразу, как всё узнаешь! Не тяни!»
Нотариус, пожилой мужчина в очках с толстыми линзами, говорил долго и витиевато. Он зачитал преамбулу, перечислил все формальности и, наконец, дошёл до сути.
— …завещаю всё принадлежащее мне на момент смерти имущество, а именно: дом с земельным участком по адресу… а также денежные средства, находящиеся на счетах в банке, моей двоюродной племяннице, Полине Аркадьевне Волковой.
Полина выдохнула. Дом в деревне и какие-то деньги. Она не осмеливалась спросить, о какой сумме идёт речь.
Нотариус сделал паузу, посмотрел на неё поверх очков и продолжил:
— Однако, имеется одно условие.
Полина напряглась. Вот он, подвох.
— Согласно воле усопшей, — продолжал Семёнов, — вступление в права наследования возможно только при соблюдении следующего пункта: наследница, Полина Аркадьевна Волкова, не имеет права продавать, дарить или иным образом отчуждать унаследованный дом и земельный участок в течение десяти лет. Кроме того, она обязуется поддерживать дом в надлежащем состоянии и использовать земельный участок по назначению, то есть для садоводства и огородничества.
Полина смотрела на нотариуса, не в силах вымолвить ни слова. Десять лет? Не продавать? И сажать огород? Это было похоже на злую шутку.
— Но и это ещё не всё, — добавил нотариус, видя её смятение. — В доме на правах пожизненного проживания остаётся подруга усопшей, Зинаида Петровна Кузьмина. Она присматривала за Антониной Григорьевной в последние годы, и та пожелала обеспечить ей крышу над головой. Все расходы по содержанию дома, включая коммунальные платежи, ложатся на наследницу.
Картина прояснилась. Наследство оказалось не подарком, а обузой. Золотой клеткой. Старый деревенский дом, который нельзя продать, да ещё и с «жильцом» в придачу.
— А… денежные средства? — робко спросила Полина.
— Да, на счетах имеется сумма, — нотариус заглянул в бумаги. — Около двухсот тысяч рублей. За вычетом расходов на похороны, которые я оплатил по её распоряжению, останется тысяч сто пятьдесят.
Сто пятьдесят тысяч. Не миллионы, о которых грезил Ренат. Этой суммы едва хватит, чтобы перекрыть крышу в старом доме или оплатить коммунальные услуги на пару лет вперёд.
Полина вышла из конторы на ватных ногах. В голове шумело. Она села на скамейку в сквере и попыталась привести мысли в порядок. С одной стороны — глубокое разочарование. С другой — странное, почти злорадное облегчение. Воздушные замки Рената и Веры Михайловны только что рухнули, рассыпавшись в пыль.
Она набрала номер мужа.
— Ну что?! — нетерпеливо выкрикнул он в трубку, едва она успела сказать «алло». — Сколько? Мы миллионеры?
— Ренат, успокойся, — Полина старалась говорить ровно. — Там не квартира. Там дом в деревне. И небольшая сумма денег.
— Дом? Отлично! — не унимался он. — Деревня — это сейчас модно! Коттеджный посёлок рядом есть? Продадим и купим таунхаус в Подмосковье! Сколько соток?
— Его нельзя продавать.
В трубке повисла тишина. Такая густая, что, казалось, её можно потрогать.
— Как это… нельзя? — прошипел Ренат.
Полина подробно, не упуская деталей, пересказала ему условия завещания. Про десять лет, про огород и про Зинаиду Петровну. С каждым её словом тишина на том конце провода становилась всё более зловещей. Когда она закончила, Ренат взорвался.
— Да это издевательство! — кричал он в трубку, и Полина вжалась в скамейку, чтобы не слышали окружающие.
— Какая-то сумасшедшая старуха решила посмертно поиздеваться! Зачем нам эта развалюха с бабкой в придачу?! А я-то, дурак, губу раскатал! Клуб, машина… Ты понимаешь, что она сделала? Она украла мою мечту!
— Ренат, это моя тётя и моё наследство, — холодно поправила Полина, впервые за много лет осмелившись поставить его на место. — Твои мечты тут ни при чём.
— Ах, ни при чём?! — он перешёл на визг. — Я на тебя лучшие годы потратил! Пахал, как проклятый, в этом вонючем зале, чтобы семью содержать, а ты… Ты даже не можешь нормально наследство получить! Бестолковая! Надо было отказываться от такой «подачки»! Или оспорить завещание! Ты хоть что-нибудь соображаешь?!
Он бросил трубку.
Полина сидела на скамейке, оглушённая. Маска была сорвана. Перед ней предстал не любящий муж, а жадный, эгоистичный чужой человек, для которого она была лишь средством достижения цели. Вся его «любовь», вся его «забота» оказались лишь ширмой. Ему нужны были не она, а деньги. Её деньги.
В тот вечер дома её ждал ледяной ад. Ренат не разговаривал с ней, демонстративно хлопал дверьми, бросал на неё взгляды, полные презрения. Люда, увидев состояние матери, всё поняла без слов.
— Мам, не переживай, — тихо сказала она, обняв Полину на кухне. — Он просто показал своё истинное лицо.
Ближе к ночи, как по расписанию, позвонила Вера Михайловна. Её голос уже не был медовым. Он звенел от негодования.
— Полина! Что ты наделала?! Ренатик мне всё рассказал! Ты лишила моего сына шанса на нормальную жизнь! Он так надеялся, так мечтал… А ты? Могла бы по-умному поступить, договориться с нотариусом, с этой бабкой… Но ты же у нас гордая! Принципиальная! В итоге что? Сиди теперь в своей деревне, грядки поливай! А мой сын будет страдать из-за твоей глупости!
— Вера Михайловна, если ваш сын страдает от того, что не получил чужих денег, то это его проблемы, а не моя вина, — отрезала Полина. Сил терпеть и проглатывать обиды больше не было.
— Ах, вот как ты заговорила! — зашипела свекровь. — Благодарности никакой! Я тебя в семью приняла, как родную…
Полина молча нажала на кнопку отбоя.
Она прошла в свою комнату. Ренат уже спал, или делал вид, что спит, отвернувшись к стене. Полина посмотрела на его широкую, мускулистую спину и поняла, что больше не чувствует ничего. Ни любви, ни обиды, ни даже злости. Только пустоту и холодное, ясное осознание того, что её брак — фикция. Карточный домик, который рассыпался от первого же дуновения ветра.
Она подошла к окну. Ночной город переливался огнями, жил своей жизнью. А её жизнь, такая привычная и устоявшаяся, сегодня дала трещину. И в этой трещине она увидела не мрак, а проблеск чего-то нового. Неожиданного.
Впервые за долгие годы ей захотелось что-то сделать для себя. Не для мужа, не для его матери, не для семьи в её нынешнем понимании. А для себя.
На следующий день, в субботу, она встала рано утром. Ренат ещё спал. Она тихо собралась, оставила на столе записку: «Уехала на два дня. Не ищи». Села в свою старенькую машину и поехала по адресу, указанному в документах нотариуса. Она должна была увидеть это место. Эту «обузу», эту «проблему». Этот дом, который так внезапно и так бесповоротно изменил её жизнь. Дорога вилась через поля и перелески, залитые солнцем. И с каждым километром, отдалявшим её от города, от мужа, от прошлой жизни, Полина чувствовала, как с плеч спадает невидимый груз. Она ехала навстречу неизвестности, и впервые за долгое время ей не было страшно. Ей было любопытно.