Некто в черных рыцарских доспехах и с обнаженным мечом острием вниз 27 февраля 1855 года шел пешком в траурной процессии за гробом Николая I. Но рядом ехал на коне некто в золоченых доспехах, и его меч был высоко поднят. Император умер, но самодержавие торжествует! Уникальные предметы из похоронных церемоний дома Романовых можно увидеть на выставке «Николай I. Идеальный самодержец», открывшейся в Государственном историческом музее.
Флаги и доспехи
Печальный рыцарь Николая завершает экспозицию к 200-летию восшествия императора на престол, но я начал поход по выставке именно с него. Этот рыцарь здесь, как мне показалось — самый интересный, волнующий предмет.
А напротив него на стену транслируют ролик траурной процессии, проделавшей 27.02.1855 г. путь от Зимнего дворца до Петропавловской крепости — это смонтированные в ленту иллюстрации из мемориального альбома, который рассказывал о похоронах императора.
Бесконечной чередой идут и едут великие князья и княгини, фрейлины и придворные, лейб-гвардия и артиллерия, важные лица Империи, чиновники и члены Печальной комиссии, ведавшей погребением...
Фигуры в латах следовали за гробом каждого российского императора, начиная с Петра Великого (он и позаимствовал этот образ из каких-то европейских практик). Например, в музее-заповеднике «Царское село» хранятся и Печальный, и Радостный рыцарь с похорон Александра I 13 марта 1826 года.
В конце 1990-х их обнаружили под полом в одном из помещений Екатерининского дворца, отреставрировали и теперь показывают в парковом павильоне «Арсенал». А в Эрмитаже сохранился траурный флаг, который нес Печальный рыцарь за гробом Александра II в 1881 году.
Но именно на прощании с Николаем I такие образы смотрелись наиболее органично. То было время торжества немецкого романтизма, с его тягой к Средневековью, рыцарским романам и соответствующей атрибутике. Императрица Александра Федоровна, в девичестве Шарлотта Прусская, привезла с собой в Россию не только эту моду, но и домашнее прозвище Бланшфлур (Белая роза) — в честь героини популярного рыцарского романа «Волшебное кольцо» Фридриха де ла Мотт Фуке.
И даже обеды в Зимнем дворце тогда подавали на готической посуде, производство которой спешно освоил Императорский фарфоровый завод. Правда, сам Николай Павлович пил из этих тяжелых бокалов почти исключительно воду. «Точно так же он не был охотник до хитрой французской кухни, а предпочитал простые русские кушанья, в особенности щи да гречневую кашу», — вспоминал литератор Аркадий Эвальд, лично знавший монарха.
Но увлечения своей супруги Николай I вполне разделял. 23 мая 1842 года в Царском Селе в честь 25-летия своего союза с Александрой Федоровной император устроил «Царскосельскую карусель» — вариацию на тему средневековых турниров, с торжественным выездом участников в исторических костюмах.
Александра была, как обычно, Белой розой, а Николай — ее верным трубадуром в полированных доспехах.
Перстни и маски
Слева от Печального рыцаря на выставке можно увидеть два траурных перстня на смерть Николая — еще одна практика, позаимствованная домом Романовых из Европы.
Первое упоминание о ней исследователи обнаружили в завещании Уильяма Шекспира (1564-1616), ни много ни мало: драматург отписал по 26 шиллингов и восемь пенсов трем коллегам по театру «Глобус» «для покупки траурных колец». В 19 веке этот обычай распространился по всему просвещенному миру.
Перстни и кольца с именем и датой смерти, как правило, производили на деньги самого покойного: это был вежливый способ упомянуть в завещании тех друзей и близких, кто не мог претендовать на основную часть наследства. Музеи хранят также траурные перстни на смерть Александра I и Александра II. Жаль, история не сохранила, для кого их сделали.
Наконец, с каждого преставившегося императора аккуратно снимали посмертную маску. Этот пачкающий ритуал не прекратился и после изобретения фотографии.
Такие маски, в том числе, использовали для монументального увековечивания покойного: они позволяли избежать дискуссии между автором и заказчиком скульптуры на вечную тему «похож-не похож».
Например, объемный слепок головы Николая I скульптор Петр Клодт использовал для знаменитого памятника императору на Исаакиевской площади в Петербурге.
А Бартоломео Растрелли в 1725 году сделал не только маску, но также и слепки рук и ног умершего Петра I.
По этим образцам мастер изготовил «Восковую персону» императора — «один из самых важных иконографических памятников петровского времени», по определению Эрмитажа.
Парик, усы и брови на этой скульптуре — собственные волосы Петра, остриженные из-за сильной жары в Персидском походе 1722 года.
«Я был человек...»
И даже сама смерть Николая I была связана с Европой — с той войной, которую она развязала против России в 1853 году. К 1855-му стало понятно, что новую Отечественную, в отличие от своего брата Александра, Николай проигрывает. Император не мог принять этого никак, ни единой клеточкой своего существа. Среди его современников бытовало убеждение, что Николай буквально сам себя уморил.
После поражения русских войск в решающей битве под Евпаторией 5 февраля 1855 года Николай подхватил грипп, но лечиться отказался. «Ваше Величество, — сказал доктор Карелль, — нет ни одного медика из Вашей армии, который позволил бы рядовому выписаться из госпиталя в таком положении, в каком Вы находитесь и при таком морозе (22 градуса). Ты исполнил свой долг, — отвечал Государь, — позволь же Мне исполнить Мой. В час пополудни Государь отправился в Экзерциргауз, не взяв даже предосторожности одеться потеплее обыкновенного» (из воспоминаний графа Дмитрия Блудова).
В последние годы жизни Николай Павлович работал в небольшом кабинете, расположенном этажом ниже спальни его супруги в Зимнем дворце. Здесь он часто и ночевал — на походной раскладушке, покрытой тюфяком с сеном. Эта кровать представлена на выставке в ГИМе в одной витрине со старой шинелью императора, потому что шинель служила ему одеялом.
В этом кабинете на раскладушке Николай и угас 18 февраля. Самодержец успел составить «Духовное завещание», своего рода открытое письмо подданным. Вот строки из него: «Прошу всех, кого мог неумышленно огорчить, меня простить. Я был человек, со всеми слабостями, коим людям подвержены; старался исправить в том, что за собой худого знал. В ином успевал, в другом нет — прошу искренно меня простить».
Не знаю, были ли такие слова традицией дома Романовых. Но они оставляют сильное впечатление.
P.S. Публикацию о политике Николая, его экономических реформах и столкновении с декабристами на материале выставки ГИМа я выпущу 14 декабря. Сама выставка будет работать до 22 июня 2026 года, посещение — по входному билету в Исторический музей.