— Егор, мне нужны деньги на сапоги.
Голос Дарьи прозвучал ровно и буднично, без просительных или капризных ноток. Он просто констатировала факт, как если бы сообщила, что закончился хлеб. Егор, развалившийся на новом модульном диване, не отреагировал. Всё его внимание было поглощено яркими вспышками на экране огромного телевизора, где разноцветные монстры разлетались на пиксели под его умелым управлением. Звук из мощных динамиков заполнял гостиную их новой, ещё пахнущей краской и ламинатом, квартиры.
Дарья подождала несколько секунд, давая ему возможность поставить игру на паузу. Тишина. Она сделала шаг вперёд, перекрывая собой часть экрана. В её руках была пара обуви, которую она держала за голенища, как пойманного за лапы кролика.
— Я говорю, мне нужны зимние сапоги, — повторила она чуть громче, но всё так же спокойно. — Эти всё. На улице уже устойчивый минус, а у них подошва скоро отвалится. Видишь?
Она слегка качнула старым сапогом, и трещина на сгибе уродливо разошлась, обнажая серый войлок подкладки. Егор раздражённо цыкнул, оторвал взгляд от геймпада и скользнул по ней глазами. Его взгляд был ленивым, оценивающим и абсолютно равнодушным, как у сытого хищника, разглядывающего неинтересную добычу.
— Даш, ну опять ты начинаешь, — протянул он, возвращаясь к игре. — Мы же только-только с ипотекой разобрались, каждая копейка на счету. А у тебя вечно то сапоги, то сумочка, то ещё какая-нибудь ерунда. Надо быть экономнее.
— Экономнее? — в её голосе впервые прорезался металл. — Егор, вся моя зарплата до последней копейки ушла на этот ипотечный взнос. Весь аванс и вся премия. Хотя по нашей изначальной договорённости это была твоя часть, из твоих накоплений. Я свои деньги отдала, потому что ты сказал, что это «наше общее дело». Теперь у меня на карте триста рублей. Как, по-твоему, мне на них быть экономнее?
Он наконец поставил игру на паузу. В наступившей тишине его голос прозвучал особенно гадко и снисходительно. Он даже не сел ровно, продолжая лежать, закинув ногу на ногу.
— Ну, отдала, и что? Правильно сделала. Квартира-то общая. Или ты думала, я один за всё платить буду, а ты на себя тратить? Мы семья, бюджет общий. А раз он общий, то я, как мужчина, решаю, какие траты сейчас первоочередные, а какие могут подождать.
Он наслаждался этой ролью. Ролью главы семьи, мудрого распределителя финансов, который снисходительно поучает неразумную жену. Он не видел абсурдности ситуации: он, с геймпадом от приставки за пятьдесят тысяч в руках, перед телевизором за двести, рассуждал о необходимости экономии на зимней обуви.
Дарья смотрела на него, и в её глазах что-то медленно гасло. Последние искорки тепла, остатки надежды на понимание. Она видела не своего мужа. Она видела чужого, самодовольного человека, которому доставляло удовольствие ощущать свою власть, пусть даже такую мелкую, бытовую.
— У меня нет денег, чтобы подождать, — отчеканила она. — Мне не в чем ходить на работу. Завтра.
Егор отложил геймпад и сел, глядя на неё в упор. На его губах заиграла та самая противная, самоуверенная ухмылка, которую она ненавидела больше всего на свете. Ухмылка победителя, который сейчас произнесёт решающий, уничтожающий аргумент.
— Моя мама не любит, когда я просто так трачу деньги! Так что милая, больше я тебе подарков делать не буду! Радуйся, что хоть замуж за меня вышла!
Он ляпнул это и откинулся на подушки, абсолютно уверенный, что поставил её на место. Что сейчас она либо расплачется, либо начнёт кричать, и он в любом случае выйдет победителем из этой перепалки. Но Дарья не сделала ни того, ни другого. Она просто смотрела на него. Долго, несколько секунд, которые показались ему вечностью. Её лицо ничего не выражало. А потом она молча развернулась, унося с собой в коридор пару мёртвых сапог, и так же молча прошла в их спальню. В её движениях не было обиды или злости. Только холодный, кристально чистый расчёт. Будто внутри неё щёлкнул какой-то тумблер, навсегда отключая систему под названием «мы».
Егор, абсолютно довольный произведённым эффектом, увеличил громкость и с головой ушёл в виртуальный мир. Он был победителем. Он не просто отказал, он поставил её на место, обозначил иерархию, напомнил, кто в этом доме главный. Теперь можно было расслабиться и получить удовольствие. Он надел беспроводную гарнитуру, и его громкий, самодовольный смех стал доноситься даже сквозь закрытую дверь спальни.
— Да говорю тебе, картинка — огонь! Тут восемь «К», понимаешь? Каждый пиксель видно! Старый телек рядом с этим — как калькулятор рядом со смартфоном. Дашка сначала ворчала, типа, дорого, но теперь сама залипает. Она у меня понятливая, знает, когда мужику надо сделать себе приятное.
Дарья слышала эти обрывки фраз, пока шла в кладовку. Она не прислушивалась специально, они сами впивались в уши, как мелкие занозы. В кладовке, за стопкой коробок с посудой, стояла огромная картонная упаковка от нового телевизора. Егор не разрешал её выбрасывать — «вдруг переезжать или на сервис везти». Дарья молча достала из неё тонкую папку с документами: чек, гарантийный талон, инструкция. Всё было на месте.
Вернувшись в спальню, она села на край кровати и открыла ноутбук. Её пальцы не дрожали. Её дыхание было ровным. Она действовала не на эмоциях; эмоции кончились там, в гостиной, когда он произнёс ту фразу. Сейчас ею двигало нечто иное — холодная, ясная, почти математическая целесообразность.
Она сделала несколько качественных фотографий на телефон: общий вид телевизора, тонкая рамка, логотип, задняя панель со всеми портами, пульт. Затем сфотографировала чек, аккуратно прикрыв пальцем их личные данные. Сумма в чеке была внушительной, почти в три раза превышающей её месячную зарплату, которую она без остатка перевела на общий счёт для ипотеки.
Она зашла на самую популярную площадку онлайн-объявлений. Заголовок был коротким и деловым: «Продам флагманский ТВ. Идеальное состояние». В описании она сухо перечислила характеристики, упомянув, что телевизору неделя, имеется полный комплект и официальная гарантия. И добавила ключевую фразу: «Причина продажи — срочно нужны деньги. Продажа только сегодня, самовывоз. Небольшой торг на месте». Она поставила цену на тридцать процентов ниже магазинной — достаточно, чтобы предложение стало невероятно соблазнительным для тех, кто ищет именно эту модель.
Не прошло и пяти минут, как телефон завибрировал. Первое сообщение. Потом второе. Третье. Она не отвечала сразу, давая накопиться интересу. Из гостиной доносились восторженные вопли Егора, который, очевидно, выигрывал очередной раунд. Он праздновал свою маленькую семейную победу, не подозревая, что в соседней комнате его главный трофей уже выставлен на аукцион.
Дарья выбрала самый конкретный диалог.
— Добрый вечер. Телевизор в наличии? Готов забрать в течение часа.
— В наличии, — напечатала она в ответ.
— Состояние как в описании? Без дефектов, царапин?
— Как из магазина. Можете проверить на месте.
— Отлично. Конечная цена?
Она назвала сумму, скинув ещё пару тысяч для скорости.
— Забираю. Диктуйте адрес.
Она отправила ему их новый адрес. Адрес квартиры, за которую она заплатила своей зарплатой и своим унижением. Получила в ответ короткое «Выезжаем». Она закрыла ноутбук. Вся операция заняла не больше двадцати минут. Впереди был ещё час ожидания. Она встала, подошла к шкафу и достала дорожную сумку. Небольшую, но вместительную. И начала методично, без суеты, складывать в неё свои вещи. Не все. Только самое необходимое.
Ровно через час, как по расписанию, резкий, настойчивый звонок в дверь прорезал звуки выстрелов и взрывов, доносившихся из гостиной. Егор, поглощённый баталией, даже не повернул головы.
— Даш, открой, а? Я занят! — крикнул он, его пальцы продолжали яростно танцевать на кнопках геймпада.
Дарья вышла из спальни. Её дорожная сумка была собрана и стояла у стены, но он этого, конечно, не заметил. Она без малейшего колебания повернула ключ в замке и открыла дверь. На пороге стояли двое крепких парней в рабочих куртках, тот самый покупатель и его товарищ. Они не выглядели как бандиты, скорее как обычные ребята, решившие выгодно обновить технику.
— Добрый вечер. Мы по поводу телевизора, — деловито произнёс тот, с кем она переписывалась.
Дарья молча кивнула и сделала шаг в сторону, пропуская их в квартиру. Она не улыбалась, не проявляла гостеприимства. Она просто выполняла следующий пункт своего плана. Парни вошли, оглядываясь. Шум из гостиной тут же привлёк их внимание.
— Он там, — тихо сказала Дарья, указывая на дверной проём.
Чужие голоса в прихожей наконец заставили Егора оторваться от своего занятия. Он поставил игру на паузу, и внезапная тишина сделала присутствие незнакомцев ещё более ощутимым. Он вышел из гостиной, недоумённо хмурясь, с геймпадом в одной руке и гарнитурой, сдвинутой на шею.
— Это ещё кто такие? — его вопрос был адресован Дарье, но смотрел он на парней с откровенной враждебностью. — Даша, ты кого в дом привела?
Дарья не ответила. Она просто посмотрела на покупателя и сделала едва заметный кивок в сторону гостиной. Парень всё понял. Он и его напарник, не обращая больше внимания на хозяина квартиры, прошли мимо него к стене, где висел огромный чёрный прямоугольник.
— Э, вы что творите?! — голос Егора поднялся на несколько тонов, когда один из парней сноровисто полез за телевизор, чтобы отсоединить кабели. — Руки убрали! Это мой телевизор!
Парни переглянулись и посмотрели на Дарью, ища подтверждения. Она стояла в дверях гостиной, спокойная и неподвижная, как статуя. Её молчание было красноречивее любых слов.
— Женщина его продаёт, — пожал плечами один из них, обращаясь к Егору, и продолжил своё дело. Щёлкнул замок кронштейна.
Егор бросился к жене. Его лицо побагровело от ярости и непонимания. — Ты что устроила?! Ты в своём уме?! А ну скажи им, чтобы проваливали!
Она смотрела на него так, словно видела впервые. С холодным, отстранённым любопытством исследователя, изучающего незнакомый и довольно неприятный вид насекомого. Она проигнорировала его вопли и обратилась к парням: — Коробка в кладовке, за стопкой с посудой. Заберёте?
Егор задохнулся от возмущения. Пока один из парней шёл за коробкой, второй уже аккуратно снимал драгоценную панель со стены. Егор метался между ними и женой, не зная, кого хватать. Его мир, такой понятный и подконтрольный ещё десять минут назад, рушился на глазах. Он был царём в своём замке, но вдруг оказалось, что замок продан вместе с троном.
Телевизор упаковали быстро и профессионально. Покупатель достал из кармана толстую пачку денег, но Дарья остановила его жестом руки. — Нет, спасибо. Только переводом, — её голос был твёрдым и не допускал возражений. — Наличные не нужны.
Она достала телефон и продиктовала номер своей карты. Егор смотрел на эту сцену с открытым ртом. Он видел, как парень в своём телефоне набирает сумму, как нажимает кнопку «перевести». И в следующую секунду на экране телефона Дарьи, который она держала так, что ему было видно, высветилось уведомление о зачислении. Сумма была огромной. Это были деньги. Её деньги. Его лицо исказилось в гримасе такой ярости, что на мгновение показалось, будто у него случится удар.
— Готово, — сказали парни, поднимая коробку. — Спасибо за сделку.
Они развернулись и пошли к выходу. Дарья проводила их до двери и закрыла за ними замок. Затем она повернулась и встретилась взглядом с мужем, который стоял посреди гостиной, тяжело дыша и глядя на пустую стену с сиротливо торчащим кронштейном. Представление было окончено.
— Деньги пришли. Можете забирать.
Они подхватили коробку и направились к выходу. Егор остался стоять посреди гостиной, напротив пустой стены, с которой свисали бесполезные провода. Дверь за грузчиками захлопнулась, отрезая путь к отступлению. Он медленно повернулся к жене. Его лицо было белым от ярости. Он тяжело дышал, раздувая ноздри, и готовился выплеснуть всё, что в нём кипело.
Щелчок замка прозвучал в оглушительной тишине как выстрел. Воздух в гостиной, ещё секунду назад вибрировавший от яростных криков Егора, стал плотным и тяжёлым. Он стоял посреди комнаты, тяжело дыша, его грудь вздымалась так, будто он только что пробежал марафон. Он медленно повернулся к Дарье. Его лицо было бледным, с уродливыми красными пятнами, а глаза, обычно ленивые и самодовольные, сузились до маленьких, злых точек. Он открыл рот, набирая в лёгкие воздух для сокрушительного, уничтожающего потока оскорблений, который должен был стереть её в порошок, размазать по стене, вернуть на место.
Но она его опередила.
Не сказав ни слова, Дарья сделала несколько тихих шагов к низкой тумбе у стены, где вперемешку с какими-то счетами и рекламными буклетами пылились забытые мелочи. Её движения были плавными и лишёнными всякой суеты. Она не боялась его взрыва, она его просто не ждала. Он больше не был фактором, который стоило принимать во внимание. Её пальцы на мгновение замерли, а затем взяли с тумбы маленький, потёртый пульт из серого пластика. Резиновые кнопки на нём почти стёрлись от времени, а крышечка отсека для батареек была перемотана скотчем. Это был пульт от их старого, маленького телевизора, который уже год стоял без дела в спальне.
Она подошла к застывшему мужу. Он смотрел на неё, не понимая, что она задумала, его готовая взорваться ярость на мгновение сменилась растерянностью. Она не стала кричать. Она не стала ничего доказывать. Она просто протянула ему этот кусок старого пластика.
— Что это? — прохрипел он, его голос был чужим и севшим.
Дарья не ответила. Она взяла его безвольно висящую руку, разжала ему пальцы и вложила в ладонь старый пульт. Его рука машинально сжалась. И только тогда она заговорила. Её голос был тихим, ровным и абсолютно безжизненным. Голос человека, зачитывающего приговор.
— Это наш новый телевизор, — спокойно ответила Дарья, кивнув в сторону спальни. — А твой большой и дорогой я только что продала ребятам, которые, наверное, уже грузят его в машину.
Она сделала паузу, давая словам впитаться в его сознание, стать частью его новой реальности. Он смотрел то на пульт в своей руке, то на неё, его лицо начало искажаться, превращаясь в маску боли и унижения.
— Денег хватило на сапоги, хороший пуховик и билет на поезд к моей маме в один конец.
Каждое слово было точным, выверенным ударом. Сапоги — причина. Пуховик — следствие. Билет в один конец — окончательное решение. Она не оставила ему ни единого шанса на ответ, ни одной лазейки для спора. Она просто представила ему итоговый баланс их совместной жизни.
Затем она произнесла последнюю фразу, которая была не просто финальной точкой, а контрольным выстрелом.
— Она, в отличие от твоей, не любит, когда её дочь унижают.
Сказав это, она развернулась. Не быстро, не демонстративно. Просто повернулась и пошла в спальню. Он слышал, как щёлкнули замки на её дорожной сумке, как тихо скрипнула дверца шкафа, когда она доставала пальто. Он не двинулся с места. Он так и остался стоять посреди гостиной, напротив пустой стены с одиноким, бесполезным кронштейном, сжимая в ладони старый, никому не нужный пульт. В квартире больше не было криков, не было скандала. Была только пустота. И эта пустота была громче и страшнее любого крика...
СТАВЬТЕ ЛАЙК 👍 ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ ✔✨ ПИШИТЕ КОММЕНТАРИИ ⬇⬇⬇ ЧИТАЙТЕ ДРУГИЕ МОИ РАССКАЗЫ