Михаил приехал из института домой. Тут он и будет работать, распределили. Он был горд, диплом на руках. Сколько бессонных ночей ради него было, сколько он работал и учился, чтобы стать тем, кем стал.
Он приехал, ноу спел только попрощаться с мамой, помочь не смог, она ушла в иной мир фактически на руках у мужа и сына.
В доме стало пусто, тихо, не пахло ни борщом, ни пирогами, ни лекарствами. Если у одиночества есть запах, то он был здесь повсюду, одиночество и пыль.
Отец после похорон уехал к сестре в другой город, сказав:
- Позови, если что…
Миша бродил по комнатам, как чужой, хотелось позвонить маме, поговорить, похвастаться чем-то, посмеяться, но ее уже не было. Ком в горле мешал дышать.
Тут раздался стук в дверь, Миша открыл. На пороге стояла соседка, тётя Люда, с огромной кастрюлей картошки, за ней маячил её супруг, дядя Витя, с банкой солёных огурцов и шматком сала.
— Миша, мы к тебе, — без лишних церемоний сказала тётя Люда. — Понимаем все, душа просто рвется, но ты не один, слышишь? Садись, ешь. Тебе еще людей спасть, а для этого силы нужны.
Они накрыли на кухне скромный стол, молчали. Потом дядя Витя, откашлявшись, произнёс:
— У меня вот отец с войны вернулся, весь израненный. И тоже думал — зачем он выжил, пока мы с сестрой на свет не появились. Ты сейчас своего предназначения не видишь, оно тебе ещё откроется.
— Я столько лет учился, чтобы её спасти, — тихо, почти шёпотом, сказал Миша, глядя в стол. — А она не дождалась, получается, всё зря.
— Что значит зря? — всплеснула руками тётя Люда. — Ты стал врачом, а это же всю жизнь! Твоя мама, царство ей небесное, этим дышала. Каждому соседу рассказывала: «Мой Мишка доктором будет!». Она не лечение ждала, Мишенька, она твоего счастья ждала, гордиться тобой хотела.
Дядя Витя добавил:
- Если ты сможешь спасти чью-то жизнь, то боли в этом мире станет меньше.
Вечером, когда соседи ушли, в доме снова стало тихо. Но теперь тишина была другой, не пустой, а обжитой. Он зашёл в мамину комнату: на тумбочке лежала его детская фотография.
На следующий день он вышел на работу. Он посмотрел в окно на спешащих людей, каждый со своей болью и надеждой. Да, он не смог спасти одного самого дорогого человека, но его руки, его знания были нужны прямо сейчас: той девочке в очереди, ее маме.
Три года Миша прожил в отчем доме в Донецке, его жизнь состояла из работы в городской поликлинике и тихих вечеров в стенах, где каждый уголок напоминал о маме. Он старался быть хорошим врачом: терпеливым, внимательным. Через три года он женился и уехал к родным жены, в Мариуполь. С отцом они к тому времени общались редко, натянуто, тот жил своей жизнью.
Прошли годы. Они пролетели в бесконечных сменах, в освоении новых методик. И Миша с семьей вернулся в свой город, купил квартиру, устроился на работу. С семьей ему было легче. Дом так и стоял, только там жил теперь отец, хотя Миша так и оплачивал все счета, которые приходили.
Отец постарел, ссутулился. Рядом с ним была его новая жена, Галина. Семь лет после смерти жены отец прожил один, а потом женился. Галина была не злой, она была хозяйственной и прагматичной. Эта квартира, этот дом были её территорией, а прошлое в лице взрослого, чужого ей сына её мужа, было для неё угрозой.
Вечер за чаем в той самой кухне тянулся мучительно.
— Ну, как в Мариуполе? — спросил отец, избегая прямого взгляда.
— Живём, — коротко бросил Миша.
— Устраиваешься куда? С работой тут сложно, — вступила Галина, её голос был ровным, но в нём слышалось стальное плетение.
— В больницу, уже договорился.
—А тут отопление чинить надо, крыша течёт. Отец твой уже не справляется, — она поправила салфетку на столе.
Миша посмотрел на отца, тот молча смотрел в свою чашку. И в этот момент Миша всё понял: он был не сыном, вернувшимся домой, а проблемой, назойливым напоминанием, лишним ртом, конкурентом за внимание и, главное, за наследство, которое Галина уже давно считала своим.
— Я не для того приехал, чтобы вам мешать, — тихо сказал Миша. — Мы сейчас с женой подготовим квартиру и заселимся туда, я у вас всего на пару дней.
— Конечно, поживи, кто ж против, — пропела Галина сладковатым тоном. — Комната твоя свободна, только вещи я прибрала, много места занимали.
Комната и правда изменилась, все было убрано, все незнакомое.
Миша не осуждал отца, тот был слаб, одинок и выбрал тот вид покоя, который ему предложили. Но принять это, смириться с тем, что место его матери, место его детства теперь занято чужой, холодной женщиной, которая вычёркивает его из жизни отца, он не мог.
Михаил вышел на улицу, позвонил:
- А вы пораньше выехать не можете? Мне бы заселиться быстрее. Завтра все вывозите и квартира пустая? Я вечером могу заехать? Спасибо.
На следующий день он вышел на работу, вечером заскочил в квартиру, там было свободно и пусто, продавцы даже пол за собой вымыли. Он смотался в дом за вещами и уехал.
Жена приехала через неделю, они разместились с детьми. Миша с головой ушел в работу. Отец звонил пару раз, спрашивал, как дела, Миша отвечал односложно. Галина на фоне что-то выкрикивала: «Скажи, чтобы счёт за свет оплатил!».
Однажды отец пришел в гости. Жена увела детей в комнату, уложила спать, а он сказал:
- Прости сын. Она не плохая, просто у нее тяжелый характер. Боится, что ты меня заберешь, или, что я тебе все наследство оставлю.
— Мне ничего не нужно, папа, живи как можно дольше. Главное, чтобы ты помнил, что я твой сын, а не досадная помеха в твоей новой жизни.
Отец закрыл лицо руками:
— Прости меня, сынок. Я её… я так устал быть один, а она взяла всё в свои руки, мне с ней легче стало жить.
Впервые за много лет Миша обнял отца.
— Мы не виноваты, что хотим жить, папа ни ты, ни я.
Он не стал враждовать с Галиной. Иногда звонил отцу, и они разговаривали по-настоящему, без посторонних голосов на фоне. Галина злилась, но это уже было не так важно.
Отец ушёл тихо, во сне, инфаркт. Миша узнал о случившемся лишь на следующий день от всё той же тёти Люды, Галина не позвонила. Для неё Миша перестал существовать в день смерти мужа.
На поминках она была чопорной и официальной, принимая соболезнования как нечто должное. А потом, когда гости разошлись, её маска была скинута.
— Завещание есть, — сказала она Мише. — Всё оформлено на меня: дом, счёт в банке, так что можешь не беспокоиться.
Миша молча взял в руки отцовскую фотографию в траурной рамке, посмотрел, подумал, да и принял свое решение.
— Я с этим не согласен, — тихо, но твёрдо сказал он. — Этот дом — не только папина собственность, в него вкладывалась моя мама. А я, после её смерти, фактически принял наследство. Я здесь жил, был зарегистрирован, оплачивал все счета, делал ремонт. Даже когда уехал, продолжал перечислять деньги отцу на содержание. У меня есть все платёжки, квитанции. Я подаю в суд на признание права на свою долю.
Галина побледнела.
— Ты что, судиться собрался? Со своей же семьей? Ты оспоришь волю отца? Да он в гробу перевернулся бы! — её голос сорвался на визг.
— Семьи у нас с тобой, Галина, не было никогда, а отца уже нет в живых.
Суд стал для Галины унизительным спектаклем. Она кричала о «неблагодарном сыночке», о том, что «столько лет ухаживала за стариком, пока ты по чужим городам шлялся». Она даже принесла суду «доказательство»: якобы отец ещё в 2002 году хотел продать дом, но передумал.
Миша, спокойно выслушав её, парировал:
— В 2002 году вы, Галина Степановна, ещё не знали моего отца. Откуда вам достоверно известно о его намерениях двадцатилетней давности? Это всего лишь ваши домыслы.
Судья внимательно изучила все предоставленные Мишей документы: квитанции, выписки, свидетельство о регистрации, закон был на его стороне.
Иск был удовлетворён частично: супружеская доля матери наследовалась между Михаилом и его отцом, Михаил по факту принял наследство, значит ¼ доля в доме принадлежит ему.
Судом апелляционной инстанции установлено, что в состав наследства после смерти Мамы вошла 1/2 доля спорного совместно нажитого с отцом имущества, наследниками которой стали супруг … и сын …., в результате чего к ним в порядке наследования перешло по 1/4 доли в спорном имуществе.
Истец представил в суд доказательства принятия наследства после смерти матери в течение 6 месяцев после открытия наследства, которыми подтвердил, что в юридически значимый период на день смерти … истец проживал в спорном домовладении, … вместе со своей семьей, оплачивал коммунальные услуги, следил за состоянием дома. Местом жительства в его паспорте и личной карточке по месту работы указан адрес спорного дома. Тот же адрес указан и в медицинских документах его супруги и сына.
При проверке доводов ответчика о пропуске срока исковой давности, суд апелляционной инстанции обоснованно исходил из того, что срок исковой давности для истца наступил со дня, когда он узнал о нарушении своего права, т.е. после смерти отца и получения сведений о составлении им завещания на имя своей супруги ….
Данные выводы сделаны в соответствии со статьями 255, 259 Гражданского кодекса ДНР, статей 200 Гражданского кодекса РФ.
Галина была в ярости. У нее по плану было продать дом, выручить хорошие деньги и купить ей квартиру. А теперь всего три четверти, да и то, если этот упрямец согласится на продажу.
А Миша не соглашался.
— Я не против продать тебе мою долю, — предложил он уже после того, как решение суда вступило в силу. — Но более всего я готов и хочу выкупить твою долю, но по справедливой цене.
— По рыночной? — фыркнула Галина. — Да ты что, это же центр города, я за свою долю хочу сто тысяч долларов!
Миша лишь покачал головой.
— Во загнула, столько доля не стоит. Тогда мы остаёмся совладельцами, — пожал он плечами. — Будем сообща решать, как ремонтировать, делить все затраты, я займу свою четверть, на кухне себе стол поставлю.
Ирония ситуации была в том, что Галина, так жаждавшая заполучить весь дом, теперь оказалась в ловушке. Продать его без согласия Миши она не могла. А он не собирался уступать. Для него это была не просто доля, это была частица маминой памяти, частица его прошлого.
*имена взяты произвольно, совпадение событий случайно. Юридическая часть взята из:
Определение Второго кассационного суда общей юрисдикции от 12.08.2025 N 88-17885/2025