Вечер опускался на маленький городок медленно, нехотя, словно старая кошка, ищущая тёплое место для сна. Августовское солнце, уже не такое яростное, как в июле, лениво скользило по крышам пятиэтажек, окрашивая окна в медовый цвет. Лида стояла у плиты и помешивала в сковороде жарящуюся картошку с грибами. Аромат разносился по всей квартире, смешиваясь с запахом свежескошенной травы, доносившимся из открытого окна. Всё, как всегда.
Всё как тысячи других вечеров за двадцать лет их с Виктором совместной жизни
Но что-то неуловимое, какая-то тонкая трещинка на привычной глади бытия, уже несколько месяцев не давало ей покоя.
— Мам, а папа скоро? — Иришка, их младшая, пятнадцатилетняя егоза с двумя тугими косичками, заглянула на кухню, дожевывая на ходу яблоко.
— Должен уже быть, доченька. Поезд у него по расписанию давно пришёл. Может, в депо задержался.
Но Лида знала, что дело не в депо. Виктор, машинист локомотива, человек старой закалки, всегда был пунктуален донельзя. Его жизнь, как и его работа, подчинялась строгому графику. А в последнее время этот график стал давать сбои.
Он начал задерживаться, ссылаясь на совещания, наряды, какие-то внезапные проверки и дополнительные рейсы, за которые хорошо платили.
Стал нервным, дёрганым. Телефон, который раньше мог валяться где угодно, теперь был его вечным спутником. Он уносил его с собой даже в ванную, что выглядело до смешного нелепо для пятидесятидвухлетнего солидного мужчины.
— Толик дома? — спросила Лида, стараясь придать голосу беззаботность.
— В своей комнате, в компьютере сидит. Сказал, не трогать, он к сессии готовится.
Старший, Анатолий, студент-первокурсник, был полной противоположностью сестре — серьёзный, немногословный, весь в себе. Лида вздохнула. Дети выросли, у них своя жизнь, свои секреты. А у мужа, кажется, они тоже появились.
Дверь в квартиру хлопнула. На пороге стоял Виктор. Усталый, осунувшийся, с глубокими тенями под глазами. Он молча разулся, повесил куртку на крючок и прошёл на кухню.
— Привет, — буркнул он, не глядя на Лиду.
— Привет. Устал? Ужин почти готов. Картошечка твоя любимая, с лисичками, мы в воскресенье с Иришкой собирали.
— Не хочу, — отрезал он и, взяв из холодильника бутылку кефира, направился в зал.
Лида замерла с лопаткой в руке. Не хочет? Он обожал её картошку. Мог съесть целую сковородку и попросить добавки. Обида подкатила к горлу горячим комком. Она выключила плиту и молча села на табуретку. Старый кот Васька, почувствовав неладное, потёрся о её ноги, замурлыкал, пытаясь утешить.
Позже, когда дети уже разошлись по своим комнатам, а Виктор лежал на диване, уставившись в телевизор, Лида попыталась завести разговор.
— Вить, что-то случилось? Ты сам не свой в последнее время.
— Всё нормально, — не поворачивая головы, ответил он. — Устал просто. Рейсы тяжёлые.
— Может, в отпуск съездим? Хоть на недельку. На дачу к твоей маме, там речка, лес…
— Некогда мне по отпускам ездить, — раздражённо бросил он. — Работать надо.
Разговор не клеился. Между ними выросла стеклянная стена, и каждое слово, ударяясь о неё, возвращалось обратно, не достигнув цели. Ночью Лида долго не могла уснуть. Она слушала ровное дыхание мужа рядом и чувствовала себя бесконечно одинокой. Он был здесь, на расстоянии вытянутой руки, и в то же время — за тысячи километров.
Её взгляд упал на его телефон, лежавший на тумбочке. Он светился тусклым светом, показывая время. И вдруг экран снова загорелся. Сообщение. Лида невольно затаила дыхание. Она никогда не позволяла себе читать чужую переписку, считая это низостью. Но сейчас что-то подтолкнуло её. Тревога, ставшая её постоянной спутницей, оказалась сильнее принципов.
Она осторожно, боясь разбудить Виктора, взяла телефон. Сердце колотилось так, что, казалось, его стук слышен на всю квартиру.
Сообщение было от банка. «Перевод на сумму 25 000 рублей выполнен. Получатель: Кравцова Надежда Игоревна».
Лида похолодела. Надежда… Какое красивое имя. И, очевидно, очень дорогое. Двадцать пять тысяч. Это почти вся её зарплата в магазине одежды, где она работала продавцом. В голове промелькнула банальная, уродливая мысль: любовница. Молодая, требующая денег на наряды и развлечения. Картина рисовалась сама собой: её Виктор, её тихий, домашний Витя, который ворчал на неё за покупку новой кофточки, отдает такие деньги какой-то девице.
Она положила телефон на место, и её пальцы дрожали. Сон как рукой сняло. Всю ночь она пролежала с открытыми глазами, прокручивая в голове последние месяцы. Его отстранённость, эти внезапные «совещания», вечно занятый телефон… Всё сходилось. Как же она была слепа!
Утром Виктор, как ни в чём не, бывало, собирался на работу. Насвистывал какую-то мелодию, выбирал рубашку. Лида смотрела на него, и внутри всё кипело от гнева и обиды. Хотелось кричать, бить посуду, выставить его за дверь с одним чемоданом. Но она сдержалась. Ей нужны были доказательства. Не просто догадки, а факты.
***
Началось Лидино собственное, горькое расследование. Днём, когда Виктора не было дома, она села за старенький ноутбук и, с трудом вспомнив пароль, вошла в личный кабинет мужа на сайте банка. Руки тряслись так, что она несколько раз неправильно ввела данные. Наконец, страница загрузилась.
История операций. Она открыла вкладку и начала листать. Вот он, этот ночной перевод. А вот ещё один, две недели назад. И ещё, и ещё… Регулярно, два раза в месяц, в одни и те же числа, вот уже четыре месяца подряд, на карту той самой Надежды Игоревны уходили приличные суммы. По двадцать, по двадцать пять тысяч. Общая сумма заставила Лиду ахнуть. На эти деньги можно было бы съездить всей семьёй на море, о котором так мечтала Иришка. Или поменять наконец старые окна на даче.
Любопытство, смешанное со страхом, заставило её копать дальше. Она ввела в поиске «Надежда Кравцова» и быстро нашла страницу в социальной сети.
Молоденькая девушка, лет девятнадцати-двадцати. Милое личико, большие, доверчивые глаза, русая коса до пояса. Студентка какого-то столичного вуза. На фотографиях она была то с подружками в кафе, то с книжкой в парке, то на фоне университета. Никаких дорогих курортов, брендовых вещей, ничего, что указывало бы на жизнь содержанки. Обычная девчонка. И от этого становилось только хуже. Значит, всё серьёзно. Не просто интрижка.
В груди похолодело. Лида представила, как Виктор, её Виктор, смотрит на эту девушку с нежностью, как покупает ей подарки, как беспокоится о её учёбе. А она, Лида, все эти годы была лишь удобной ширмой, хозяйкой в доме, матерью его детей?
Вечером, когда муж вернулся, она встретила его ледяным молчанием. Он заметил её состояние, попытался заговорить.
— Лид, ты чего? Случилось что?
Она молча поставила перед ним тарелку с борщом.
— У тебя совесть есть, Виктор? — голос её дрожал.
Он удивлённо поднял на неё глаза.
— Ты о чём?
— О Надежде Игоревне. Хороша собой? Молодая, наверное?
Виктор побледнел. Ложка выпала из его руки и со звоном ударилась о тарелку.
— Откуда ты… Ты лазила в моём телефоне?
— А мне и не нужно было в нём лазить! — взорвалась Лида. — Ты сам себя выдал! Своей ложью, своими вечными задержками, своим телефоном в ванной! Кто она? Давно это у тебя?
Он молчал, опустив голову. Его молчание было красноречивее любых слов.
— Я всё отдам! — кричала Лида, уже не сдерживая слёз. — Квартиру разменяем, дачу продадим! Только видеть тебя не хочу! Предатель!
Дети, услышав крики, выскочили из комнат. Иришка испуганно смотрела то на мать, то на отца. Толик, нахмурившись, встал рядом с Лидой, словно защищая её.
— Пап, ты чего? «Что случилось?» —спросил он.
Виктор поднял на них затравленный взгляд.
— Дети, идите к себе. Это наш с мамой разговор.
— Нет уж! — не унималась Лида. — Пусть знают, какой у них отец! Пусть знают, что он променял нас на молодую вертихвостку!
— Замолчи, Лида! — вдруг закричал Виктор так, что все вздрогнули. — Ты ничего не знаешь! Ничего!
Он схватил куртку и выбежал из квартиры, хлопнув дверью. Лида осталась стоять посреди кухни, раздавленная и опустошённая. Иришка плакала, уткнувшись ей в плечо. Толик молча обнял их обеих. Семья, её крепость, её тихая гавань, рушилась на глазах.
***
Виктор не вернулся ни в тот вечер, ни на следующий день. Телефон его был отключен. Лида ходила по квартире как тень, механически делая какие-то домашние дела, но мысли её были далеко. Она перебирала в памяти их совместную жизнь, год за годом, пытаясь понять, где, в какой момент она упустила его, когда он стал чужим.
Она вспомнила, как они познакомились на танцах в городском парке. Он, молодой машинист, серьёзный и немногословный, и она, юная хохотушка, продавец в книжном магазине. Он так красиво ухаживал, дарил полевые ромашки, читал ей стихи. Потом была скромная свадьба, рождение Толика, потом Иришки. Жили небогато, но дружно. Вместе клеили обои в своей первой квартире, вместе сажали картошку на дачном участке, вместе радовались успехам детей. Казалось, так будет всегда.
На третий день позвонила свекровь, Арина Борисовна. Женщина она была властная, резкая, но сына своего любила до беспамятства.
— Лидка, привет! А где Витька мой? Звоню ему, а он недоступен. Что у вас там стряслось?
Лида не хотела выносить сор из избы, но сдержаться не смогла. Горечь и обида прорвались наружу.
— А Витька ваш, Арина Борисовна, нашёл себе пассию молодую! Деньги ей шлёт, а от нас нос воротит!
В трубке на несколько секунд повисла тишина.
— Ты что такое городишь? — наконец произнесла свекровь. — Витька? Да он на других баб никогда и не смотрел! Это ты, небось, напридумывала себе, со своей ревностью!
— Напридумывала? — задохнулась Лида. — У меня доказательства есть! Переводы банковские! Я всё видела!
— Ох, Лидка, Лидка… Язык твой — враг твой. Доведёшь мужика, уйдёт ведь, — проворчала Арина Борисовна и, не попрощавшись, повесила трубку.
Лида швырнула телефон на диван. Ну конечно, она во всём виновата! Сын её — ангел, а невестка — мегера ревнивая. Поддержки ждать было неоткуда.
Она решила действовать. Нужно было поговорить с этой девушкой, с этой Надей. Посмотреть ей в глаза. Может быть, тогда она что-то поймёт. Лида снова зашла на её страницу. Город проживания — Москва. Это усложняло дело. Но в одном из постов Надя писала, что на каникулы приезжает к бабушке в их родной городок. И даже указала улицу. Старый частный сектор на окраине.
Лида оделась, сунула в сумку кошелёк и поехала по указанному адресу. Она сама не знала, что скажет, когда встретит её. Будет кричать? Плакать? Умолять оставить её семью в покое?
Дом она нашла быстро. Небольшой, но ухоженный, с резными наличниками и палисадником, полным цветущих флоксов и георгинов. Лида постояла у калитки, не решаясь войти. Сердце бешено колотилось. Что она здесь делает? Зачем ей это унижение?
И в этот момент калитка открылась, и на улицу вышла она. Надя. В простом ситцевом платьице, с корзинкой в руках. Она была ещё худее и моложе, чем на фотографиях. Увидев Лиду, она удивлённо остановилась.
— Здравствуйте. Вы к кому-то?
Лида сглотнула подступивший к горлу ком.
— Я… я к тебе, Надя.
Девушка нахмурилась, в её больших серых глазах мелькнул испуг.
— Мы знакомы?
— Я жена Виктора, — выпалила Лида.
Лицо Нади мгновенно изменилось. Краска схлынула с её щёк, губы задрожали. Она попятилась назад, словно хотела спрятаться в доме.
— Я… я не понимаю…
— Всё ты понимаешь! — Лида шагнула к ней. — Зачем ты лезешь в нашу семью? Денег мало? Мой муж не олигарх! У него двое детей, которых надо растить!
— Пожалуйста, не кричите, — прошептала Надя, оглядываясь по сторонам. — Бабушка услышит, у неё сердце больное. Давайте отойдём.
Они отошли в сторону, под старую раскидистую яблоню.
— Я не лезу в вашу семью, — тихо сказала Надя, глядя в землю. — Я вообще ничего не хотела. Это он сам…
— Сам? — усмехнулась Лида. — Сам начал тебе деньги переводить? Сам от жены и детей бегает? Совести у тебя нет!
— Вы не знаете всей правды, — подняла на неё глаза Надя, и в них стояли слёзы. — Поверьте, я бы всё отдала, чтобы этого не было.
— Какой правды я не знаю? — не унималась Лида. — Что ты спишь с моим мужем?
— Он мой отец, — прошептала Надя. Лида вдруг поняла: Наде девятнадцать.
Лида замерла. Она ослышалась? Что за бред?
— Что? Какой ещё отец? Ты в своём уме?
— Мою маму звали Жанна. Жанна Кравцова. Они встречались, когда он был ещё совсем молодой, до вас. Потом они расстались, а мама узнала, что беременна. Она не стала ему ничего говорить, уехала в другой город и вырастила меня одна. Она умерла полгода назад от болезни. И перед смертью всё мне рассказала. Оставила его фотографию и письмо. Сказала, если будет совсем тяжело, чтобы я нашла его.
Надя говорила сбивчиво, глотая слёзы. А Лида стояла и не могла произнести ни слова. Мир вокруг неё качнулся и поплыл. Дочь? У Виктора есть взрослая дочь? Этого не может быть. Это какая-то злая, нелепая шутка.
— Врёшь, — просипела она. — Ты всё врёшь, чтобы денег побольше вытянуть.
— Я могу показать вам письмо, — всхлипнула Надя. — И фотографии. Я на него очень похожа, все говорят.
Лида посмотрела на неё внимательнее. И только сейчас увидела то, что было на поверхности, но что её гнев и ревность не давали разглядеть. Эти серые глаза с поволокой, форма подбородка, упрямая линия губ… Это был Виктор. Виктор в молодости.
Она развернулась и, ничего не сказав, почти побежала прочь от этого дома, от этой девушки, от этой страшной, невозможной правды.
***
Виктор вернулся домой на следующий день. Тихий, виноватый, постаревший, казалось, на десять лет. Он нашёл Лиду на кухне. Она сидела за столом и бездумно смотрела в окно, где ветер трепал листья старого тополя.
— Лида, — начал он, — прости меня. Я должен был всё рассказать тебе сразу. Я трус.
Она медленно повернула к нему голову. В её глазах не было ни слёз, ни гнева. Только холодная, бесконечная усталость.
— Это правда?
Он кивнул.
— Правда. Я и сам узнал всего несколько месяцев назад. Она нашла меня. Прислала письмо, фотографии… Я сначала не поверил. Поехал в тот город, где Жанна жила. Нашёл её соседей, подруг. Все подтвердили.
Он сел напротив, сцепив руки на столе. Его пальцы, привыкшие к рычагам управления локомотивом, мелко дрожали.
«Жанну я любил», —тихо сказал он. — Это было ещё до нашей свадьбы, Лида. Мы встречались недолго, глупая, шальная первая любовь. А потом мы расстались. Сказали, уехала куда-то с семьёй. Я погоревал и забыл.
А потом встретил тебя, и…
Он замолчал, не в силах продолжать.
— А она, оказывается, была беременна, — закончила за него Лида безжизненным голосом. — И ничего тебе не сказала. Почему?
— Гордая была, — вздохнул Виктор. — В письме написала, что не хотела меня привязывать ребёнком. Думала, я её разлюбил, раз письма редкие стали. А я просто в части был, где с почтой туго. Вот так, из-за какой-то ерунды, жизнь и сломалась.
— Это не жизнь сломалась, Виктор. Это ты её сломал. Мне. Нашим детям.
— Лида, я клянусь, я не знал! Я сам в шоке был, когда всё выяснилось. Эта девочка, Надя… Она ведь ни в чём не виновата. Она одна на всём свете осталась. Мать умерла, из родни — только старенькая бабушка. Она учится, старается, подрабатывает где-то, но денег всё равно не хватает. Я… я не мог её бросить. Я должен был ей помочь. Это мой долг.
— А твой долг перед этой семьёй? Перед Толиком и Ирой? Ты о них подумал? Ты отрывал деньги от них, чтобы отдать ей! Врал мне, изворачивался, как мальчишка!
— Я боялся, — признался он. — Боялся твоей реакции. Боялся всё разрушить. Думал, как-нибудь всё утрясётся, найду способ тебе рассказать…
— Нашёл, — горько усмехнулась она. — Лучше не придумаешь.
Они долго сидели в тишине, нарушаемой только тиканьем старых часов на стене. Каждый думал о своём. Лида пыталась осознать, принять эту новую реальность. У её мужа есть другая жизнь, о которой она не знала. Другая дочь. Часть его прошлого, которая внезапно ворвалась в их настоящее и грозила разрушить будущее.
Что делать дальше? Простить? Но как простить такую ложь? Выгнать? Но куда она пойдёт? Да и любила она его, несмотря ни на что. Любила этого уставшего, виноватого мужчину, с которым прожила больше двадцати лет.
— Что ты собираешься делать дальше? — наконец спросила она.
— Я не знаю, — честно ответил Виктор. — Я хочу, чтобы ты меня поняла, Лида. Я не хочу терять тебя и детей. Но и от неё я отказаться не могу. Она моя дочь. Моя кровь.
— Значит, будешь жить на две семьи? — в её голосе зазвенел металл.
— Нет! Что ты такое говоришь! Я просто хочу ей помогать. Поддерживать, пока она на ноги не встанет. Может быть… может быть, вы познакомитесь? Она хорошая девочка, Лида. Ты бы видела её глаза…
— Я видела, — отрезала она. — Твои глаза, Виктор.
Лида встала и вышла из кухни. Разговор был окончен, но вопросы остались. Главный из них — как жить дальше с этой правдой — висел в воздухе, тяжёлый и удушливый, как предгрозовая туча. Было ясно одно: как прежде уже не будет никогда. В их семейную мелодию, такую привычную и родную, ворвалась чужая, незнакомая нота, и теперь нужно было либо научиться играть по-новому, либо разбить инструмент вдребезги.