— Ну, и кто меня поблагодарит? — Анна Петровна, с трудом устроившись между двумя пакетами из магазина, тяжело опустилась на диван. — Я свою трешку в центре продала, чтобы вам помочь, а вы даже пирога к моему приезду не приготовили!
Марина замерла в дверном проеме, стиснув зубы. Пирог… Проклятый пирог. Словно из-за пирога рушатся семьи. Хотя, кто знает, может, и рушатся. Вот у них с Сергеем уже неделю длится холодная война — с того самого дня, как его мать неожиданно переехала к ним.
— Мы же не договаривались на этот счет, Анна Петровна, — осторожно произнесла Марина, закручивая края фартука. — Вы же обещали Сергею, что снимаете жилье на время ремонта в своей новой квартире.
— Сниму, обязательно сниму. Но ты только посмотри на эти цены! Это же дневной грабеж. А у вас тут комната пустует. Я тихонько, месяц-другой, — она развела руками, словно говоря: «Разве я вам мешаю?»
«Тихонько» означало, что в их спальне теперь стоял громоздкий шкаф с ее платьями в цветочек, в ванной выстроились бесчисленные баночки с кремами, а на кухне постоянно витал запах пригорелого лука, который Марина на дух не переносила.
Вечером Сергей, как обычно, предпочел тактику страуса.
— Мариш, ну это же ненадолго, — пробормотал он, разуваясь. — Мама просто очень устала, понимаешь? Она всего лишь… — Он запнулся, встретившись с ее взглядом.
— Всего лишь что? Всего лишь решила войти в нашу жизнь без спроса? Или всего лишь решила, что я здесь ничто?
Он тяжело вздохнул и направился в душ, оставив Марину наедине с нарастающим ощущением, что ее собственная квартира больше ей не принадлежит.
Следующее утро началось с того, что Анна Петровна громко высказала свое мнение о куртке Марины.
— Ты в этом мешке куда собралась? Женщина должна выглядеть женственно. Вот я в твои годы…
— Да почему вы все постоянно сравниваете? — не выдержала Марина, резко наматывая шарф. — У меня работа, мне должно быть удобно.
— Работа… — Анна Петровна закатила глаза. — А готовка? Мужу нужно питаться нормально. Не одними же лапшами быстрого приготовления.
Марина вышла, хлопнув дверью так, что зазвенели ключи на вешалке. В автобусе она сидела с комом в горле, снова и снова прокручивая утренний разговор. Она почти физически чувствовала, как из нее выжимают терпение, словно из мокрой тряпки.
Вечером ситуация стала еще острее.
— Марина, а Сергей обожает борщ с говядиной. Я сварила, поешь, — Анна Петровна ловко зачерпнула ложкой из кастрюли. — А то у тебя все какая-то диетическая еда.
— Спасибо, я не хочу, — Марина попыталась улыбнуться, но уголки губ предательски дрожали.
— Не хочет… А мой Сережа совсем осунулся. Жена должна заботиться о муже, а не бегать по своим салонам красоты.
Марина побледнела.
— Я работаю. И я не бегаю по салонам.
— Ну да, конечно. Зато маникюр всегда идеальный, — ядовито заметила Анна Петровна, окидывая ее руки оценивающим взглядом.
Сергей, сидевший за столом с телефоном, даже не поднял глаз. Это стало последней каплей.
Марина вскочила:
— Знаете что? Если вам так не нравится, как я веду хозяйство и как живу, вас никто не держит! И вообще — это мой дом!
— Твой дом?! — в голосе Анны Петровны зазвенела сталь. — Это квартира моего сына! Он ипотеку платит, а ты что? Просто при нем находишься?
— Прекратите! — Марина едва не закричала. — Или вы начинаете уважать мои правила, или…
— Или что? Выгонишь меня? Пожилую женщину?! — свекровь драматично заломила руки и встала так резко, что стул с грохотом упал.
И тут Сергей, наконец, оторвался от телефона:
— Девушки, ну хватит… Мама, Марина, прекратите…
— Молчи! — выкрикнули они в унисон.
В тот вечер Марина заснула на диване, так и не дождавшись Сергея в спальне. А сквозь тонкую стену доносился сдержанный шепот его матери в телефонную трубку:
— Я же говорила, что она ему не пара… Надо что-то решать.
Первый взрыв произошел. Марина почувствовала, что ее вытесняют из ее же дома. Конфликт только начинался.
— Вы всерьез решили поселиться у меня навсегда? — спросила я, глядя на чемоданы родни, намекая им на отъезд.
—
— Так, Марина, я сказала. Дальше терпеть не намерена. Или ты собираешь вещи, или я сделаю это сама, — Анна Петровна стояла посреди гостиной в новом халате с узором, напоминающим кислые яблоки. Ее глаза сверкали, как у надзирателя.
Марина сидела на диване, сжав колени, и чувствовала, как к горлу подступает тошнота. Сердце билось так, словно ее выгоняли не из квартиры, а из собственной жизни.
— Вы это серьезно? — голос дрожал, но она заставила себя усмехнуться. — Вы правда считаете, что имеете на это право?
— А у кого здесь есть право? — свекровь высоко подняла подбородок. — Сережа платит по ипотеке, я продала свою квартиру, чтобы помочь ему, а ты… Ты просто нахлебница. Без детей, без вклада, без уважения.
Марина молча смотрела на нее. В голове стучало: «Не плакать. Ни за что».
В дверях появился Сергей, как всегда — запоздало. В руках — ноутбук, на лице — привычная маска «только не сцена».
— Мам, Марина… Ну чего вы опять? — он вяло почесал затылок. — Давайте без скандалов.
— Без скандалов? — Марина вскочила, дрожащей рукой указывая на свекровь. — Твоя мать хочет выгнать меня из МОЕЙ же квартиры!
— Его квартиры! — тут же поправила Анна Петровна. — Это квартира сына, и он решит, кто здесь будет жить!
— Я… я не хочу ссор, — Сергей развел руками. — Может, тебе правда стоит пожить у Оли? Там отдохнешь, все успокоятся.
— Вот как?! — Марина почувствовала, как в груди лопается тугая пружина. — То есть ты даже не собираешься меня защищать?!
— Дело не в этом… — Сергей замялся, делая шаг к ней. — Просто всем нужно остыть…
— Отлично, — Марина засмеялась, но звук вышел хриплым и чужим. — Я остыну. И я уйду. Чтобы никому не мешать.
Через час она стояла на лестничной площадке с сумкой в руках и набирала сообщение подруге:
«Привет… не против, если я на пару дней к тебе?» — голос предательски дрогнул. — Меня… меня выгнали.
Оля встретила ее как героя.
— Марин, ну ты только посмотри на себя, — она обняла подругу. — Щеки впалые, глаза красные… Эта ведьма тебя совсем доконала.
— Доконала, — Марина криво улыбнулась. — Зато теперь я не в клетке.
На кухне Оля вручила ей чай и начала перечислять: как лучше всего «отсудить» имущество, как вызвать полицию и что кричать, если свекровь suddenly появится.
— Не кричать, Оль, — Марина махнула рукой. — Я хочу не войны, а просто свободы.
Но внутри нее уже кипела ярость. Откуда у этой женщины такая наглость? Как Сергей мог молчать?!
На третий день затишья раздался звонок. Это был Сергей.
— Марина, — он говорил тихо, словно боялся быть услышанным. — Мама… она хочет сдать твою комнату студентке. Говорит, раз тебя нет, значит, и не будет.
— Что?! — Марина едва не уронила чашку. — Она что, совсем рехнулась…
— Я пытаюсь ее отговорить, но… — голос его звучал устало. — Ты же знаешь маму.
— О, да я знаю твою маму! — Марина поднялась, чувствуя, как внутри все сжимается в ледяной ком. — Но знаешь, Сергей, теперь и ты ее узнаешь. Живите. Вдвоем. Счастливо.
Она положила трубку, а затем выключила телефон и убрала его в ящик.
Вечером, лежа на диване в гостиной у Оли, Марина решилась на шаг, который еще неделю назад показался бы немыслимым. Она открыла ноутбук и в поиске набрала: «Адвокат по семейным делам».
Марина ушла. Свекровь фактически захватила ее дом. Сергей оказался на стороне матери. Марина решила обратиться к юристу и впервые за долгое время почувствовала, что может постоять за себя.
— Я — мать! Если невестка не может дать сыну того, что даю я, значит, я буду рядом — хоть через силу.
— Ну вот и вернулась, — голос Анны Петровны прозвучал так, будто Марина была не женой, а курьером с опоздавшим заказом. — Надолго на этот раз? Или вещи пришла забрать?
Марина молча разулась. Сердце колотилось так, что, казалось, его слышно во всем подъезде. В руке она сжимала папку с документами и договором с адвокатом.
— Мне нужно поговорить с Сергеем, — сказала она тихо, но твердо.
— И со мной тоже, — свекровь скрестила руки на груди и уставилась поверх очков. — Надо решить, кто и на каких условиях здесь живет. А то Сережа у меня мягкий, а я — нет.
Марина шагнула в гостиную. Там, в кресле, сидел Сергей. Он даже не поднялся.
— Поговорим? — Марина посмотрела на него так, что он отложил телефон.
— Марин, ну чего опять начинать? — голос его был усталым, взгляд — пустым. — Мама права. Ситуация… сложная.
— Сложная? — Марина рассмеялась. — Сложная — это когда два кредита и стареющий кот. А у нас все проще. Либо ты муж и глава семьи, либо маменькин сынок.
Сергей открыл было рот, но Анна Петровна хлопнула ладонями по столу:
— Все, достаточно! Я не позволю этой особи разрушать жизнь моему мальчику. Она тебя использует! Понимаешь?!
— Это МОЙ дом, — Марина сделала шаг вперед, и в ее голосе зазвучали стальные нотки. — И я больше не позволю вам здесь хозяйничать.
— Что? — Анна Петровна вскинула брови. — Ты что, решила выгнать МЕНЯ?!
— Да. Именно так.
Марина выложила на стол бумаги:
— Вот нотариально заверенный договор. Квартира куплена в браке. По закону половина — моя. Если вы, Анна Петровна, не освободите мою половину, я подам в суд на раздел имущества и ваше выселение.
— Ах ты… — свекровь побледнела, но быстро взяла себя в руки. — Сережа, скажи ей! Скажи, что она не имеет права!
— Сергей? — Марина повернулась к мужу. — Говори. Сейчас. Кто тебе дороже — мать или жена?
В комнате повисла тяжелая пауза. Сергей посмотрел на мать, потом на Марину, и снова на мать.
— Я… я не хочу выбирать, — прошептал он.
— Ты уже сделал выбор, — Марина кивнула, и глаза предательски наполнились слезами. — Только не в мою пользу.
Через час она стояла у лифта с чемоданом. Сердце разрывалось на части, но в груди странно разливалось облегчение.
— Ты еще пожалеешь! — кричала ей вслед Анна Петровна. — Таких, как ты, никому не нужно!
Марина нажала кнопку и обернулась:
— Возможно. Но я больше не должна быть нужной вам.
Две недели спустя Марина сидела в новой съемной квартире с видом на обычный двор и впервые за долгое время чувствовала… свободу. Телефон молчал. Сергей не звонил. И это было даже к лучшему.
Она открыла ноутбук и написала в чат адвокату:
«Да, я готова подать на развод и раздел квартиры. Пора закрыть эту главу».
Спустя полгода ей позвонил Сергей.
— Марина… мама… она в больнице. Я подумал, может…
— Нет, Сергей. Это уже не моя забота, — сказала она спокойно и положила трубку.
Она сделала глоток чая и улыбнулась своему отражению в окне: впервые за много лет она видела в нем только себя. Одну себя.
Марина ушла и начала жизнь с чистого листа, обретя самоуважение и свободу от семьи, которая ее подавляла.
