— Бессовестная ты! — кричала в трубку тётка Зоя. — Девчонку с грудничком на улицу! Да как у тебя язык повернулся?
Валентина прикрыла глаза и глубоко вдохнула. Объяснять что-то было бесполезно. Для родни она теперь чудовище в человеческом обличье.
— Зоя Петровна, Оле девятнадцать. Она сама решила родить. Пусть теперь сама и отвечает.
Валентина положила трубку и прислонилась лбом к холодной стене. Спала она последние месяцы часа по четыре, не больше.
Брала ночные дежурства в больнице, чтобы хоть немного свести концы с концами. А теперь ещё и должна каяться перед всеми, кто считает себя вправе её судить.
Семь лет назад не стало младшей сестры Валентины, Светы. Пьяный водитель на перекрёстке. Осталась пятилетняя Оля. Муж Светки сгинул ещё раньше, когда девочке было три года. Просто собрал вещи и ушёл к другой.
— Я возьму Ольку, — сказала тогда Валентина родственникам, которые собрались после похорон.
Тётка Зоя только вздохнула с облегчением.
— Ты молодец, Валечка. Мы бы, конечно, но ты понимаешь — возраст, здоровье…
Понимала. Все понимали, что помогать никто не будет. Валентина сама осталась вдовой три года назад.
Мужа Игоря не стало в тридцать восемь. Детей у них не было, и Валентина решила, что Оля — это её шанс не остаться совсем одной.
Первые годы были трудными, но терпимыми. Девочка скучала по матери, плакала по ночам, но Валентина гладила её по голове, читала сказки, пекла блины по выходным.
Постепенно Оля привыкла. Стала называть Валентину просто Валей, без приставки «тётя». Это был компромисс: не мама, но и не чужой человек.
Всё изменилось, когда Оле исполнилось четырнадцать. Она стала дерзкой, колючей, отдалённой.
Валентина списывала это на переходный возраст и старалась не давить. Но когда в шестнадцать Оля привела домой Костю — долговязого парня с наглым взглядом и вечно грязными кроссовками — Валентина напряглась.
— Послушай, он не самая лучшая компания, — осторожно начала она однажды вечером.
Оля фыркнула и посмотрела на Валентину так, словно та предложила ей постричься наголо.
— Ты вообще не в теме. Костян нормальный, просто ты его не знаешь.
— Я знаю, что у него репутация не ахти. В школе говорят…
— Да пофиг, что говорят! — взорвалась Оля. — Ты мне не мать, чтобы указывать!
Валентина сглотнула комок в горле. Это было правдой, и от этого становилось ещё больнее.
Костя появлялся всё чаще. Приходил после школы, сидел на кухне, грыз семечки и плевал шелуху в пакет.
Валентина пыталась с ним разговаривать, но парень отвечал односложно, не глядя в глаза. Он ничем не занимался, не работал, хотя уже закончил школу. Жил на шее у матери, которая торговала на рынке.
— Оль, ты понимаешь, что у него ни профессии, ни перспектив? — спросила Валентина как-то раз.
— Зато он меня любит, — отрезала племянница.
***
Когда Оля объявила о беременности, Валентина почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Девушка только-только поступила в педагогический колледж. Учиться ей ещё три года.
— Оль, ты серьёзно? — Валентина присела на край дивана.
— Ага. Я рожать буду.
— А жить на что? Костя же нигде не работает.
— Устроится. Он обещал.
Валентина потерла виски. Обещания Кости не стоили и гроша ломаного.
— Послушай, я дам денег. Съездишь в клинику, всё сделаешь быстро. Потом закончишь учёбу, найдёшь нормального человека…
— Нет! — Оля вскочила, лицо её исказилось. — Это мой ребёнок! Я сама решаю!
— Оля, пойми, ты не готова. Ни морально, ни материально.
— Ты просто не хочешь мне помогать! Тебе плевать на меня!
Валентина посмотрела на неё долгим взглядом.
— Я как раз хочу помочь. Но не хочу, чтобы ты загубила себе жизнь.
Оля схватила куртку и выбежала из квартиры, хлопнув дверью. Вернулась только к ночи, пахнущая табаком и дешёвыми духами.
Валентина дала ей деньги. Оля взяла их молча, кивнула, даже сказала «спасибо». Валентина вздохнула с облегчением: девчонка всё-таки одумалась.
Но спустя три месяца живот у Оли уже было не скрыть.
— Ты что наделала?! — Валентина схватила племянницу за плечи.
— Отцепись! Это моя жизнь!
— Пока тебе нет восемнадцати, это моя ответственность!
— Когда рожу, мне уже будет, — заявила Оля и скрылась в своей комнате.
Костя к тому времени работал грузчиком на овощной базе, но продержался там ровно две недели.
— Спина болит, — объяснил он Оле по телефону.
Валентина слышала этот разговор краем уха и понимала: всё ляжет на неё. Снова.
***
Родила Оля в конце февраля. Мальчик, три двести. Назвали Ванькой.
Костя примчался в роддом, сфотографировался с сыном, выложил снимок в соцсети с подписью «Я папа!!!», а потом пропал на неделю.
Оля вернулась домой бледная, осунувшиеся, с красными глазами. Ванька орал почти круглосуточно.
Валентина вставала по ночам, качала его, грела бутылочки, меняла подгузники.
Днём шла на работу, а вечером снова подхватывала младенца, потому что Оля «устала», «не может», «голова болит».
— Слушай, это твой сын, — не выдержала однажды Валентина. — Я уже вырастила одного ребёнка.
— Тебя же никто не просил! — огрызнулась Оля.
Валентина прикусила губу. Спорить не было сил.
Костя заявлялся раз в неделю, иногда реже. Приносил пачку подгузников или банку детского питания, целовал сына в макушку и уходил «по делам».
Оля на него не обижалась. Говорила, что он ищет работу, что скоро всё наладится.
— Подай на алименты, — предложила Валентина.
— Зачем? Мы сами договоримся.
Договориться так и не получилось. Костя продолваниеал появляться эпизодически, как персонаж в дурном сне.
А Валентина продолжала работать, вставать по ночам, кормить Ваньку, покупать ему одежду и игрушки. Оля же всё чаще уходила «к подружкам», возвращалась за полночь, пахнущая дымом и алкоголем.
В начале мая Валентина вернулась с дежурства пораньше и обнаружила пустую квартиру. Ванька спал в кроватке. Оли не было.
Валентина позвонила ей.
— Где ты?
— Гуляю с Ленкой. Ты же дома, чего переживать?
— Ты хоть предупредить могла!
— Да ладно, Валя, не психуй. Ванька же спит.
Валентина швырнула телефон на диван. Ей хотелось кричать, бить посуду, рвать на себе волосы. Но она просто села на пол рядом с кроваткой и заплакала.
На следующий день она сказала Оле:
— У тебя неделя, чтобы найти жильё.
Оля вытаращилась на неё.
— Ты офигела? Куда я пойду с ребёнком?
— Не знаю. Это твои проблемы.
— Да ты выгоняешь собственного внучатого племянника на улицу!
— Он не мой внук. Это твой сын. И ты сама решила его родить, несмотря на мои просьбы. Теперь разбирайся сама.
Оля ушла на следующий же день. Сначала к Косте, но его мать выставила их через три дня.
Потом к тётке Зое, но та продержала только неделю и тоже попросила съехать. Все жалели Олю, но никто не хотел брать на себя ответственность.
Валентине звонили, писали, обвиняли. Родня отвернулась. Коллеги в больнице смотрели с осуждением, хотя вслух ничего не говорили.
Валентина держалась. Она знала, что поступила правильно. Хотя ночами всё равно не спала, прокручивая в голове всё, что произошло.
***
В июне в больницу пришёл новый врач. Григорий Андреевич, хирург. Высокий, широкоплечий, с сединой на висках.
Сорок два года, как потом выяснилось. Недавно развёлся и переехал сюда из Екатеринбурга.
— Здравствуйте, — сказал он Валентине, когда они столкнулись в ординаторской. — Вы Валентина?
— Да.
— Григорий. Приятно познакомиться.
Он протянул руку. Валентина пожала её и почувствовала странное тепло, разливающееся по груди.
С тех пор они часто пересекались. Григорий всегда здоровался первым, иногда задерживался, чтобы поболтать.
Спрашивал, как дела, рассказывал о себе. Валентина ловила себя на том, что ждёт этих встреч.
Однажды он предложил:
— Может, кофе выпьем после смены?
Валентина замялась.
— Я не знаю…
— Просто кофе. Как коллеги, — улыбнулся он.
Они пошли в кафе через дорогу от больницы. Сидели, разговаривали.
Григорий рассказывал про Екатеринбург, про бывшую жену, которая ушла к другому. Валентина рассказала про Игоря, про Олю, про Ваньку. Григорий слушал внимательно, не перебивая.
— Ты поступила правильно, — сказал он. — Нельзя жить чужую жизнь.
Эти слова отозвались в Валентине болью и облегчением одновременно.
Они стали встречаться почти каждый день. Гуляли по набережной, сидели в кафе, ездили за город.
Григорий не торопил её, не настаивал ни на чём. Просто был рядом. Валентине казалось, что она забыла, что такое быть собой, а не тянуть на себе чужие проблемы.
Однажды вечером они сидели на скамейке в парке. Григорий взял её за руку.
— Я уезжаю в Новосибирск. Там хорошая клиника, предложили должность заведующего отделением.
Валентина почувствовала, как что-то сжалось в груди.
— Когда?
— Через две недели.
— Понятно, — она попыталась высвободить руку, но Григорий крепче сжал её ладонь.
— Поедем со мной. Там новая жизнь, новые возможности. Ты сможешь начать всё с чистого листа.
Валентина смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Я не могу…
— Можешь. Ты ничего здесь не должна. Оля взрослая, пусть сама справляется. А ты заслуживаешь быть счастливой.
Он обнял её, и Валентина прижалась к его плечу, чувствуя, как внутри всё переворачивается.
***
Ночью Валентина не спала. Лежала, глядя в потолок, и думала. Уехать. Начать новую жизнь. Забыть обо всём.
Она встала, взяла телефон и позвонила Тамаре, своей коллеге, с которой работала уже десять лет.
— Тома, ты спишь?
— Теперь нет, — сонно пробормотала та. — Что случилось?
— Мне предложили уехать. В Новосибирск. С Григорием.
— Ого. И что, поедешь?
— Не знаю. Я запуталась.
Тамара молчала несколько секунд.
— Слушай, если любишь его — езжай. Ты столько лет тащила всё на себе. Светку, Олю, Ваньку. Пора подумать о себе.
— А если у нас ничего не получится?
— А если получится? Валя, ты ещё молодая. У тебя вся жизнь впереди. Не бойся.
Валентина повесила трубку и снова легла. В голове крутилось: «Уехать… Забыть…»
Но потом Тамара добавила ещё что-то, и Валентина позвонила снова.
— Тома, ты чего-то недоговариваешь.
— Да нет, всё нормально.
— Говори.
Тамара вздохнула.
— Валь, я, наверное, не должна тебе это говорить. Но если ты уедешь… Я знаю человека, который давно в тебя влюблён. Игорь… Твой Игорь. Он мне как-то признался, незадолго до смерти. Сказал, что ты — самая лучшая женщина, которую он встречал. И что если с ним что-то случится, я должна тебе об этом сказать. Я всё откладывала, не знала, как. А тут ты звонишь, и я подумала… Может, пора.
Валентина застыла. В ушах зазвенело.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Просто… Я всегда завидовала вам. Вы были такими настоящими. Игорь так тебя любил. И ты его. Может, не стоит бежать от этого? От памяти, от дома?
Валентина отключила телефон и села на край кровати. Игорь. Его улыбка, его руки, его голос. Он любил её. Она любила его. И эта любовь никуда не делась, даже спустя годы.
Уехать с Григорием — значит предать эту память. Значит бежать от себя.
А может, и нет. Может, это и есть шанс жить дальше?
***
Через два дня Валентина стояла на вокзале. Григорий ждал её у вагона.
— Ну что, едем? — он улыбнулся.
Валентина смотрела на него, на поезд, на перрон. Всё казалось нереальным, словно чужой сон.
— Я не могу, — прошептала она.
— Что?
— Прости. Я не могу уехать.
Григорий шагнул к ней, взял за руки.
— Валя, ты уверена?
— Да. Я здесь нужна. Не Оле, не Ваньке. Себе. Мне нужно остаться здесь, где я есть.
Он кивнул, отпустил её руки.
— Понимаю. Если что — звони. Я всегда буду рад тебя слышать.
Поезд тронулся. Валентина стояла на перроне, пока вагоны не скрылись за поворотом.
Она шла домой медленно, вдыхая запах июльской жары, слушая гул города. Всё было знакомым, родным. Это была её жизнь. Не чужая. Её.
***
Спустя месяц Оля позвонила.
— Валя, можно к тебе зайти?
— Заходи.
Оля пришла с Ванькой. Мальчик подрос, стал пухлее, смешнее. Он тянул к Валентине ручонки и лепетал что-то непонятное.
— Как дела? — спросила Валентина.
— Нормально. Сняли с Костей комнату. Он устроился на склад, возит грузы. Пока держится.
— Это хорошо.
Оля помолчала, потом сказала:
— Прости. Я была дурой. Ты столько для меня сделала, а я…
— Всё нормально, — перебила её Валентина. — Ты просто выросла.
Оля кивнула, вытирая слёзы.
— Можно я буду иногда приходить? Просто так, поболтать?
— Конечно.
Валентина обняла племянницу. И впервые за много месяцев почувствовала, что всё будет хорошо. Не потому, что проблемы решились.
А потому, что она наконец поняла: нельзя жить чужую жизнь. Можно только прожить свою. И это уже немало.
Эксклюзивный рассказ: "Неожиданное наследство"