Нотариус поправил очки и ещё раз перечитал документ, лежавший перед ним на столе. Тамара Ильинична сидела напротив, сжимая в руках платок, и её губы дрожали от едва сдерживаемого напряжения. Рядом с ней, откинувшись на спинку стула с видом человека, которому всё это безразлично, сидел её сын Егор. А по другую сторону стола, прямая как струна, застыла Надежда — невестка, которую Тамара Ильинична терпеть не могла уже пятый год.
— Итак, — начал нотариус своим сухим, официальным голосом, — согласно завещанию Петра Васильевича, квартира на Садовой переходит в совместную собственность его сына Егора Петровича и невестки Надежды Сергеевны в равных долях.
Тамара Ильинична вздрогнула, словно её ударили. Её пальцы судорожно сжали платок. Она знала о завещании свёкра, но до последнего момента надеялась, что там будет написано что-то другое. Что квартира достанется только Егору. Что эта выскочка не получит ничего.
Надежда не шевельнулась. Она смотрела прямо перед собой, и только лёгкая дрожь ресниц выдавала её волнение. Пять лет она терпела придирки свекрови. Пять лет выслушивала замечания о том, как она готовит, как одевается, как воспитывает сына. Пять лет Тамара Ильинична пыталась выжить её из семьи. И вот теперь судьба преподнесла неожиданный подарок.
Егор молчал. Он смотрел в окно кабинета, где за стеклом кружились первые осенние листья. Его лицо было непроницаемым, и невозможно было понять, о чём он думает.
— Это какая-то ошибка! — голос Тамары Ильиничны дрогнул. — Пётр Васильевич не мог так поступить! Квартира должна достаться только Егору! Он же его единственный внук!
Нотариус пожал плечами.
— Завещание составлено по всем правилам. Пётр Васильевич был в здравом уме и твёрдой памяти. Он лично продиктовал все условия.
— Но почему она? — Тамара Ильинична повернулась к невестке, и в её глазах плескалась ненависть. — Чем ты его опоила, а? Что наплела деду, пока я не видела?
Надежда наконец подняла глаза. В них не было ни злорадства, ни торжества. Только усталость.
— Я ничего ему не плела, Тамара Ильинична. Дедушка сам принял это решение. Может, потому что видел, как вы ко мне относитесь. Может, хотел меня защитить.
— Защитить? — свекровь вскочила со стула. — От кого это тебя надо защищать? От родной семьи? Ты влезла в наш дом, как кукушка в чужое гнездо!
— Мам, хватит, — устало произнёс Егор, всё ещё не отрывая взгляда от окна.
— Хватит? — Тамара Ильинична повернулась к сыну. — Твоя жена только что отобрала у тебя половину квартиры, а ты молчишь?
— Она ничего не отбирала. Дед сам так решил.
— Дед был стар! Она могла его обработать!
Надежда встала. Она больше не могла слушать эти обвинения.
— Знаете что, Тамара Ильинична? Мне всё равно, что вы обо мне думаете. Документы оформлены, квартира теперь наполовину моя. И есть ещё кое-что.
Она достала из сумки конверт и положила его на стол.
— Это письмо дедушка попросил передать вам после оглашения завещания.
Тамара Ильинична выхватила конверт и разорвала его трясущимися руками. Внутри был лист бумаги, исписанный знакомым почерком свёкра. Она начала читать, и с каждой строчкой её лицо становилось всё бледнее.
«Дорогая Тамара,
Я долго думал, прежде чем принять это решение. Надя — хорошая женщина, и она любит моего внука. Но ты не даёшь им жить спокойно. Твоя ревность и желание контролировать всё вокруг разрушают их семью.
Я оставляю Наде половину квартиры не потому, что она мне дороже тебя или Егора. А потому, что хочу дать ей опору. Чтобы ты не смогла выгнать её, если вдруг решишь, что она недостойна твоего сына.
Прошу тебя, Тамара, остановись. Не разрушай то, что ещё можно спасти. Егор несчастлив, потому что разрывается между тобой и женой. Отпусти его. Дай ему жить своей жизнью.
С уважением, Пётр Васильевич».
Письмо выпало из рук Тамары Ильиничны и, кружась, опустилось на пол. Она стояла посреди кабинета, и по её щекам текли слёзы. Но это были не слёзы раскаяния. Это были слёзы обиды и злости.
— Даже он... Даже дед против меня...
— Никто не против вас, мам, — Егор наконец встал и подошёл к матери. — Просто все устали от ваших войн.
Вечером того же дня Надежда сидела на кухне их съёмной квартиры и пила чай. Маленький Артём уже спал в своей комнате, а Егор всё ещё не вернулся. После визита к нотариусу он отвёз мать домой и остался с ней. Надежда не удивлялась. Она знала, что свекровь сейчас устраивает ему грандиозную истерику, обвиняя во всех смертных грехах.
Дверь хлопнула, и в квартиру вошёл Егор. Он выглядел измученным. Не снимая куртки, прошёл на кухню и сел напротив жены.
— Ну как она? — спросила Надежда.
— Как обычно. Рыдает, говорит, что я предатель, что выбрал тебя, а не её.
— И что ты ей ответил?
Егор помолчал, потирая виски.
— Ничего. Слушал и молчал. Как всегда.
Надежда вздохнула. Она знала, что муж никогда не сможет противостоять матери. Он был слишком мягким, слишком привязанным к ней. Даже сейчас, получив независимость в виде половины квартиры, она понимала, что война только начинается.
— Егор, нам нужно поговорить.
— О чём?
— О том, как мы будем жить дальше. У нас теперь есть жильё. Мы можем переехать, начать новую жизнь. Без твоей матери.
Егор покачал головой.
— Надя, она же моя мать. Я не могу её бросить.
— А меня можешь?
Он поднял на неё глаза.
— При чём тут это?
— При том, что ты всегда выбираешь её. Всегда. Когда она оскорбляет меня, ты молчишь. Когда унижает — отворачиваешься. Я пять лет терплю её выходки, а ты делаешь вид, что ничего не происходит.
— Надя...
— Нет, дай мне договорить. Твой дед оставил мне половину квартиры не просто так. Он видел, что происходит. Видел, как твоя мать пытается разрушить нашу семью. И дал мне защиту. Теперь у меня есть выбор. И я хочу знать — есть ли выбор у тебя?
Егор молчал. Он смотрел на свои руки, сложенные на столе, и не находил слов. Надежда встала.
— Подумай, Егор. Подумай хорошо. Потому что я больше не буду терпеть унижения от твоей матери. И если ты не готов защитить свою семью, то мне придётся защищать её самой. С тобой или без тебя.
Она ушла в спальню, оставив мужа одного. Егор долго сидел на кухне, глядя в темноту за окном. Он думал о матери, которая вырастила его одна после смерти отца. О жене, которая родила ему сына и терпела все эти годы. О деде, который даже после смерти пытался навести порядок в их семье.
Утром Надежда проснулась от звонка в дверь. Егор уже ушёл на работу, а Артём только начинал просыпаться. Она накинула халат и пошла открывать. На пороге стояла свекровь.
Тамара Ильинична выглядела так, словно не спала всю ночь. Глаза красные, лицо осунувшееся, но во взгляде — прежняя решимость.
— Нам нужно поговорить, — сказала она, проходя в квартиру без приглашения.
Надежда закрыла дверь и последовала за ней в гостиную. Свекровь села на диван и сложила руки на коленях.
— Я всю ночь думала, — начала она. — Думала о письме Петра Васильевича. О том, что он написал.
— И?
— И пришла к выводу, что он был неправ. Я не разрушаю семью Егора. Я пытаюсь её спасти. От тебя.
Надежда устало покачала головой.
— Тамара Ильинична, мы можем говорить об этом бесконечно. Но факт остаётся фактом — половина квартиры теперь моя. И я не позволю вам больше контролировать нашу жизнь.
— Ты думаешь, квартира что-то изменит? — свекровь усмехнулась. — Ты думаешь, Егор выберет тебя? Он мой сын. Моя кровь. А ты — никто.
— Я мать его ребёнка.
— Ребёнка можно родить от кого угодно. Это не делает тебя особенной.
Надежда почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Но она сдержалась. Не стоит опускаться до уровня свекрови.
— Знаете что? Мне всё равно, что вы обо мне думаете. Но есть одна вещь, которую вы должны понять. Я не уйду. Не исчезну. Не сдамся. Потому что у меня есть то, чего нет у вас.
— И что же это?
— Любовь Егора. Настоящая любовь. Не та удушающая привязанность, которой вы его связали. А любовь мужчины к женщине. И рано или поздно он это поймёт.
Тамара Ильинична побледнела. Она вскочила с дивана, и её голос сорвался на крик.
— Да как ты смеешь?! Я отдала ему всю жизнь! Я растила его одна! Я жертвовала всем ради него!
— И теперь требуете платы за эти жертвы? — спокойно спросила Надежда. — Это не любовь, Тамара Ильинична. Это манипуляция.
Свекровь замахнулась, чтобы дать невестке пощёчину, но Надежда перехватила её руку.
— Не надо. Мы обе взрослые люди. Давайте решим это цивилизованно.
— Цивилизованно? — Тамара Ильинична вырвала руку. — Хорошо. Тогда слушай внимательно. Я сделаю всё, чтобы Егор понял, кто ты на самом деле. Я найду способ забрать эту квартиру. И ты останешься ни с чем.
— Попробуйте, — пожала плечами Надежда.
Свекровь развернулась и вышла, громко хлопнув дверью. Надежда осталась стоять посреди комнаты. Она знала, что это только начало. Тамара Ильинична не отступит. Но и она не собиралась сдаваться.
Прошла неделя. Егор старательно избегал разговоров и о матери, и о квартире. Он уходил рано утром на работу и возвращался поздно вечером. По выходным находил причины уехать по делам. Надежда видела, что он разрывается, но не торопила его с решением. Она знала, что рано или поздно ему придётся выбрать.
В пятницу вечером позвонила Тамара Ильинична. Надежда нехотя взяла трубку.
— Надя? Это я, — голос свекрови был неожиданно спокойным, даже дружелюбным. — Я хочу извиниться за то, что наговорила на прошлой неделе. Была не права.
Надежда насторожилась. За пять лет она научилась распознавать, когда свекровь что-то затевает.
— Хорошо, — осторожно ответила она.
— Я подумала, может, нам стоит встретиться? Поговорить спокойно, без эмоций. В конце концов, мы обе любим Егора и хотим, чтобы он был счастлив.
— Где вы предлагаете встретиться?
— Приезжай ко мне завтра. Часа в три. Егор будет на работе, Артёма можешь взять с собой. Посидим, чаю попьём, поговорим.
Надежда колебалась. С одной стороны, она не верила в искренность свекрови. С другой — может, та действительно готова к диалогу?
— Хорошо, — согласилась она. — Приеду.
На следующий день, ровно в три часа, Надежда с Артёмом стояла у двери квартиры свекрови. Мальчик держал маму за руку и с любопытством смотрел по сторонам. Он редко бывал у бабушки — Тамара Ильинична не особо жаловала внука, считая его слишком похожим на мать.
Дверь открылась, и на пороге появилась свекровь. Она была одета в строгое чёрное платье, словно собралась на похороны. Но улыбалась.
— Проходите, проходите. Я пирог испекла, яблочный. Артёмушка, ты любишь яблочный пирог?
Мальчик кивнул и спрятался за маму. Он чувствовал напряжение и побаивался бабушку.
Они прошли в гостиную, где был накрыт стол. Чайник, чашки, тарелки с пирогом. Всё выглядело мирно и по-домашнему. Слишком мирно.
— Садитесь, — пригласила Тамара Ильинична. — Сейчас чай заварю.
Она ушла на кухню, а Надежда села за стол, усадив Артёма рядом. Что-то было не так. Свекровь вела себя слишком любезно.
Тамара Ильинична вернулась с чайником и начала разливать чай. Потом отрезала кусок пирога и положила перед Артёмом.
— Кушай, внучок. Бабушка старалась.
Мальчик взял вилку и начал есть. Надежда взяла свою чашку, но пить не стала. Она ждала.
— Итак, — начала свекровь, садясь напротив. — Я много думала о нашей ситуации. И пришла к выводу, что нам нужно найти компромисс.
— Какой компромисс?
— Очень простой. Ты отказываешься от своей доли квартиры в пользу Егора, а я больше не вмешиваюсь в вашу жизнь.
Надежда чуть не рассмеялась. Это было так предсказуемо.
— Тамара Ильинична, это не компромисс. Это ультиматум.
— Назови как хочешь. Но подумай — тебе ведь не нужна эта квартира. У вас есть жильё, вы снимаете неплохую двушку. А Егору квартира нужна. Он же мужчина, глава семьи. Как он будет себя чувствовать, зная, что половина его наследства принадлежит жене?
— Нормально будет себя чувствовать. Егор не из тех, кто комплексует по таким поводам.
— Ты плохо знаешь моего сына. Он гордый. И рано или поздно это начнёт его разъедать. Он начнёт тебя ненавидеть за то, что ты отобрала у него половину квартиры.
— Я ничего не отбирала. Это решение дедушки.
— Дедушка был стар и наивен. Ты обвела его вокруг пальца.
Надежда поставила чашку на стол. Хватит.
— Знаете что, Тамара Ильинична? Мне надоело это слушать. Вы можете говорить что угодно, обвинять меня в чём угодно, но факт остаётся фактом — половина квартиры моя, и я не собираюсь от неё отказываться. Более того, я планирую в ближайшее время туда переехать. С Егором и Артёмом. И вы ничего с этим не сможете сделать.
Лицо свекрови окаменело.
— Ты переедешь туда только через мой труп.
— Не драматизируйте. Это всего лишь квартира.
— Это не просто квартира! Это дом, где вырос мой сын! Где жил мой муж! Это наша семейная реликвия!
— Которая теперь наполовину принадлежит мне. Смиритесь с этим.
Тамара Ильинична вскочила из-за стола.
— Никогда! Слышишь? Никогда! Я лучше спалю эту квартиру, чем позволю тебе там жить!
В этот момент в комнату вошёл Егор. Он стоял в дверях и смотрел на мать с таким выражением лица, которого Надежда никогда у него не видела. Это было отвращение.
— Ты спалишь квартиру деда? — тихо спросил он.
Тамара Ильинична обернулась и побледнела, увидев сына.
— Егор! Ты же должен быть на работе!
— Я отпросился. Надя написала, что едет к тебе, и я решил приехать. На всякий случай. И правильно сделал.
Он прошёл в комнату и встал рядом с женой.
— Мам, ты слышишь себя? Ты готова уничтожить квартиру деда, лишь бы она не досталась Наде?
— Она не достойна этой квартиры! Она чужая!
— Она моя жена. Мать моего сына. И дед это понимал. В отличие от тебя.
Тамара Ильинична всплеснула руками.
— Она тебе мозги запудрила! Ты не видишь очевидного!
— Я вижу, мам. Наконец-то вижу. Вижу, как ты годами изводишь Надю. Как пытаешься разрушить мою семью. Как манипулируешь мной, играя на чувстве долга.
— Я твоя мать!
— Да, ты моя мать. Но это не даёт тебе права контролировать мою жизнь. Мне тридцать пять лет, мам. У меня есть семья. И я больше не позволю тебе её разрушать.
Он взял Артёма на руки.
— Мы уходим. И больше не приходите к нам. Не звоните. Когда будете готовы принять мою жену и относиться к ней с уважением — тогда и поговорим.
Он повернулся к Наде.
— Пойдём домой.
Они вышли из квартиры, оставив Тамару Ильиничну стоять посреди гостиной. Она смотрела на закрывшуюся дверь и не могла поверить в происходящее. Её сын выбрал. И выбрал не её.
Через месяц семья Надежды переехала в квартиру на Садовой. Егор сам предложил это, сказав, что пора начинать новую жизнь. Квартира была просторной и светлой, с высокими потолками и большими окнами. Артём был в восторге от своей новой комнаты, которая была вдвое больше прежней.
Тамара Ильинична не звонила. Не приходила. Егор знал от общих знакомых, что она жива и здорова, но упорно делает вид, что у неё нет сына. Он переживал, но Надежда поддерживала его.
— Она придёт, — говорила она. — Рано или поздно поймёт, что теряет не только тебя, но и внука. И придёт.
И она оказалась права. Через три месяца в дверь позвонили. Надежда открыла и увидела на пороге свекровь. Та выглядела постаревшей и усталой. В руках она держала пакет с игрушками.
— Можно мне увидеть Артёма? — тихо спросила она.
Надежда отступила в сторону.
— Проходите.
Тамара Ильинична вошла в квартиру и огляделась. Всё было не так, как при жизни свёкра. Новые обои, новая мебель, детские рисунки на стенах. Это был дом молодой семьи, а не музей памяти.
Из детской выбежал Артём и замер, увидев бабушку.
— Бабушка Тома! — радостно закричал он и бросился к ней.
Тамара Ильинична подхватила внука на руки и прижала к себе. По её щекам текли слёзы.
— Внучок мой... Как ты вырос...
Егор вышел из комнаты и остановился в дверях. Он смотрел на мать, и в его глазах была надежда.
— Привет, мам.
— Привет, сынок.
Они стояли и смотрели друг на друга, и в этом молчании было больше слов, чем в любых разговорах.
— Я... я хотела извиниться, — наконец сказала Тамара Ильинична. — Перед тобой, Егор. И перед тобой, Надя. Я была неправа. Пётр Васильевич был мудрее меня. Он видел то, что я отказывалась видеть.
Надежда подошла к ней.
— Тамара Ильинична, прошлое не вернуть. Но мы можем начать сначала. Если вы готовы принять нашу семью такой, какая она есть.
Свекровь кивнула.
— Я готова. Мне... мне очень вас не хватало. Всех троих.
Егор обнял мать.
— Мам, оставайся на ужин. Надя приготовила твои любимые голубцы.
— Правда? — Тамара Ильинична посмотрела на невестку с удивлением.
— Правда, — улыбнулась Надежда. — Я знала, что вы придёте. Рано или поздно.
За ужином они сидели все вместе — свекровь, невестка, Егор и маленький Артём, который радостно болтал о своих приключениях в детском саду. Тамара Ильинична слушала внука и украдкой вытирала слёзы. Она поняла, что чуть не потеряла самое дорогое — семью. Настоящую семью, где её любят не за то, что она мать и свекровь, а просто за то, что она есть.
После ужина, когда Артёма уложили спать, они сидели в гостиной и пили чай. Тамара Ильинична достала из сумки старый фотоальбом.
— Я принесла фотографии Егора в детстве. Подумала, Артёму будет интересно посмотреть, каким был его папа.
Они листали альбом, и Надежда с удивлением обнаружила, что свекровь может быть интересным рассказчиком. Она с юмором вспоминала проказы маленького Егора, его первые слова, первые шаги.
— А это дед Петя учит его кататься на велосипеде, — Тамара Ильинична указала на фотографию. — Егору было шесть лет, и он боялся отпустить руль. Дед бегал за ним по всему двору, держа велосипед.
— Я помню, — улыбнулся Егор. — Дед тогда сказал, что страх — это нормально. Главное — не дать ему управлять твоей жизнью.
Тамара Ильинична кивнула.
— Он был мудрым человеком. Жаль, что я не всегда к нему прислушивалась.
Она закрыла альбом и посмотрела на Надежду.
— Надя, я хочу, чтобы ты знала — ты хорошая жена моему сыну и прекрасная мать моему внуку. Прости меня за все эти годы.
Надежда взяла её за руку.
— Всё в прошлом, Тамара Ильинична. Давайте смотреть в будущее.
Свекровь сжала её руку в ответ.
Когда Тамара Ильинична уходила, Артём проснулся и выбежал попрощаться.
— Бабушка, ты придёшь завтра?
— Если мама с папой разрешат.
— Мама, можно? — Артём посмотрел на Надежду умоляющими глазами.
— Конечно, можно. Бабушка Тома всегда желанный гость в нашем доме.
Тамара Ильинична обняла невестку. Впервые за пять лет. Это были не дежурные объятия, а искреннее, тёплое прикосновение.
— Спасибо, — прошептала она.
— Вам спасибо, — ответила Надежда. — За то, что нашли в себе силы прийти.
Свекровь ушла, а Надежда и Егор остались стоять в прихожей. Егор обнял жену.
— Спасибо тебе за терпение. За то, что не сдалась. За то, что дала ей шанс.
— Мы семья, Егор. А семья должна быть вместе. Даже если для этого нужно пройти через конфликты и обиды.
Они вернулись в гостиную, где на столе всё ещё лежал фотоальбом. Надежда открыла его на последней странице, где была фотография всей семьи — молодые Пётр Васильевич и его жена, маленький Егор и Тамара Ильинична.
— Знаешь, я думаю, дедушка был бы доволен, — сказала она. — Его план сработал. Мы все вместе.
Егор кивнул.
— Он всегда говорил, что семья — это не те, кто связан кровью. Это те, кто готов бороться друг за друга. И прощать друг друга.
За окном шёл снег, укрывая город белым покрывалом. В квартире на Садовой было тепло и уютно. Старые стены хранили память о прошлом, но теперь они стали свидетелями нового начала. Начала, где свекровь и невестка больше не враги, а союзники. Где муж не разрывается между матерью и женой. Где маленький мальчик может любить и маму, и папу, и бабушку, не чувствуя напряжения взрослых.
Война закончилась. Не победой одной стороны, а примирением. И это было лучшее, что могло произойти с этой семьёй.