— Твоей сестре дали общежитие от института, так что пусть там и живёт.
Слова Оксаны упали на кухонный стол, как ледяной дождь на раскалённую плиту. Не громко, не зло — просто как факт, не подлежащий обсуждению. Артём замер с вилкой в руке, не донеся до рта кусок запечённой рыбы. Он пятнадцать минут витиевато расписывал, как мама в ужасе от «общаги»: тонкие стены, подозрительные соседки, один душ на этаж. Рисовал картину почти библейских страданий для своей наивной восемнадцатилетней сестрёнки Катюши. Ждал сочувствия, вздохов, может, лёгкого спора — и победного финала. А получил — ледяной приговор.
— Ты не поняла, — медленно проговорил он, откладывая вилку. Аппетит пропал. — Мама в панике. Катя — домашняя девочка. Она не приспособлена к таким условиям. Это же ненадолго, пока не освоится.
— Она совершеннолетняя, поступила в вуз в другом городе. Должна была понимать, что её ждут не родительские хоромы. Институт выполнил обязательства — дал место. Вопрос закрыт, — Оксана спокойно доела ужин, будто речь шла о завтрашней погоде. Её невозмутимость бесила сильнее любого крика.
— То есть тебе нормально, что моя сестра будет жить в гадюшнике, когда у нас целая квартира? Мы же семья! Семья должна помогать!
— Мы — семья. Я и ты. А Катя — член семьи твоей мамы. И если её так заботит комфорт дочери — пусть решает проблему сама. При чём здесь наша квартира?
Артём встал и заходил по кухне, будто в клетке. Он рассчитывал на женскую мягкость, а наткнулся на стену из железобетона.
— Что значит «при чём здесь»? Ты моя жена! Катя — твоя золовка! Мы поставим ей диван в зале…
— В том самом зале, где мы смотрим сериалы? Через который ходишь в ванную и на кухню? — перебила Оксана, поднимая на него глаза. — Ты предлагаешь превратить нашу двухкомнатную квартиру в проходной двор на неопределённый срок? Ради девушки, у которой есть законное место для проживания?
Каждое слово — точный удар. Она не давала ему уйти в эмоции. Держала на фактах — и там он проигрывал.
— Это временно! — выкрикнул он.
— Нет ничего более постоянного, чем «временно», — отрезала она и отодвинула тарелку. — Послушай внимательно. В последний раз скажу:
Твоей сестре дали общежитие от института, так что пусть там и живёт! А если твоей матери это не нравится, то пусть снимает ей квартиру! Но у нас она жить не будет! Точка!
Артём смотрел на неё — на свою всегда понимающую, мягкую Оксану — и не узнавал. Перед ним стоял чужой, непреклонный человек. Он знал: мать и сестра ждут ответа. Он должен продавить это. Любой ценой.
— Значит, так? — процедил он. — Ты отказываешься помочь моей семье?
— Отказываюсь создавать проблему для нашей семьи ради чужих забот, — поправила она.
Артём понял: нужен авторитет. Он схватил телефон и набрал маму. Не сказав ни слова, протянул трубку Оксане. Это был его ультиматум.
Она взяла телефон без колебаний — будто солонку. Взгляд — спокойный, как озеро перед бурей. Из динамика неслся гневный монолог Раисы Степановны: упрёки, обвинения, требования. Артём ждал, что Оксана дрогнет.
Но она молчала. Минута. Вторая. Голос свекрови сбился, запнулся, замолк.
— Я вас услышала, — сказала Оксана и отключила звонок.
Артём остолбенел.
— Ты что творишь?! Ты сбросила звонок! Ты не уважаешь мою мать!
— Наоборот. Очень уважаю, — холодно ответила Оксана и ушла в гостиную.
Артём последовал за ней. Она села в кресло, открыла ноутбук.
— Что ты делаешь? — прошипел он.
— Решаю проблему, — не отрываясь от экрана, сказала она. — Твоя мама считает, что в общежитии Кате плохо. Я согласна. Поэтому ищу ей жильё.
На экране мелькали объявления: комнаты, цены, метро.
— Вот, — повернула она ноутбук. — Комната, двенадцать метров, у пенсионерки. Метро «Университет», пять минут до вуза. Тихо, спокойно. Всё, как хочет мама.
— Ты с ума сошла? Знаешь, сколько это стоит?
— Да. Двадцать тысяч. Но раз маме так не всё равно — она поможет. А я, как член вашей дружной семьи, готова вносить пять тысяч из нашего бюджета. Остальные пятнадцать — с тебя и мамы. По семь с половиной. Это же для твоей сестры. Семья должна помогать, верно?
Она захлопнула ноутбук. Звук — как щёлчок капкана.
— Звони. Обрадуй их.
Артём не позвонил. Ушёл в спальню, надеясь, что молчание заставит её сдаться.
Но Оксана не сдалась. Дни прошли в ледяном молчании. Она читала, занималась йогой, варила любимый суп. Спокойствие её было оружием.
Мать звонила, страдальчески шепча: «Катюша плачет, не ест… Ты под каблуком у этой женщины!»
Сестра слала фото унылого коридора: «Мой новый дом :(» и писала: «Брат, может, мне извиниться перед Оксаной?»
К пятнице Артём был на грани.
— Я всё решил! — объявил он в гостиной. — Лена будет жить у нас. Завтра привезу её вещи. Это не обсуждается.
На следующий день он приехал за Катей. Та ждала с сумками, счастливая и благодарная. Всю дорогу болтала, как спасённая от ада.
— Мы дома! — громко сказал он, входя в квартиру.
Тишина.
В гостиной — их диван застелен постельным бельём. На нём — подушка Оксаны, книга, планшет. В спальне — всё перевернуто: её туалетный столик заменён письменным, на кровати — яркое покрывало, в шкафу — вещи Кати. Его вещей — нет.
Из кухни вышла Оксана с чашкой чая.
— О, уже приехали. Здравствуй, Катя. — Кивнула сестре. — Располагайтесь. Я подготовила для тебя комнату, чтобы было удобно учиться. Артём, твои вещи — в шкафу в гостиной.
— Ты… что сделала? — выдавил он.
— Выполнила твоё желание. Ты сказал — Катя будет жить у нас. Хорошо. Но я не собираюсь делить личное пространство с посторонним. Поэтому уступила вам спальню. Ты мужчина, ты принял решение. Теперь у тебя выбор: спать с сестрой в её комнате или со мной на диване. Ты же хотел крепкой семьи под одной крышей? Вот она.
Она допила чай, поставила чашку и ушла в ванную, плотно закрыв дверь.
Артём остался стоять посреди квартиры, превратившейся в руины. Рядом плакала Катя. В спальне, где он больше не хозяин. В гостиной — диван, ставший символом унижения.
Война окончена. Победителей не было. Только проигравшие — и один, кто просто ушёл из игры.