— Всё, Ольга. С завтрашнего дня ты уходишь с работы.
Виктор произнес это, не отрывая глаз от экрана телевизора, где мелькали новости о строительных тендерах. Его голос звучал ровно, как приказ подчиненному в офисе. Я замерла с ложкой в руке, размешивая суп на плите. Кухня, наша типичная московская кухня девяностых, с потрепанными шкафчиками и газовой плитой, вдруг показалась клеткой.
— Ты серьезно? — спросила я, стараясь сохранить спокойствие. Руки слегка дрожали, но я не дала ему заметить.
Он наконец повернулся, его лицо, загорелое от недавней командировки, выражало уверенность человека, привыкшего командовать. Виктор всегда был таким — с тех пор, как мы поженились в девяносто восьмом, после его возвращения из армии и моего окончания экономфака. Он строил фирму по поставкам материалов, а я работала аналитиком в небольшой конторе, мечтая о большем. Но теперь, в две тысячи двадцатом, когда кризис подкосил экономику, он решил за меня.
— Конечно. Ты измотана, Ольга. Эти бесконечные отчеты, сверхурочные. Нам это не нужно. Я зарабатываю достаточно. — Он подошел ближе, положил руку на мое плечо, но в этом жесте не было тепла, только покровительство.
Я кивнула, отводя взгляд. Внутри кипело: как он мог? После всех лет, когда я тянула семью, пока он рисковал в бизнесе девяностых. Но спорить было бесполезно. Виктор не терпел возражений, особенно от жены. Его ценности, унаследованные от советских времен, когда мужчины решали, а женщины создавали уют, сидели крепко.
На следующий день он сам составил заявление об увольнении. Стоял за спиной, пока я печатала на старом компьютере в гостиной. Его дыхание, тяжелое и самодовольное, давило. Я чувствовала себя марионеткой. Коллеги в офисе, где я проработала десять лет, перешептывались, когда я собирала вещи: дипломы, папки с проектами. Виктор ждал в коридоре, скрестив руки, как страж.
Дома он сразу переставил мебель. Мой уголок с документами исчез, на его месте появилось кресло для "отдыха". — Теперь порядок, — сказал он с улыбкой победителя. — Ты будешь заниматься домом, как положено.
Я улыбнулась в ответ, но внутри росло что-то холодное, расчетливое. Он не знал, что эти годы под его контролем научили меня выживать. В девяносто шестом, когда я поступила в вуз, мир рушился — перестройка, дефолт. Я выучилась на экономиста, работала в банке, пока не встретила его. Виктор, с его амбициями, обещал защиту. Но теперь эта "защита" душит.
Дни потекли иначе. Утром я провожала его на работу, а потом садилась за кухонный стол. Ноутбук, спрятанный в шкафу, стал моим оружием. Я давно подумывала о своем деле. В две тысячи семнадцатом, после очередного скандала, когда он запретил мне повышение, я начала копить. С его "карманных" денег откладывала, говорила, что на продукты ушло больше. Продала дачу от родителей — ему сказала, что неудачно вложила.
Так родилась "Бастион" — моя фирма по строительным материалам. Сначала скромный офис в спальном районе, два сотрудника: Сергей Козлов, молодой инженер, которого Виктор когда-то уволил за "слишком смелые идеи", и Марина Петрова, логист с опытом. Я наняла их тайно, по ночам проводя собеседования онлайн.
Виктор возвращался вечером, хвастаясь успехами. Его "Монолит" рос, но конкуренты поджимали. — Эти новички, "Бастион", везде суют нос! — жаловался он за ужином, жуя котлеты. — Переманивают поставщиков, предлагают скидки. Я их раздавлю.
Я кивала, подливая ему компот. — Конечно, Витя. Ты справишься. — А про себя думала: "Ты сам даешь мне карты". Его рассказы о слабостях фирмы становились моими стратегиями. Сергей внедрял идеи, Марина оптимизировала логистику. Мы обошли его на мелких заказах, а теперь целились на крупный тендер — поставки для жилого комплекса.
Но внутри рос конфликт. Зачем я это делаю? Месть? Или просто хочу доказать себе, что не сломана? Каждую ночь, лежа рядом с ним, я спрашивала: а если он узнает, что будет с нами? Семья, построенная на лжи, — это еще семья? И как пережить эту пустоту, когда близкий человек становится врагом?
Напряжение нарастало. Однажды он вернулся раньше, застав меня за ноутбуком. Документы по тендеру лежали на столе. Я быстро захлопнула крышку, схватила тряпку. — Убираюсь, — соврала я, сердце колотилось.
Он подозрительно огляделся. — Странно. Запах какой-то... офисный. — Но поверил, ушел в комнату. Я выдохнула, но страх остался. Что, если он проверит? Потеря доверия — это как потеря части себя. А если развод? Как жить одной после двадцати лет вместе?
Кризис пришел за неделю до тендера. Виктор узнал о нашем ключевом поставщике — Григории Алексеевиче, его бывшем партнере из девяностых. Тогда, в две тысячи четвертом, Виктор предал его, подстроив банкротство их общей фирмы. Григорий выкарабкался, сменил фамилию, основал свою компанию. Виктор решил надавить: — Я напомню ему старые долги. "Бастион" рухнет.
Он сказал это за ужином, с хищной улыбкой. Я замерла. Это удар по мне. Внутри вспыхнула ярость: как он смеет? После всего, что он мне сделал — отобрал карьеру, самоуважение. Но и вина: мы ведь семья. Зачем доводить до разрушения? Что, если эта месть уничтожит нас обоих?
Ночью я позвонила Сергею. — Включаем план Б. Отправь Григорию документы о предательстве Виктора. — Голос дрожал. Это было необратимо. Утром Виктор ушел уверенный, а я сидела на кухне, глядя в окно. Запах кофе смешивался с горечью. Потеря — не только бизнес, но и иллюзия любви. Как преодолеть эту боль, когда муж становится чужим?
Тендер мы выиграли. Новость пришла по email. "Бастион" обошел "Монолит" на пять процентов. Виктор вернулся вечером, сломленный. Сел на стул, уставился в пол. — Меня предали. Кто-то сливал информацию. Из дома.
Его глаза, полные отчаяния, встретились с моими. — Да, Витя. Из дома. — Я сказала спокойно, но внутри бушевала буря.
Он побледнел. — Ты? — Шепот был полон неверия.
— Я. "Бастион" — моя фирма. Ты запер меня здесь, но дал время и знания. — Слова вырвались, как давно сдерживаемый крик.
Он встал, подошел ближе. В глазах мелькнула ярость, потом слом. — Зачем? Мы же семья!
— Семья? Ты решил за меня, отобрал всё. Теперь твоя очередь. — Я повернулась, ушла в комнату. Он остался один.
Последствия были тяжелыми. "Монолит" обанкротился. Виктор потерял всё: фирму, репутацию. Он пытался спорить, кричал, но сломался. Мы не развелись — куда ему идти? Он остался дома, убирал, готовил. Я возглавляла "Бастион", расширяла бизнес. Но радости не было. Вечерами, возвращаясь в пустую квартиру, я чувствовала холод. Он смотрел на меня с тоской, но без тепла.
Год спустя ничего не изменилось. Виктор постарел, стал тихим. Я предлагала ему работу — отказался. Мы жили рядом, но отдельно. Потеря близости оказалась хуже мести. Зачем я это сделала? Чтобы доказать силу? Но сила не вернула тепла. Дом казался пустым, как после смерти кого-то родного. И вопрос мучил: как жить дальше, когда победа приносит только одиночество?
В один вечер я вернулась рано. Он стоял у окна, глядя на город. — Красиво ты построила, Ольга, — сказал он тихо.
Я подошла. — Да. Но цена высока.
Он кивнул, не оборачиваясь. Мы стояли молча. Никакого катарсиса, только горькая правда: мы потеряли друг друга навсегда. Жизнь продолжается, но без надежды на исцеление.