Когда в августе 1812 года весть о назначении Кутузова главнокомандующим дошла до армии, солдаты, если верить легенде, кричали «ура» и бросали шапки вверх. Красивая картинка для учебников истории.
Вот только генералы в этот момент проклинали старика последними словами. Причём не шёпотом, а по настоящему, по мужски, правда в письмах, которые сохранились до наших дней.
Пётр Багратион, герой Шенграбена, написал московскому губернатору Ростопчину:
«Хорош и сей гусь, который назван и князем и вождем!»
Михаил Милорадович обозвал нового командующего «низким царедворцем».
Дмитрий Дохтуров добавил: «отвратительный интриган».
А Николай Раевский вообще заявил жене, что «переменив Барклая, который был не великий полководец, мы и тут потеряли».
Четыре боевых генерала. Четыре убийственных характеристики. Причём все они лично воевали вместе с Кутузовым. И знали, о чём говорят.
«Кофейник», который умел нравиться сильным мира сего
Александр I терпеть не мог Кутузова. Впрочем, слово «терпеть» тут слабовато. Жозеф де Местр, хорошо осведомлённый дипломат, свидетельствовал:
император возмущался, что «этот человек ни разу не возразил мне».
Двуличие. Угодливость. Развратная жизнь. Всё это царь ставил Кутузову в вину. При дворе нового главнокомандующего называли «одноглазым сатиром» и смаковали подробности какого-то скандального «дела с кофейником».
Кстати, про кофейник. Это не просто придворная сплетня.
Семь лет Михаил Илларионович подносил кофе Платону Зубову, последнему и самому влиятельному любовнику Екатерины II. Семь лет царедворничал, угождал, изворачивался. Карьера строилась не на Бородинских полях, а в будуарах Зимнего дворца. Александр так его и называл за глаза: «кофейник». Ещё «лобызал» и «сатир». Нежности, одним словом.
Но летом 1812-го царю пришлось назначить именно этого человека. Барклай де Толли, хотя и происходил из обрусевших шотландцев, для дворян был «немцем». А главное то, что он вёл армию на восток, отдавая французам имения русских помещиков. Дворянство взвыло. Требовало крови. Или хотя бы отставки предателя-иноземца.
Кутузов подходил идеально: русское имя, титул князя, владелец пяти с половиной тысяч крепостных душ. Свой.
Александр цинично подвёл итог: «Сам я умываю руки».
Любопытная деталь:
в чрезвычайном комитете, выбиравшем главнокомандующего, заседал князь Лопухин, глава масонской ложи «Великий Восток». Так что назначение Кутузова было политическим решением, а не военным. Впрочем, генералы это прекрасно понимали.
«Особенный дар драться неудачно»
Ещё в 1811 году, за год до Бородино, Багратион предупреждал военного министра Барклая: «Кутузов имеет особенный дар драться неудачно». Не эмоция. Трезвая оценка, основанная на опыте.
А опыт был свежий.
Декабрь 1805-го. Аустерлиц.
Кутузов командует объединённой русско-австрийской армией численностью восемьдесят пять тысяч штыков. Против них Наполеон с семидесятью пятью тысячами. Численное преимущество у союзников. Но Кутузов не смеет возразить двум императорам — русскому Александру и австрийскому Францу. Те жаждут генерального сражения. Кутузов против. Но промолчал.
Результат? Разгром. Двадцать пять тысяч убитых, раненых и пленных. Треть армии. Французы потеряли тринадцать тысяч. Сам Кутузов ранен, едва не попал в плен.
По свидетельствам современников, на военном совете перед битвой главнокомандующий просто спал, пока австрийский генерал Вейротер зачитывал план сражения. Проснулся, сказал: «Изменить ничего нельзя». И отправил армию в бой.
Военные историки позже оценят Аустерлиц как «бездарность командования союзной армии». Но для генералов 1812 года это был не исторический факт, а личное воспоминание. Кровавое. Позорное.
Крупный успех Кутузова — разгром турок при Рущуке в 1811-м. Блестящий манёвр. Турецкая армия потеряла половину состава. Русские всего девять человек убитыми. Но, видимо, генералы понимали, что турки — это не Наполеон. Победа над султанскими войсками ещё не делает полководцем.
Дохтуров с Милорадовичем помнили Аустерлиц. Раевский и Багратион тоже. И когда услышали фамилию нового главнокомандующего, у них перед глазами встала не победа, а провал семилетней давности.
«Немец» Барклай, который делал всё правильно
Михаил Богданович Барклай де Толли разработал стратегию «скифской войны» ещё в 1807 году. Заманить врага вглубь страны. Растянуть его коммуникации. Измотать мелкими стычками. Дождаться, пока армия агрессора начнёт разлагаться от голода и болезней. А затем ударить.
Наполеон знал эту стратегию. Именно поэтому рвался дать генеральное сражение на границе. Барклай уклонялся. Отступал. Сохранял армию. Делал единственно правильное.
За что его ненавидели всей душой.
Солдаты переиначивали «Барклай» в «Болтай». Офицеры шептались об измене. Дворяне, теряющие имения при отступлении, требовали суда. Когда Барклай после отставки ехал в своё имение, в него по дороге бросали камни. Простой народ проклинал «немца-предателя».
Александр I позже признал правоту Барклая. Написал ему письмо с извинениями. Но было поздно. Репутация убита. Карьера разрушена.
А Кутузов? Он продолжил ровно ту же стратегию. Первым делом по прибытии в армию новый главнокомандующий приказал снять войска с выгодной позиции у Царево-Займища.
Зачем? Барклай объяснял позже: два интригана нашептали Кутузову, что если он выиграет на этой позиции, славу припишут тем, кто её выбрал. Самолюбие сработало.
Дальше Кутузов повёл армию на восток. Отступал. Как и Барклай. Только придавал отступлению «вид вынужденного» и обещал солдатам генеральное сражение.
Барклай говорил: «Я ввёз колесницу на гору, а с горы она скатится сама при малейшем руководстве».
Разница между двумя полководцами была только в пиаре. Кутузов умел работать с простыми солдатами.
«С такими молодцами, да отступать!» — фраза для вечности.
Ручной орёл, парящий над головой главнокомандующего. Солдаты верили. Генералы видели фарс, но молчали. Армия должна была остаться единой.
«Сплетни бабьи и интриги» начались сразу
17 августа 1812-го Кутузов принял командование у Царево-Займища. Через день отдал первый приказ: снять армию с позиции и отступать дальше. Военачальники Ермолов, Фонвизин и Муравьёв считали позицию отличной для оборонительного боя. Кутузов не послушал.
Барклай де Толли, которого только что фактически отстранили от руководства, с достоинством принял назначение командующим Первой армией. Но другие генералы презрения не скрывали.
Багратион писал Ростопчину: «Руки связаны, как прежде, так и теперь».
Милорадович, Дохтуров, Раевский относились к новому вождю с нескрываемым подозрением. До Бородина войска не приветствовали Барклая, считая его изменником. Но и Кутузова боевые генералы уважать не собирались.
Новый главнокомандующий продолжил отступление. Вопреки ожиданиям солдат, скандировавших «Приехал Кутузов бить французов». Бородино дал только потому, что без боя сдать Москву ему просто не позволили бы. После сражения снова было отступление. Совет в Филях. Решение оставить столицу.
А потом началось то, о чём предупреждал Багратион.
«Сплетни бабьи и интриги». Кутузов интриговал против адмирала Чичагова, которого царь поставил во главе Дунайской армии. Не помог ему войсками при Березине. Наполеон с остатками армии ушёл. Чичагова обвинили в провале. Кутузов остался героем.
Впрочем, победа над французами состоялась не благодаря военному опыту Кутузова.
Стратегия была Барклая. К тому же зима сделала своё дело. Партизаны измотали французов. А народное ополчение не дало Наполеону передохнуть. Кутузов просто не испортил то, что уже работало.
Предсказание Багратиона сбылось. Целиком.
Победили всё равно
История любит красивые легенды. Легенда про ликующую армию и мудрого старца, спасшего Отечество, звучит лучше правды про царедворца, которого боевые генералы называли «гусем» и «интриганом». Но документы не лгут. Письма сохранились. Цитаты зафиксированы.
Багратион, Милорадович, Дохтуров, Раевский видели Кутузова таким, каким он был. Без хрестоматийного глянца. И всё равно победили Наполеона. Не благодаря главнокомандующему. Вопреки ему.
Впрочем, может, Александр I всё рассчитал правильно. Барклай делал стратегически верное, но народ его ненавидел. Кутузов продолжил ту же стратегию, но солдаты его боготворили. Иногда армии нужен не полководец гений, а гений пиара. С этим у «кофейника» проблем не было.
А вот Пётр Багратион осознал правоту своих слов слишком поздно. Он умирал от гангрены после Бородино, так и не увидев финала войны.
Интересно, о чём он думал в последние дни? О Кутузове-полководце или о Кутузове-царедворце?
А как думаете вы, можно ли выиграть войну с полководцем, которому не доверяют собственные генералы? Или для победы важнее не талант командующего, а вера солдат?