— Ты что удумала, ведьма? — Виктор, красный от ярости, тыкал пальцем в монитор, где красовалось объявление Марины. Он проснулся от запаха кофе, который она впервые за много дней сварила не только себе, и обнаружил её на кухне, спокойную и сосредоточенную. Эта безмятежность взбесила его больше, чем крики и слёзы.
— То, что написано, — Марина невозмутимо отхлебнула из чашки. — Раз уж у нас тут коммунальная квартира образовалась, нужно как-то выживать. Деньги лишними не бывают. Я решила свою комнату сдавать.
— Какую ещё комнату?! Ты с ума сошла?! — взревел он. — Я не позволю, чтобы в моём доме шлялись всякие!
— Во-первых, это и мой дом тоже, — парировала она, с удовольствием отмечая, как его лицо исказилось от её спокойствия. — А во-вторых, это будут не «всякие», а творческие люди. Может, музыканты. Или театральная студия. Будем приобщаться к искусству.
В этот момент на кухню, зевая, вползла племянница Катя.
— Дядь Вить, чего вы орёте с утра? Я спать хочу.
Виктор метнул на неё испепеляющий взгляд, но тут же переключился обратно на Марину. Он понял, что его собственное оружие — заселение родственников — обернулось против него. Теперь у Марины был железный аргумент.
Телефонный звонок раздался неожиданно быстро, буквально через час. Мужской, приятный баритон поинтересовался деталями объявления.
— Сергей Александрович, — представился мужчина. — Я руковожу клубом исторической реконструкции. Мы люди тихие, непьющие. Нам нужно место для собраний, обсуждения чертежей доспехов, лекций. Пару раз в неделю, по вечерам. Ваше предложение нас очень заинтересовало.
Марина почувствовала, как по спине пробежал холодок азарта. Историческая реконструкция! Это было даже лучше, чем музыканты.
— Приходите сегодня в семь вечера, посмотрим, — назначила она встречу, бросив вызывающий взгляд на Виктора, который всё это время стоял в дверях, скрестив руки на груди.
Весь день квартира напоминала разворошенный улей. Виктор кому-то звонил, ругался в трубку. Катя, почувствовав неладное, быстро собрала свои учебники и сбежала, сославшись на неотложные дела в институте. Ближе к вечеру, как и ожидалось, на пороге материализовался карательный отряд в лице Анны Петровны и Людмилы.
— Марина, ты в своём уме?! — с порога начала Людмила, даже не поздоровавшись. — Каких реконструкторов ты сюда собралась водить? Хочешь притон здесь устроить?
— Это не реконструкторы, а ряженые алкоголики! — вторила ей Анна Петровна. — Я работала в школе, я знаю этот контингент! Они тебе всю квартиру разнесут!
— Успокойтесь, — Марина была на удивление хладнокровна. Она готовилась к этой атаке. — Придёт один человек, руководитель. Мы просто поговорим. И я сама буду решать, что мне делать в своей комнате.
Ровно в семь в дверь позвонили. На пороге стоял мужчина лет сорока пяти, высокий, подтянутый, с умными, чуть насмешливыми глазами. Одет он был не в доспехи, а в простую, но аккуратную рубашку и джинсы. Это и был Сергей Александрович.
Он вошёл и с лёгким удивлением окинул взглядом собравшихся. Виктор, Анна Петровна и Людмила смотрели на него, как на врага народа.
— Добрый вечер, — он вежливо кивнул. — Я, видимо, на семейный совет попал?
Марина, преодолевая неловкость, представила всех. Сергей Александрович с невозмутимым видом пожал руку опешившему Виктору и представился остальным. Его спокойствие и уверенность действовали на семейство как ушат холодной воды. Они ожидали увидеть неформала в косухе, а перед ними стоял интеллигентный, приятный мужчина.
— Итак, по поводу помещения, — деловито начал он, обращаясь к Марине. — Нас вполне устроит. Мы готовы заключить договор и платить арендную плату. Мы гарантируем порядок и тишину. Ну, насколько это возможно, когда десять взрослых мужчин обсуждают устройство древнеримской катапульты.
Последнюю фразу он произнёс с такой обезоруживающей улыбкой, что даже Анна Петровна на мгновение растерялась.
План с реконструкторами не сработал так, как они рассчитывали. Виктор не мог выставить Сергея Александровича — тот вёл себя безукоризненно. Но и смириться с его присутствием не мог. Однако у Людмилы и Анны Петровны уже созрел новый, куда более коварный план.
Через два дня Людмила позвонила Марине на работу. Голос её был полон слёз.
— Мариночка, у нас беда! Маме плохо с сердцем, врач сказал, нужен полный покой и уход. А я же на работе сутками, Витенька тоже. Ты же понимаешь…
Марина всё поняла. Сердце ухнуло вниз.
— Что ты хочешь сказать, Люда?
— Мама поживёт у вас, — быстро затараторила та. — Ей нужен уход, забота. А ты всё-таки женщина, хозяйка, целыми днями дома бываешь…
— Я работаю, если ты забыла, — отрезала Марина.
— Ну не сутки же, как я! Мариночка, войди в положение! Это же мать! Не чужой человек!
Вечером они привезли её. Анна Петровна, бледная, с поджатыми губами, опираясь на руку Виктора, прошествовала в его комнату и легла на диван. Людмила притащила сумку с её вещами и коробку с лекарствами.
— Вот, — она положила на стол список. — Тут всё написано: что и когда давать. Давление мерить три раза в день. Кормить диетическим. И главное — никаких волнений!
Она уехала, оставив Марину с «больной» свекровью и торжествующим Виктором. Это был шах и мат. Выставить больную старуху она не могла — совесть не позволяла, да и общественное мнение, подогреваемое Зоей Ивановной, её бы просто сожрало.
Жизнь превратилась в нескончаемый кошмар. Анна Петровна оказалась капризным и требовательным тираном. Она звонила в колокольчик (который предусмотрительно привезла Людмила) по любому поводу: подать воды, поправить подушку, переключить канал. Она критиковала всё, что готовила Марина: суп — жидкий, каша — пресная, компот — кислый.
— В моё время невестки на цыпочках перед свекровью ходили, — поучала она. — А ты… Даже чай нормальный заварить не можешь.
Виктор демонстративно не вмешивался, наслаждаясь ситуацией. Он был уверен, что Марина скоро сломается и сбежит из собственной квартиры, оставив ему и его матери поле боя.
Марина действительно была на грани. Она приходила с работы и падала от усталости, но должна была мерить давление, готовить диетическую еду и выслушивать упрёки. Она чувствовала себя в ловушке.
В один из вечеров, когда у неё должны были собраться реконструкторы, она хотела всё отменить. Но Сергей Александрович, которому она позвонила, сказал:
— Марина, не сдавайтесь. Мы придём. И ведите себя как обычно.
Они пришли. Пятеро крепких мужчин, которые вежливо поздоровались с Анной Петровной, лежащей на диване, и прошли в комнату Марины. Виктор, сидевший на кухне, злобно зыркнул на них.
Из комнаты доносились обрывки фраз: «…прочность клёпки на шишаке…», «…технология травления узоров…». Анна Петровна демонстративно громко стонала, пытаясь привлечь внимание, но мужчины были увлечены своим делом.
После их ухода Сергей Александрович задержался.
— Я всё вижу, Марина, — тихо сказал он, когда они стояли в прихожей. — Это чистой воды манипуляция. Вас просто выдавливают.
— Я знаю, — горько усмехнулась она. — Но что я могу сделать? Она же старый, больной человек.
— Больной? — он хмыкнул. — Я сегодня заходил в поликлинику, по делам нашего клуба. И случайно видел вашу свекровь у кабинета невролога. Она шла по коридору так бодро, что я бы за ней не угнался. А потом видела её Людмила, которая заносила врачу какой-то пакет.
Марина замерла. Всё встало на свои места. Спектакль. Хорошо разыгранный, жестокий спектакль.
— Не боритесь с ними на их поле, — продолжил Сергей Александрович. — Вы проиграете. Измените правила игры.
Всю ночь Марина не спала. Слова Сергея Александровича крутились в голове. Изменить правила… Утром она проснулась с чётким планом действий. В её глазах горел холодный, решительный огонь.
Она вошла в комнату к свекрови с лучезарной улыбкой.
— Доброе утро, Анна Петровна! Как вы спали? Я тут прочитала в журнале «Здоровье», что для укрепления сердечной мышцы нет ничего лучше, чем утренняя гимнастика на свежем воздухе! Сейчас мы оденемся и пойдём во двор!
Свекровь ошарашенно смотрела на неё.
— Какая гимнастика? Я больна!
— Вот именно! — с энтузиазмом воскликнула Марина. — Движение — это жизнь! Никаких отговорок! Врач сказал — покой, но про лечебную физкультуру ничего не говорил!
С этого дня жизнь Анны Петровны превратилась в ад. Марина стала для неё не сиделкой, а персональным тренером и диетологом-тираном.
На завтрак вместо привычной манной каши она подала запаренную на воде овсянку без соли и сахара. «Клетчатка выводит холестерин!» — весело сообщила она. На обед — паровую брокколи и отварную куриную грудку. «Ничего жареного, жирного и солёного! Это яд для ваших сосудов!»
Она заставляла свекровь делать дыхательные упражнения по системе Стрельниковой, от которых у той темнело в глазах. Она читала ей вслух длинные, занудные статьи о вреде гиподинамии. Она спрятала пульт от телевизора, заявив, что «просмотр сериалов провоцирует стресс и повышает давление». Вместо этого она включала ей аудиокниги — лекции о здоровом образе жизни.
Анна Петровна сначала пыталась бунтовать, звонила в колокольчик, требовала, кричала. Марина с непробиваемым спокойствием отвечала:
— Анна Петровна, я же забочусь о вашем здоровье! Людмила просила обеспечить вам уход, я и обеспечиваю. Самый лучший, современный!
Виктор, видя, что происходит, пытался вмешаться.
— Ты что творишь? Ты мать в могилу свести хочешь?
— Наоборот! — невинно хлопала глазами Марина. — Я хочу, чтобы твоя мама жила долго и была здорова. Разве ты этого не хочешь?
Он не находил, что ответить. Ведь формально Марина была абсолютно права. Она заботилась.
Через неделю Анна Петровна взвыла. Она больше не могла есть пресную еду, делать гимнастику и слушать лекции о пользе пророщенной пшеницы. Она позвонила Людмиле и устроила истерику.
— Забери меня отсюда! Эта ненормальная меня уморит! Она — садистка!
Людмила примчалась, готовая к бою. Она застала картину: Марина пыталась накормить Анну Петровну протёртым супом из сельдерея.
— Ты что делаешь, ирод?! — закричала Людмила.
— Кормлю маму, — ангельским голосом ответила Марина. — Витаминный супчик. Для тонуса.
Состоялся грандиозный скандал. Людмила обвиняла Марину во всех смертных грехах, на что та невозмутимо отвечала, что лишь выполняет её же указания по уходу за больной. В разгар ссоры Анна Петровна, забыв о своей «болезни», вскочила с дивана и закричала:
— Не могу я больше! Всё! Уезжаю! Витя, собирай мои вещи!
Виктор, которому за эту неделю надоели и стоны матери, и лекции Марины, и запах сельдерея, вдруг взорвался.
— Да достали вы все! — рявкнул он так, что зазвенела посуда в шкафу. — Одна командует, другая издевается! Это не дом, а дурдом! Всё, с меня хватит!
Он вихрем пронёсся в свою комнату, вытащил армейский баул, начал швырять в него свои вещи.
— Ухожу! К сестре, в гараж, куда угодно! Живите тут сами!
Через десять минут его не было. Хлопнула входная дверь. Людмила, разинув рот, смотрела то на пустую дверь, то на свою мать. Потом подхватила сумку Анны Петровны и, злобно прошипев Марине: «Ты ещё пожалеешь об этом», потащила мать к выходу.
И вот, дверь захлопнулась.
В квартире наступила тишина. Та самая, о которой Марина мечтала все эти мучительные недели. Она медленно прошла по комнатам. Пустая вешалка в прихожей. Чистая ванная. Её спальня, в которой больше никто не храпел.
Она села в кресло и закрыла глаза. Не было ни ликования, ни злорадства. Была только огромная, всепоглощающая усталость. И тихое, робкое чувство свободы.
Вечером позвонил телефон. Это был Сергей Александрович.
— Ну что, Марина? Как прошла операция «Здоровый дух»?
Она рассмеялась. Впервые за долгое время — искренне, от души.
— Они сбежали. Все.
— Я не сомневался, — в его голосе слышалась улыбка. — Вы — потрясающая женщина. Может, отпразднуем победу? Прогуляемся по набережной? Погода сегодня чудесная.
— Пожалуй, — ответила она после небольшой паузы. — Я с удовольствием.
Марина повесила трубку и подошла к окну. На улице зажигались фонари, в домах напротив светились окна. Там, за каждым из них, шла своя жизнь, со своими драмами и комедиями. Её личная война была окончена. Она отстояла свою крепость. Не силой, не законом, а чем-то другим — женской мудростью, терпением и щепоткой здорового абсурда. Впереди была новая, неизвестная жизнь, но теперь она точно знала, что справится с чем угодно.
От автора:
Иногда самые сложные жизненные узлы развязываются не силой, а неожиданным и нелогичным решением. Там, где пасуют юристы и здравый смысл, порой побеждает обычная человеческая смекалка, доведённая до абсурда.