Знаете, бывают такие дни, когда прямо с утра что-то щёлкает – и, словно по наитию, меняешь все планы. Вот и у меня выдался такой четверг. Сидела, размешивала в чашке сахар – он не торопился растворяться, крутился порошинками на поверхности.
Вдруг подумалось: а неплохо бы навестить Ленку. Сестра всё звала заехать на чай – то у неё ватрушки с повидлом, то хвасталась новым набором для вязания.
Да всё времени не находили, да и я вроде как не любитель доставаться без предупреждения. А тут – на душе как-то пусто, и кофе, и даже любимый сериал не радует.
Взяла пальто, накинула шарфик – тот самый голубой, в который Лена меня уверяла, что «лицо свежее». Усмехнулась: ну, кто ещё так скажет?
На улице серая хмарь – не дождь, не снег. Но после душного дома даже это лучше.
Еду маршруткой, представляю аромат свежеиспечённых булочек, слышу её смех где-то впереди. Как в детстве: сначала запах плюшек по всей квартире, потом Ленины глаза – они у нас с ней разного цвета, мои светлые, её тёмные.
Двор привычный, даже детская горка осталась, только облезлая теперь. Я быстро — будто чтобы не передумать — поднимаюсь к подъезду. И вдруг… Сердце бьётся чаще.
Около дома — голубая "Лада", вся в пыли, но я узнаю её из тысячи. Это же Борина машина.
Смешно стало: ну надо же, совпало! Может, он тоже решил на чай заехать? Хотя… вроде говорил, что загружен по работе.
Ладно, думаю, мало ли, что там мужчинам в голову взбредёт.
Интерес проснулся, стало даже весело.
Поднимаюсь — ключ в руке дрожит чуть-чуть, хотя зачем волноваться?
Открываю дверь.
И… вот тут всё замирает – воздух, мысли, даже сердце. Как в кино, только я — не зритель.
В коридоре пахло привычно: чуть ванилью, чуть чем-то свежим, наверное, порошком. Стою, прислушиваюсь — тишина.
Только где-то в глубине квартиры раздаётся неясный шум — обрывки слов, какой-то смех.
Мороз по коже.
Вроде всё обычное, но страх медленно ползёт за воротник.
— Лен? — зову негромко, будто боюсь разбудить спящих духов.
Ответа нет. Только глухой звук — захлопнулась дверь в дальней комнате.
Вешаю пальто, машинально поправляю волосы в зеркале — руки дрожат, как у школьницы перед контрольной.
В голове крутится: ну почему Боря не сказал, что зайдёт? Почему Лена не предупредила?.. Или это вообще не его машина? Так совпало?
Я, никогда не отличавшаяся особой подозрительностью, начинаю чувствовать себя чужой в собственном мире. Перехожу через порог кухни — за столом пусто, только чашка с остывшим чаем, явно Ленина, — она любит кружки с котиками.
Из спальни — слышу голоса. Уже различаю знакомые интонации. Оба весело смеются.
Меня словно кто тянет за собой — медленно, шаг за шагом подхожу, хотя ноги ватные.
— Лен, ты дома? — стараюсь говорить ровно, чтобы не выдать дрожь.
Дверь спальни приоткрыта. Я вижу спину мужа — светлую, родную — и Ленино лицо напротив.
Она улыбается, держит коробку. В руках у Бори то ли отвертка, то ли какая-то деталь.
Сцена… смешная и нелепая. Они оба озабоченно разглядывают разобранный кран из Лениной ванны. Лена что-то объясняет, Боря кивает, вытирает лоб белым носовым платком. Как в детстве: когда мы с Леной приносили отцу сломанный утюг, и он пытался оживить его на глазах у благодарной публики.
Я хочу рассмеяться — но ком в горле мешает.
— Ой, Лариска! — Лена вскакивает навстречу, раскидывает руки.— Вот это встреча! Хотела тебе как раз звонить… Боря спасает меня от потопа! Я ему вчера пожаловалась, что не знаю, куда воду перекрыть… Вот он и заехал по пути на работу, починить беду!
— Привет, Ларка, — муж кивает, смущённо поправляя волосы. — А ты чего тут? Сюрприз?
Я стою, едва держась на ногах от облегчения. И тут же стыдно за собственные мысли: вот ведь взбрело в голову! Видимо, плохо, если в голове сразу мелькает что-то предательское.
Лена хлопает по плечу, ведёт на кухню. Вытирает руки, шутит:
— Видишь, какие у меня мастера на все руки! Теперь по чаю?
А я всё ещё чувствую, как отчётливым осадком внутри – стыд, ревность, радость… и такое ясное счастье, что мир не перевернулся.
Я сажусь за стол, Лена суетится, муж возвращается к починке, а я держу кружку и вдруг смеюсь. Настояще, тепло, с внутренним облегчением.
Смех постепенно оседает, оставляя после себя лёгкую растерянность. Сижу, смотрю, как свет скользит по Лениным занавескам, а в голове — ураган.
Лена хлопочет на кухне, кружки стучат, ложки звякают, а я будто слышу звон внутреннего — что-то там сломалось и тут же срослось по-новому. Чувство, знакомое с детства, когда мама застукивала нас с сестрой над кучей конфет: стыдно — и смешно… и жаль, и радостно.
В этот момент я вдруг ясно понимаю: боюсь потерять не мужа, не привычную жизнь — а ту гарантию, что мир всегда под контролем. Что друзья останутся, что муж не разлюбил, что саму себя не предашь…
— Ларочка, сахар один? — Лена заглядывает, глаза радостные, ресницы вспотели.
— Один, Лен. И лимон, если есть…
Слышу, как муж кашляет из спальни, потом зовёт:
— Лар, иди посмотри — я там придумал систему, кран теперь как в гостинице!
Смеюсь. Уже от души, уже совсем по-новому.
И вот здесь — сердце сжимается, но не от страха, а от благодарности. За этих двоих, за долгие годы, за теплоты из детства…
За свою жизнь, такую обычную, но вдруг — необыкновенно драгоценную.
Этот миг — важный, его нельзя отпускать.
Лена ставит на стол вазочку с вареньем, как сестра в детстве — с заговорщицким видом:
— Дашь рецептик пирога? У тебя уж больно красивая корочка!
— Конечно, — смеюсь, наконец-то чувствуя себя своего рода победителем. — Только тебе расскажу.
Муж возвращается, сел за стол, смотрит на меня с таким же облегчённым выражением, будто и сам пережил что-то непростое.
— Всё проверил — теперь хоть бассейн устраивай, — говорит, подмигивая.
В этот момент я понимаю: нет ничего страшнее собственных фантазий и нет ничего ценнее простых будней.
— Спасибо вам, — вдруг произношу. — За всё.
Лена удивляется:
— Ой, ну ты чего! За краном теперь я к тебе, видишь, выручаете…
Мы смеёмся. В этот момент всё становится на свои места.
После чая я осталась у Лены ещё на несколько минут. Мы молчали — не из неловкости, а из той особой близости, когда всё уже сказано. Я смотрела на сестру, на её уставшие, но светлые глаза, и вдруг вспомнила, как в детстве мы строили «штаб» под столом и прятались там от всего мира. Тогда кажется, что если рядом твой человек — ничего страшного не случится.
Муж вышел на балкон, проверяет окна, как всегда в своей стихии — будто бы лишний раз хочет показать: я здесь, я могу защитить.
По дороге домой — рука в руке, тихое дыхание мужа и улицы с редкими огоньками. На душе спокойно и даже немного тепло, несмотря на осенний холодок. Я ловлю себя на том, что сердце больше не стучит, а мурлычет — как кошка: ласково и благодарно.
Потом — обычные дни. Завтракаем вдвоём, я улыбаюсь, когда он, не жуя, рассказывает очередную безумную идею для дачи; Лена иногда звонит, спрашивает, как кран, смеётся в трубку.
Иногда, когда находит ночная тревога, я тихо сажусь у окна, думаю о простых вещах: как мало нужно человеку для счастья. Просто прийти в гости не вовремя, чтобы убедиться — жизнь гораздо добрее, чем нам кажется во мгновениях страха.
Теперь я знаю: любовь живёт не в буре, а в тех самых буднях, где пахнет пирогом, где рядом сестра и муж — и никто не предал.
— Лар, ну что ты вдруг притихла? — перехватил мой взгляд муж.
— Просто хорошо… — отвечаю я. И понимаю: это и есть главное — спокойно, по-настоящему хорошо.
Друзья, ставьте лайки и подписывайтесь на мой канал- впереди много интересного!
Читайте также: