Мы не виделись четыре года. Точнее — почти четыре. Иногда случайно пересекались в городе: я — на светофоре, она — на тротуаре. Поворачивала голову, будто не заметила. Я делал вид, что смотрю в навигатор. Мы разошлись… не то чтобы по-доброму, но и не по-варварски. Без суда, дележки и угроз. Просто однажды перестали стараться. А потом — перестали разговаривать.
Брак, в который мы оба входили с разгона, как в воду с обрыва, быстро стал холодным, мелким прудом. Ни сил плавать, ни желания тонуть. Мы всё сделали «по уму»: без истерик, без фраз типа «ты всю жизнь мне испортил». Просто сели и решили, что каждый пойдёт своей дорогой. Я ушёл первым. Она осталась в квартире. С нашей мебелью, нашими окнами, нашей историей, которую будто вакуумировали и убрали в кладовку.
И вот — сообщение.
«Привет. Надо шкаф переставить. Поможешь?»
Пять слов. Без восклицаний. Без объяснений. Я перечитал дважды. Трижды. Не от того, что не понял — просто не ожидал. Честно? Я не знал, что ответить. Сначала — раздражение: «Ну конечно, только я в этом городе шкафы переставляю».
Потом — сомнение: «Может, у неё правда никого нет? Надо помочь».
И затем — что-то другое. Глухое, тёплое. Как будто старая часть меня подала голос: «Сходи. Просто посмотри. Вдруг это важно».
Я написал:
— «Когда?»
— «В субботу, если можешь. После обеда».
Я мог.
К её подъезду я шёл пешком. Не стал парковаться рядом. Хотел пройти, чтобы собраться с мыслями. Подъезд был всё тот же. Дверь с облупленной краской. Кнопка звонка с чьей-то фамилией — не нашей. Видимо, кто-то уже жил на месте наших фото, наших криков, нашей посуды.
Открыла она быстро. Как будто стояла у двери и ждала. Волосы собраны. Одежда простая — джинсы и свободная футболка. Лицо — почти такое же. Только спокойнее.
— «Проходи», — сказала она, отступив в сторону.
— «Привет».
— «Шкаф в комнате, но… может, по чашке чая?»
Я прошёл на кухню. И сразу почувствовал странное: ничего не изменилось.
Тот же стол, даже та же треснутая кружка, из которой я пил чай, когда у нас ещё были вечера «вдвоём». Треснутая ручка, которую она когда-то хотела заклеить, но так и не дошла до этого.
На плите — чайник. На подоконнике — кактус. На столе — печенье. Как будто я просто задержался на работе, а не ушёл четыре года назад. И всё это время здесь кто-то ждал. Не человека. Не любви. А… возможности вернуть ощущение «своих».
Мы пили чай молча. Потом заговорили. Обычное: как дела, как работа, не женат ли снова, как поживают общие знакомые. Без ностальгии. Но с этой странной нотой — как будто мы не вспоминали, а проверяли: а правда ли всё прошло?
Шкаф стоял в углу зала. Высокий, старый.
— «Нужно передвинуть к другой стене. Сама не могу — он на подложке».
— «Хорошо», — сказал я.
Взялся за край.
Он оказался неожиданно лёгким. Скользил почти сам. Я поднял голову и спросил:
— «Ты сама его почти передвинула. Зачем я?»
Она не сразу ответила. Потом подошла ближе. И тихо:
— «Я не за шкафом тебя позвала».
— «А за чем?»
— «Мне нужно было понять — остался ли у нас внутри хоть какой-то конец. Или только обрыв. Я… устала таскать этот вопрос сама».
Я поставил шкаф у стены.
Мы стояли рядом. Молчали. И тогда она сказала то, чего я точно не ждал.
— «У меня сын. Артём. Ему два года. Его отец… ушёл, когда узнал, что я беременна. Я не жалуюсь. Я справляюсь. Но… иногда я вспоминаю тебя. Не как мужа. Как человека, с которым было по-настоящему. И мне захотелось, чтобы ты просто… пришёл. Чтобы я убедилась — у нас правда всё кончилось. Чтобы внутри щёлкнуло. Не больно. Просто… тихо».
Я ничего не ответил. Потому что иногда слова — как опилки. Лезут в горло, а смысла — никакого.
Перед уходом она открыла балкон. Ветер сорвал несколько листков с цветка.
— «Теперь шкаф на месте», — сказала она.
— «И ты, кажется, тоже», — добавил я.
Мы попрощались у двери. Без объятий. Без взглядов через плечо. Просто — вежливо. Почти официально. Как соседи, которые когда-то были семьёй.
Я вышел на улицу. Поднял голову вверх. Её окно — третье слева. Штора колыхнулась. Похоже, она стояла за ней. Я не стал махать рукой.
Вечером я сел за стол и открыл старый ящик. Нашёл фотографию, на которой мы вдвоём: обои в цветочек, она в смешной футболке, я — с отвёрткой в руке. Мы тогда собирали тот самый шкаф. Ещё до свадьбы. Ещё до всех слов.
Я посмотрел и понял: этот шкаф был не мебелью. Это была точка. Она не просила вернуться. Не просила помочь. Она просто хотела убедиться, что всё поставлено на место.
Иногда прошлое возвращается не для того, чтобы остаться, а чтобы попрощаться. И делает это тихо. Через сообщение. Через старую кружку. Через шкаф, который уже давно можно было сдвинуть самой. Иногда нужно просто прийти. И увидеть, что всё — действительно всё.