— Значит, ты решил всё за меня? — голос Елены дрожал, но не от страха, а от злости, накопленной за годы. — Даже не удосужился предупредить.
Дмитрий стоял в дверях кухни, переминаясь с ноги на ногу. Он выглядел так, будто сейчас начнёт оправдываться, но слова всё не шли. В руках у него был пакет с мандаринами — нелепая деталь, которая почему-то только усиливала напряжение.
— Лена, не кричи. Это же ненадолго, — он попытался смягчить голос, но получилось как-то устало, безжизненно. — У Оли беда. У них больше нет квартиры. Куда им деваться?
— А куда мне деваться, Дим? — она поставила нож на стол, так громко, что лезвие звякнуло о доску. — Я что, мебель в этом доме? Или, может, собака, которую не спрашивают, куда класть её коврик?
Дмитрий нахмурился, уткнулся в пакет с фруктами, будто там прятался ответ.
— Это моя семья, — привычно сказал он, и от этого Елене захотелось швырнуть в него сковородку.
— А я кто? Посторонняя? — спросила она, но понимала, что ответа не будет. Он снова уйдёт в молчание, и это молчание окажется громче любых слов.
На следующий день в квартире запахло чужими вещами. Сначала — дешёвыми духами свекрови, приторно-сладкими, словно с базара. Потом — сигаретами мужа Оли, который не считал нужным выходить на балкон. И, наконец, запахом детской обуви — той, что валялась у порога целой кучей, закрывая проход.
Елена стояла в коридоре, снимая пальто после работы, и думала: дом больше не её. Всё вокруг изменилось за один день.
— Лена, а где у вас чайник электрический? — крикнула Оля из кухни, как будто была тут хозяйкой.
— Там же, где и всегда, — тихо ответила Елена, но её никто не слушал.
В гостиной дети уже развернули войну — подушки летели, стакан с соком опрокинулся на ковер. Дмитрий сидел рядом, уткнувшись в телефон, и делал вид, что ничего не происходит.
Елена знала этот сценарий. И знала, чем он кончится.
Первым вечером произошёл эпизод, который всё расставил по местам.
— Елена, — свекровь подошла к ней вплотную, пока та складывала продукты в холодильник. — У тебя очень холодно в квартире. Детям нельзя мёрзнуть. Ты не против, если мы добавим отопление обогревателем?
— У нас электричество по счётчику, — спокойно сказала Елена. — Счета большие будут.
— Ах, ну что за мелочность! — всплеснула руками свекровь. — На здоровье детей экономить — грех.
— На своём здоровье я тоже не готова экономить, — ответила Елена. — Я работаю, оплачиваю счета. И это, между прочим, тоже моя квартира.
— Не начинай! — отрезала свекровь и уже на следующий день притащила старый обогреватель, который громыхал так, будто вот-вот взорвётся.
Прошла неделя. Елена приходила домой и не узнавала свою жизнь. Ванная была завалена грязным бельём, на кухне царил хаос. Оля занимала диван в зале и лениво листала журналы, её муж переключал каналы, словно управлял миром. Дети носились без остановки, и никто даже не пытался их приструнить.
Она старалась держаться. Молча стирала, готовила, убирала. Но однажды, вернувшись поздно вечером, застала на кухне чужого мужчину.
— Здрасте, — он представился Аркадием, двоюродным братом Оли. — Я тут на пару дней перекантуюсь. Надеюсь, не помешаю.
Елена уставилась на него, не веря своим ушам. Аркадий сидел за её столом, жевал её хлеб и пил её чай.
— Дим, — позвала она мужа, голос срывался. — Ты хоть в курсе, что у нас новый жилец?
Дмитрий выглянул из комнаты. Его глаза были уставшими, как у человека, который давно перестал бороться.
— Лен, ну не кипятись, — пробормотал он. — У него сложная ситуация. Ненадолго.
— "Ненадолго" у тебя всегда превращается в "навсегда"! — сорвалась она. — Сколько ещё будет этих "гостей"?
— Это семья, — снова прозвучала та самая фраза, которая резала слух хуже любой ругани.
Елена почувствовала, что теряет почву под ногами. Её дом, её жизнь, её муж — всё словно ускользало. И тогда она впервые решилась на то, что раньше считала невозможным: она начала говорить с посторонними.
На лестничной клетке жила старушка Валентина Петровна — бывшая учительница литературы. Она всегда ходила с палочкой и любила останавливаться возле Елены, чтобы перекинуться словом. Раньше та вежливо улыбалась, не более. Но теперь всё изменилось.
— У вас шумно, Леночка, — заметила соседка. — Прямо как в коммуналке.
— У меня и есть теперь коммуналка, — горько усмехнулась Елена. — Только я одна плачу, а они все живут.
Старушка долго смотрела на неё, потом сказала тихо:
— Так не живут, деточка. Чужие в доме — это хуже беды.
Эти слова застряли у Елены в голове. И в тот вечер, лёжа без сна, она впервые подумала: может, пора всё это закончить?
Но закончить оказалось не так просто. Когда она осторожно заикнулась о том, что гости задержались, Оля только рассмеялась.
— Лена, давай без глупостей. Мы с Димкой уже всё решили. Будем тут пока.
— Пока? — спросила Елена. — Сколько — "пока"?
— Ну… сколько понадобится, — Оля пожала плечами.
И тут в комнату вошёл Дмитрий. Он услышал разговор и встал рядом с сестрой, словно поддерживая её против Елены.
— Лена, не устраивай сцен. Им тяжело, а ты придираешься.
— Придираюсь? — она чуть не рассмеялась от абсурда. — То есть, когда в моём доме живёт полдеревни, а я работаю за всех, это нормально?
— Это семья, — повторил он.
С этого момента Елена поняла: у неё два врага. Родня мужа и сам муж.
— Лена, ты слышишь? — голос свекрови резал воздух, как нож. — У нас хлеб закончился. Как ты могла не заметить? Дети голодные!
Елена медленно повернула голову. Она сидела на кухне, не двигаясь, уставившись в одну точку. Перед ней стояла чашка с холодным чаем. Она даже не заметила, что пальцы сжали ручку кружки до боли.
— Хлеб, — повторила свекровь. — Я же сказала.
— Купите сами, — сказала Елена. Тихо, почти шёпотом.
В комнате повисла тишина. Казалось, даже дети перестали носиться. Свекровь округлила глаза, будто услышала кощунство.
— Что-о? — протянула она. — Ты мне перечишь?
— Я устала, — сказала Елена и встала. — Работала весь день.
— Устала, устала… — проворчала та, обиженно поджимая губы. — Хозяйка называется.
И пошла жаловаться Дмитрию.
Когда-то Елена думала, что брак — это про поддержку. Но теперь каждая её попытка защитить себя оборачивалась против неё.
— Лена, ты должна быть мягче, — говорил Дмитрий, не отрываясь от телефона. — Это моя мама.
— А я кто? — снова и снова задавала она один и тот же вопрос.
Он молчал.
Прошла ещё неделя. В доме поселился новый хаос. Аркадий, тот самый "на пару дней", так и не съехал. Более того — он начал приводить друзей.
Однажды вечером Елена пришла домой и застала на кухне компанию из трёх подвыпивших мужчин. Они громко смеялись, играли в карты и наливали себе водку в её кружки.
— Добрый вечер, красавица, — протянул Аркадий, подмигивая. — Присаживайся, расслабься.
Она почувствовала, как кровь стучит в висках.
— Дим! — позвала она мужа. — Ты это видишь?
Дмитрий выглянул из комнаты, где дети смотрели мультики.
— Лен, ну не нагнетай, — сказал он. — Они посидят и уйдут.
— Это мой дом, — выдохнула она. — А они тут как в трактире!
— Ты преувеличиваешь, — отмахнулся он и снова скрылся.
И тогда Елена поняла: муж больше не её союзник.
На следующий день Елена впервые не пошла сразу домой после работы. Она бродила по городу до темноты, села в маленькое кафе у метро и заказала кофе, который оказался горьким, как сама жизнь.
Рядом за столиком сидел парень лет двадцати пяти — высокий, с растрёпанными волосами, с гитарным чехлом за плечами. Он ел булочку и читал книгу. Улыбнулся, когда заметил её взгляд.
— Тяжёлый день? — спросил он так просто, будто они давно знакомы.
Елена кивнула. И вдруг неожиданно для себя заговорила. Рассказала всё — про квартиру, про родню, про мужа, который стал чужим. Говорила сбивчиво, но не могла остановиться.
Парень слушал молча. Потом сказал:
— Знаете, вас ломают. По чуть-чуть, каждый день. Так делают, чтобы вы перестали верить себе.
Елена удивилась: откуда он знает? Но в его словах было то, чего ей не хватало — подтверждение.
— Я Стас, — представился он. — Музыкант. Живу пока у друзей, но мечтаю снять что-то своё. Пусть маленькое, зато своё.
Елена улыбнулась впервые за долгое время. И подумала: "Вот и всё отличие. Чужой парень понимает меня лучше, чем собственный муж".
Тем временем дома становилось всё хуже. Оля всерьёз заявила, что хочет прописаться в квартире.
— Это будет честно, — сказала она, полулёжа на диване. — Мы ведь семья.
— Честно? — Елена чуть не рассмеялась. — Честно — это платить за себя и не превращать чужой дом в помойку.
Оля обиделась, пошла к Дмитрию. Тот снова сделал виноватой Елену.
— Зачем ты так с ней? — сказал он вечером. — Она же моя сестра.
— А я? — спросила Елена в который раз. — Я кто тебе?
Он снова промолчал.
В тот же вечер случился скандал. Аркадий привёл домой очередного "друга". Тот был пьян, размахивал руками и случайно задел Елену, когда она несла поднос с ужином. Горячий суп расплескался по полу.
— Осторожнее, красавица! — хохотнул тот.
Елена замерла. А потом, не сказав ни слова, швырнула тарелку прямо в мусорное ведро.
— Всё, — сказала она. — Я больше не готовлю.
В доме воцарилась тишина. Но это была не тишина уважения, а тишина перед бурей.
Свекровь тут же закричала:
— Ах вот как! Ты отказываешься кормить детей? Да ты бездушная!
Дмитрий молчал. Но его глаза говорили всё: он был на стороне матери.
Ночью Елена снова сидела у окна. Смотрела на двор, где редкие фонари освещали старые деревья. Она чувствовала: её жизнь рушится. И вдруг вспомнила слова Стаса: «Вас ломают, чтобы вы перестали верить себе».
Она не собиралась сдаваться.
На следующий день она решилась на шаг, который многим показался бы сумасшедшим. Она взяла отгул на работе, поехала к знакомой риелторше — той, что когда-то помогала им с квартирой. И спросила:
— Сколько стоит моя половина?
Риелторша удивилась, но сказала цену.
Елена записала цифру в телефон. И впервые за долгое время почувствовала, что у неё есть план.
Но пока она строила планы, в доме начали строить свои.
Оля и её муж стали обсуждать ремонт — прямо в гостиной, вслух, будто Елены не существовало. Они делили комнаты, говорили, что детям нужен "уголок".
А вечером свекровь сказала:
— Леночка, я понимаю, тебе тяжело. Но смирись. Семья — это навсегда.
И посмотрела так, будто поставила точку.
— Лена, ты как будто нарочно портишь атмосферу! — выкрикнула свекровь, сжимая ложку так, будто сейчас швырнёт. — Ты должна радоваться, что мы вместе, а ты всё ноешь и ноешь!
— Радоваться? — Елена вскинула голову, её голос дрогнул, но в нём была сталь. — Радоваться тому, что я превратилась в рабыню в собственном доме?
В комнате стало тихо. Даже дети на секунду перестали кричать. Все смотрели на неё.
Дмитрий, как всегда, сидел с телефоном, но на этот раз отложил его.
— Лена, не устраивай спектакль. Всё же нормально.
— Нормально? — она шагнула вперёд. — Ты называешь нормой то, что в нашей спальне живёт твоя мать, на кухне пьёт твой двоюродный брат с друзьями, а твоя сестра уже делит мою квартиру?
— Это моя квартира тоже! — вспыхнул он. — И я имею право решать!
— Решать? — Елена рассмеялась, но в этом смехе было отчаяние. — Ты уже всё решил. Без меня. Без учёта того, что я — твоя жена.
Оля влезла со своим визгливым голосом:
— Ты просто жадная! Думаешь только о себе. У тебя всё есть — работа, деньги. А мы с детьми где должны быть? На улице?
— Да хоть в приюте! — сорвалось у Елены. — Я больше не хочу жить с вами ни дня!
В ту же секунду свекровь вскочила.
— Ах, вот как? Да мы тебя проклинаем! — её лицо исказилось, глаза налились злостью. — Ты разрушила семью!
— Семью? — Елена подошла ближе. — Семью разрушили вы. Когда превратили меня в кухарку и уборщицу. Когда мой муж перестал быть мужем, а стал вашим мальчиком на побегушках.
Она взяла заранее собранный чемодан. Вещей было немного, но ей хватало.
— Ты не уйдёшь! — Дмитрий схватил её за руку. — Куда ты? Мы же семья!
Она вырвалась. Впервые за много лет посмотрела на него без страха и без надежды.
— Ты прав, Дима. Мы семья. Только не одна. Ты — со своей. А я — со своей. И моя семья — это я сама.
Она вышла из квартиры. Дверь за её спиной хлопнула так громко, что стены дрогнули.
Суд был долгим и изнуряющим. Дмитрий умолял её передумать, звонил ночами, приходил на работу. Родня обливала грязью.
— Ты украла у нас дом! — кричала Оля, держа детей за руки.
— Я взяла только своё, — отвечала Елена.
И когда всё закончилось, она впервые вдохнула полной грудью.
Полгода спустя она стояла у окна своей однушки. В руках — чашка кофе, в воздухе — запах свежей краски. В её маленьком доме было тихо. Никто не ломился в дверь, не кричал, не требовал.
Она улыбнулась.
И подумала: "Пусть они считают меня предательницей. Пусть ненавидят. Я выбрала себя".
Конец.
Погрузитесь в мир чувств, где каждая история — это жизнь. Наш телеграм канал — это сборник самых пронзительных, нежных и страстных любовных
рассказов. Телеграм-канал.