Путь иранского кинематографа сквозь запреты и революции

Там снимали гарем

Исламская Республика Иран — одно из немногих теократических государств на планете. Её правители — и сегодняшний режим, и светское правление династии Пехлеви — не всегда благоволили развитию кинематографа в стране. Тем не менее иранскому кинематографу сегодня 123 года. История эта полна взлётов и падений, она яркая и пёстрая, как любое восточное искусство.

Создать карусельАфиша премьеры фильма «Дочь Лористана» («Девушка-лурка») на персидском, русском и французском языках. 1933 г. Музей кино Ирана. В персидском языке, как и в французском, одно и то же слово обозначает «девушка», «девочка» и «дочь».

В Иране, тогда ещё Персии, кинематограф появился в начале XX века, в 1900 году. И обязан он своим появлением правившему в то время шаху Мозафереддину из династии Каджаров и его придворному фотографу Мирзе Ибрагим‑хану, известному как Аккас Баши (в переводе с персидского — «главный фото­граф»). В июле 1900 года шах совершил первый официальный визит в Париж в ходе европейского турне. Мирза, как и положено придворному фотографу, снимал этот визит, а в свободное от обязанностей время познакомился с творчеством братьев Люмьер. Впечатлениями от увиденного он с восторгом поделился с шахом. После визита шах повелел Мирзе закупить и доставить в Тегеран всё необходимое оборудование для съёмок кино.

В компании Gaumont была куп­ле­на кинокамера, и уже осенью 1900 года Мирза показал монаршей семье, в том числе многочисленному гарему, и её близкому кругу свой первый фильм о фестивале цветов в бельгийском городе Остенде. Считается, что это была первая кинокартина, снятая иранцем. Следующими были фильмы о знаменитом в то время шахском зоопарке и траурных мероприятиях в День Ашуры (обряды в память о мученической гибели имама Хусейна, внука Мухаммада, и войска из 70 шахидов в результате сражения при Кербеле в 680 году).

Иранская кинохроника стала развлечением для знати. В основном она представляла путешествия шаха по Ирану и Европе, жизнь женщин в шахском гареме, придворную жизнь. В конце своего правления Мозаффареддин‑шах повелел снять первый фильм на персидском языке о жизни придворных евнухов. К большому сожалению, все эти фильмы, официально считающиеся началом кинематографа в Иране, утеряны.

Так персидский правитель из династии Каджаров способствовал появлению в стране кино. Пожалуй, в истории Ирана он запомнился только этим, так как его правление было крайне неэффективным. Мо­заф­фа­ред­дин привёл страну к тяжёлому финансовому кризису, трижды посещал Европу, взял взаймы значительную сумму денег у Ни­ко­лая II для оплаты своих чрезмерных дорожных расходов. Но кино он любил и вплоть до своей смерти в 1907 года всячески поощрял эту, как тогда выражались, забаву.

После смерти шаха, оказавшись не у дел, Мирза Ибрагим‑хан обустро­ил на заднем дворе своего фотоателье первый в Иране кинозал для публичных кинопоказов. В 1908 году в тегеранских газетах появляется объявление об открытии кинозала. До середины 1930‑х годов собственных фильмов в Иране не было, поэтому демонстрировались иностранные комедийные короткометражки и иранская хроника продолжительностью не более 10 минут, которую Мирза Ибрагим снимал на камеры, привезённые из Франции. Постепенно в Тегеране стали открываться и другие кинозалы. Показывали в основном фильмы, привезённые из Одессы и Ростова‑на‑Дону.

Наиболее успешным организатором кинопоказов был Мехди Руси‑хан (Иванов), фотограф русско‑английского происхождения. Свою карьеру в Персии он начал в качестве помощника придворного фотографа шаха, затем приобрёл во Франции киноаппарат и 15 фильмов. Руси‑хан арендовал помещение, вмещавшее около 200 человек, где показывал французские комедии, пользовавшиеся огромным успехом, и кинохроники, например, посвящённые Русско‑японской войне. Однако Руси‑хан, поддерживавший абсолютную власть шаха, во время Конституционной революции (1905 – 1911) потерял свое дело: его киноателье было разграблено, кинотеатр закрыт, а сам он покинул страну.

В начале 1910‑х годов сразу несколько человек в Тегеране запустили собственные кино­теат­ры. Регулярные сеансы проходили в сопровождении пианино и скрипки, а иногда и небольшого оркестра. Посетителям предлагались напитки, соответствующие сезону. Первоначально кинопоказы устраи­ва­ли исключительно для мужской аудитории, но в дальнейшем стали выделять особые сеансы для женщин. Поскольку идея отдельных кинотеатров для женщин оказалась коммерчески провальной, идеальным решением проблемы стали совместные залы со специальными разграничителями. В совместный кинотеатр вели два разных входа, мужчины и женщины садились по разные стороны от центрального прохода, сотрудники кинотеатра и полиция следили за порядком в помещении. Начиная с 1920 года в тегеранских кинотеатрах начинали демонстрировать кино иранского производства. Хан Баба‑хан Мотазеди, снимавший заседания Конституционной ассамблеи и коронацию Реза‑шаха для кинохроники, освоил технологию производства суб­тит­ров на персидском языке.

Начало съёмок первых полнометражных фильмов в Иране связано с именем Ованеса Оганяна, человека удивительной судьбы. Оганян, армянин, родившийся в Нагорном Карабахе, получил образование и опыт работы на киностудии в России и Туркмении, волей судьбы оказался в Персии и основал в 1930 году первую киношколу в Тегеране. Кроме актёрской игры и кинотехники, студентов также обуча­ли западным танцам и музыке, что для религиозного персидского общества было смелым шагом. На свой курс Оганян изначально набрал всего 16 студентов, но позже их число увеличилось до 300. Выпуск первой студенческой группы состоялся в 1931 году.

В 1930 году Оганян в сотрудничестве с Мотазеди и при участии учеников своей школы снял первый полнометражный игровой немой иранский фильм «Аби и Раби» — ремейк популярной в то время датской эксцентричной комедии о приключениях двух товарищей — дылды и коротышки. В октябре 1931 года в тегеранском кинотеатре «Маяк» состоялась торжественная премьера. Хотя публика была в восторге, реакция религиозных лидеров страны на фильм оказалась крайне негативной. Они назвали увиденное «проделкой шайтана». Но правивший тогда прогрессивный шах не стал прислушиваться к мнению мулл и не помешал развитию иранского кинематографа. В 1932 году Оганяну присвоили звание доктора кинематографии, а в 1933 году он снял вторую комедию — «Хаджи‑Ага, киноактёр». На ней и закончилась эпоха немого кино в Иране — на смену пришёл звук.

В 1933 году на экраны тегеранских кинотеатров выходит «Девушка‑лурка» (луры — один из народов Ирана), также известная под названиями «Иран вчера и сегодня» и «Девушка из Лорестана». С ки­но­экра­на впервые прозвучала персидская речь! Фильм был снят в Бомбее (ныне Мумбаи, Индия) в 1932 году при участии Imperial Film Company иранским режиссёром Ардеширом Ирани и продюсером Абдульхосейном Сепантой: в Британской Индии тогда были все технологии для развития кинематографии. В картине играли иранские актёры, однако весь съёмочный процесс проходил в Индии. Успех «Девушки‑лурки» превзошёл все пред­шест­вую­щие немые фильмы. Кроме того, женщина впервые стала ге­рои­ней фильма, который без цензуры демонстрировали в кинотеатрах мусульманской страны. В истории любви героев «Девушки‑лурки» Джафара и Гольнар был и политический подтекст: герои живут в Иране до смены династии Каджаров на правящую, Пехлеви, в ужасных условиях, и бегут из страны, как делали тогда многие иранцы.

«Девушка‑лурка» действительно сильно способствовала укреплению иранской национальной идеи и популярности нового правительства, особенно среди мигрировавших иранцев. Правительство шаха Резы Пехлеви использовало фильм как инструмент пропаганды и демонстрации своих достижений. Кино стало хитом проката.

Несмотря на то что в тот период женщины не могли сниматься в фильмах и даже принимать участие в радиопередачах, Рухангиз Семинеджад с готовностью согласилась сыграть главную роль. Фильм мгновенно сделал новоявленную актрису звездой, хотя Рухангиз Семинеджад, получившей славу первой иранской актрисы, пришлось нелегко. Из‑за многочисленных угроз, критики и издевательств ей пришлось завершить карьеру, сменить имя и жить в затворничестве. В фильме снялись Хади Ширази, Сохраб Пури, а также сам Абдульхосейн Сепанта (продюсер), который исполнил роль Джафара.
Беспрецедентный успех фильма, к сожалению, привёл и к негативным последствиям: фильм быстро столкнулся с политической цензурой. Кино то запрещали, то разрешали; это явление впоследствии станет неотъемлемой чертой иранского кино, во многом его сформировавшей. За следующие 15 лет в Иране не было снято ни одной художественной киноленты. Кино­теат­ры продолжали показывать иностранные фильмы, среди которых в 1943 году было до 70 – 80 процентов англоязычных фильмов.

Говоря о послевоенном иранском кино, важно назвать два имени — Исмаил Кушан и Дарьюш Мехр‑джуи. Первый, получив образование в Германии, вернулся на родину и создал первую иранскую кинокомпанию Mitra­film. Он продюсировал фильмы самых разных жанров — от романтических комедий и исторических эпосов до деревенских мелодрам и мрачных триллеров. В 1948 году Кушан снял фильм «Буря жизни» с участием театрального актёра Али Дари Абега. Фильм не имел успеха, последовали и другие неудачи, которые привели к банкротству кинокомпании...
Подъём иранского кинематографа пришёлся на 1960‑е годы. Молодые иранские кинематографисты отвергали простоту и развлекательность тогдашнего кинорепертуара. В художественном смысле их работы тяготели к поэтичности итальянского неореализма и французской новой волны.

В новых фильмах стала явно проявляться яркая самобытность иранского кино, обусловленная многовековой литературной традицией. В 1960‑е в Иране было снято более 60 полнометражных картин. На создание необходимых для кинопроизводства производственных мощностей выделялась солидная государственная поддержка, проводились фестивали, в Министерстве культуры был создан отдел кино, выработаны цензурные нормы, открылись новые киношколы. Иранские фильмы можно назвать кинопоэзией. Произведения ведущих кинорежиссёров Ирана рождаются от желания перемен, от ожиданий и мечтаний, от грёз и фантазий маленького человека.

Там не снимали гарем

Кадр из фильма «Дети солнца». Реж. Маджид Маджиди. 2020 г.

B конце 1960‑х годов кино Ирана получило признание в Европе. Первый иранский фильм, получивший награды международных фестивалей, — «Коро­ва» (1969) Дарьюша Мехр­джуи. Фильм, снятый по пьесе Голам‑Хоссейна Саеди о крестьянине и его любимой корове, даже получил государственное финансирование. Тем не менее после просмотра министерство культуры запретило показ фильма внутри страны и за рубежом. По мнению кинокритиков, цензоры предвзято относились к Голам‑Хоссейну как писателю, который довольно резко критиковал власть шаха из ди­нас­тии Пехлеви.

Постер к фильму «Корова». Реж. Дарьюш Мехрджуи. 1969 г.

В 1971 году «Корову» контрабандой вывезли из Ирана и показали на Венецианском фестивале. Несмотря на то что жюри пришлось смотреть кино на фарси без субтит­ров, картина Мехрджуи получила приз Международной федерации кинопрессы FIPRESCI. А через год её показали в Берлине в программе Forum и в «Двухнедельнике режиссёров» в Каннах. «Корову» считают одним из ярчайших фильмов первой иранской новой волны. Она, несомненно, стала вызовом устаревшему кино, не отражавшему современную жизнь иранского об­щества.

Политика вестернизации и деисламизации, получившая в те годы широкое развитие (действовавшая одновременно с цензурой), проявлялась и в кинематографе. У иранского кино появилось женское лицо. В 1962 году поэтесса Форуг Фаррохзад сняла в колонии прокажённых документальную ленту «Чёрный дом», которая была отмечена исключительным новаторством и во многом сформировала язык современного иранского кинематографа. Фильм получил широкое признание на Западе, но подвергся критике в самом Иране, что, в принципе, типично для диссидентского искусства. Это лишь усилило интерес мировых фестивалей к иранскому кино.

Для иранских режиссёров эти ограничения были только началом: после смены режима в 1979 году, когда к власти пришли религиозные лидеры, правила ужесточились. Вслед за изменением политического устройства снова началась исламизация общества во всех сферах жизни. В культуру стали проникать атрибуты мусульманского Средневековья. Национальный кинематограф не мог не отреагировать на изменения такого рода: творчество режиссёров второй иранской новой волны — это путь преодоления ограничений.

Кадр из фильма «День, когда я стала женщиной». Реж. Марзия Махмальбаф. 2000 г.

Новая волна в иранском кинематографе началась с 1960‑х годов и длилась до 2010‑х. Однако фильмы, снятые после Исламской революции 1979 года, отличаются тематически.

Цензоры шаха сменились религиозными фанатиками. С началом исламской революции цензура начала свирепствовать так, что за период с 1979 по 1984 года не дала выпустить 1956 из 2208 фильмов местного производства. За очень короткое время по всей стране были разрушены более 180 кинотеатров, а в некоторых «синема» (так иранцы называли кинотеатры), люди были заживо сожжены во время киносеанса.

Аятоллы (правители) хотели превратить кинематограф в орудие пропаганды и агитации, как в Италии во времена Муссолини.

С 1979 года и по сегодняшний день цензура в Иране запрещает показывать любое насилие, проявления сексуального характера, критику режима и ислама. Минкульт страны тщательно следит за режиссёрами и определяет, какие картины можно финансировать и отправлять на международные фестивали, а какие запрещать. Для большинства европейских стран такой уклад может показаться диким, но, возможно, именно вопреки авторитарному режиму иранским режиссерам удаётся создавать по‑настоящему гениальные картины.

Цензура заставила авторов искать нетипичные методы повествования, а зрителей — читать между строк и не воспринимать всё слишком буквально. Чтобы избежать цензуры, авторы часто используют эзопов язык, обращаются к зрителю с помощью детских героев и их взгляда на мир — возможно, это связано с тем, что цензоры более благосклонны к детской тематике.

Сформировался и список действий, которых режиссёры вынуждены были избегать. Например, иногда режиссёры брали на роль семейных пар людей, на самом деле состоявших в браке, чтобы было разрешено показать какой‑либо физический контакт между ними. Или положительный герой не мог носить галстук, так как галстук — это атрибут буржуазного западного мира. Гнёт цензуры послужил причиной возникновения языка символов, жестов, красок и полутонов, музыки и голоса в иранском кинематографе, которые потом через десятилетия очаровали весь мир.

Кадр из фильма «Где дом друга?». Реж. Аббас Киаро стами. 1987 г.

По сути, основные темы иранских фильмов — свобода, цензура, политика, религиозные чувства и уязвимое положение женщин. Иранские режиссёры часто берут на главные роли непрофессиональных актёров, не боятся излишней сентиментальности и при этом органично смешивают документалистику с игровым кино.

Столпы иранского кино — Джафар Панахи, Маджид Маджиди, Мохсен Махмальбаф, Бахман Гобади, Амир Надери и Аббас Киаростами — вопреки всем гонениям и давлениям продолжали снимать то, что можно назвать настоящим искусством.

Для второй новой волны знаковой стала картина «Где дом друга?» Аббаса Киаростами. История про школьника, который по ошибке принёс домой тетрадь своего одноклассника, — метафора как обострённого чувства долга, так и проявления рядового героизма — ключевой детали характера сельского населения Ирана, зачастую скрытой от глаз общественности.

На стыке поэтического повествования и документальной истории работал и другой великий иранский режиссёр Мохсен Махбальбаф. В своём фильме «Миг невинности» он рассказал реальном событии из своей жизни. Подростком он напал на полицейского и попал в тюрьму. В этой картине Махмальбаф искусно переплёл формат «кино о кино» с рефлексией собственного прошлого.
В конце 1990‑х годов иранское кино вновь прогремело на международных кинофестивалях драмой Маджида Маджиди «Дети небес» — историей о брате и сестре, вынужденных по очереди ходить в школу в одной поношенной паре обуви. Картина была номинирована на «Оскар» в категории «Лучший фильм на иностранном языке». Как и другие фильмы постреволюционного периода, Маджиди снимал подпольно — как по цензурным соображением, так и ради реалистичного изображения городской среды.

Постер фильма «Крупный план». Реж. Аббас Киаростами. 1990 г.

В 2000‑е одной из центральных тем иранского кино становится женщина. Режиссёры стали не только говорить о правах и свободах женщин, но и раскрывать их внутренний мир. И самое главное — в Иране вопреки всему появляются женщины‑режиссёры! Так, в 1998 году дочь Мохсена Махмальбафа Самира представляет в Каннах свой полнометражный дебют — фильм «Яблоко», рассказывающий о реальной жизни двух девушек, которых отец не выпускал из дома. Он не позволял им ходить в школу и как‑либо социализироваться, из‑за чего обе отстали в развитии. Самира обращается к новому поколению иранских зрителей с требованием перемен и прогресса, как бы призывая иранское общество прекратить молчаливое терпение.

Нужно отметить, что и другая дочь, и жена Махмальбафа в течение 2000‑х продолжали восхищать мировое кино­сооб­щест­во. В 2000‑м в Венеции был показан фильм жены режиссёра Марзии Махмальбаф «День, когда я стала женщиной». В нём объединены три новеллы о том, что девушка может общаться, с кем захочет, быть, кем хочет, и даже распоряжаться финансами по собственному усмотрению. Для восточного кинематографа такая репрезентация — настоящий шок.

В 2007 году Хана Махмальбаф, младшая дочь классика, дебютирует в Канаде с лентой «Будда рухнул от стыда» — фильмом о пятилетней девочке, живущей в пещере, образовавшейся после взрыва статуи Будды талибами в 2001 году в Афганистане. Малышка пытается вырваться из ада реальной жизни. Она рано взрослеет, сражаясь с призраками войны, мужским превосходством и мальчишками, которые пытаются закидать её камнями: точно так же их отцы когда‑то забивали женщин на глазах у детей.

В 2007 году иранская писательница Маржан Сатрапи экранизирует свой графический роман «Персеполис», в котором через собственные детские воспоминания даёт оценку событиям, предшествовавшим исламской революции и Ирано‑иракской войне 1980‑х годов. Нельзя не отметить и работу Ширин Нешат, снявшей фильм по роману Шахмуша Папсипура «Женщины без мужчин», в котором смело поднимаются гендерные проблемы в Иране накануне государственного переворота 1953 года.

Постер фильма «Дом — чёрный». Реж. Форуг Фаррохзад. 1963 г.

Один из лидеров третьего поколения иранских кинематографистов — Асгар Фархади, чья драма «Развод Надера и Симин» принесла Ирану первый в истории «Оскар». В 2020 году картина Мохаммада Ра­сул­ло­фа «Зла не существует» получила «Золотого медведя» на Берлинале. Фильм состоит из четырёх новелл, в которых автор размышляет о природе зла и законах шариата, подталкивающих людей к убийству. В каждом эпизоде поднимается проблема выбора, который делает человек. Режиссёр обращает внимание на внутренний мир исполнителей наказания, а не его жертв.

В том же году Гран‑при Международного фестиваля независимого кино завоевал иранский режиссёр Махсуд Бахши за фильм «Ялда, ночь прощения». Фильм был снят в 2019 году и, как и многие иранские фильмы, основан на реальных событиях и обличает современную систему правосудия. По мнению кинокритиков, «у Бахши получилось одно из самых острых противостояний добра со злом в новейшей истории иранского кино».

Иранские фильмы можно назвать кинопоэзией. Произведения ведущих кинорежиссёров Ирана рождаются от желания перемен, от ожиданий и мечтаний, от грёз и фантазий маленького человека. Лучшие произведения иранских киноматогрофистов всего лишь передают жизнь обычных людей.

Самые известные иранские кинорежиссёры не очень жалуют профессиональных актёров, отдавая предпочтение людям с улицы. Например, в любимом мною «Черепахи тоже умеют летать» (2004) режиссёра Бахмана Габади, рассказывающем о жизни курдских беженцев в Ираке, абсолютное большинство ролей сыграли сами беженцы. В результате получился изумительный, грустный, поражающий своим реализмом и правдой фильм, где дети зарабатывают на жизнь тем, что собирают мины и сдают их как металлолом. Все маленькие актёры — беженцы, играющие самих себя. Или фильм Джафара Панахи (ученика Аббаса Киаростами) «Зеркало» (1997, «Золотой леопард» на фестивале в Локарно) — это беседы между пассажирами обыкновенного междугороднего автобуса, которых сыграли сами деревенские жители.

Киаростами как‑то сказал: «Реальность превосходит кино». Несомненно, такая категоричная констатация свидетельствует не только о сущностном значении кинематографа в Иране, но и о важности самой этой дилеммы: реальность и кино, жизнь и искусство, поэзия и правда. Можно сказать, что вся история иранского кинематографа — это иллюстрация сказанного Киаростами.

Кадр из фильма «Яблоко». Реж. Самира Махмальбаф. 1998 г.

Печатается по:
Форминский О. Там снимали гарем // Мир Музея. 2023. №12. С.39–41.
Форминский О. Там не снимали гарем // Мир Музея. 2024. №1. С.48–51.