— Ась, тут такое дело… Лариска сейчас пацанов завезет, часа на три-четыре. У нее там что-то срочное на работе, форс-мажор.
Ася медленно поставила чашку с недопитым чаем на стол. Вечер перестал быть томным. Она посмотрела на мужа, Вадима, который говорил по телефону, уже виновато поджимая губы и отводя взгляд. Он еще не закончил разговор с сестрой, а уже знал, какой будет ее, Асина, реакция. И эта его осведомленность раздражала больше всего. Он знал, но все равно соглашался.
— Вадим, — произнесла она тихо, но так, что муж вздрогнул и торопливо закивал в трубку.
— Да, да, Лар, давай, ждем. Все, целую. — Он сбросил вызов и повернулся к жене с заискивающей улыбкой, которая ей всегда казалась жалкой. — Асенька, ну не начинай. Всего на несколько часов. У нее там совещание какое-то внезапное, чуть ли не с увольнением связано, если не придет. Сама понимаешь, она одна их тянет.
Ася молча смотрела на него. Ей было тридцать четыре, Вадиму — тридцать шесть. Пять лет в браке. Пять лет она пыталась понять, на ком женат ее муж: на ней или на своей младшей сестре Ларисе. Лариса, разведенная мать двоих сыновей, восьми и десяти лет, давно превратила их семью в бесплатный филиал круглосуточной службы спасения.
— Я не буду сидеть с твоими племянниками, — отчеканила она ровным, безэмоциональным голосом. — Сегодня. И завтра. И вообще.
Вадим растерянно моргнул. Улыбка сползла с его лица, сменившись выражением обиды.
— Ну что ты как неродная? Это же дети. Моя кровь. Коля и Дима тебя любят.
— Коля и Дима в прошлый раз разрисовали фломастерами новые обои в коридоре, которые мы клеили две недели. А еще они сломали мой ноутбук, сбросив его со стола. Твоя сестра тогда сказала: «Ой, ну это же дети», — и не дала ни копейки на ремонт. Ремонт, между прочим, стоил сорок тысяч.
Вадим помрачнел. Он ненавидел, когда Ася напоминала ему о деньгах.
— Ася, я же все компенсировал. Мы купили новый.
— Ты компенсировал. Не она. Она сочла это нормальным. И сейчас она снова, не спросив меня, просто ставит перед фактом, что привезет своих неуправляемых детей. Потому что знает, что ты не откажешь.
Он прошелся по кухне, взъерошил свои русые волосы. Жест отчаяния, который Ася тоже изучила досконально.
— Ну что мне было делать? Сказать ей «нет»? Она бы разревелась. У нее и так жизнь не сахар. Муж бросил, работает на износ…
— Он не бросил, Вадим. Он сбежал от ее характера, и ты это прекрасно знаешь. Она выпила из него всю кровь. А теперь она нашла новый источник — нашу семью. Точнее, тебя. И меня, как бесплатное приложение.
Это было жестоко, но это была правда. Лариса была классическим манипулятором, прикрывающимся маской жертвы. Вечно уставшая, вечно несчастная, с бесконечными форс-мажорами, которые почему-то всегда должен был решать ее старший брат. А Вадим, воспитанный с установкой «сестренку надо защищать», покорно нес этот крест, взваливая его и на плечи своей жены.
— Я ни с кем сидеть не собираюсь, — повторила Ася, поднимаясь. — У меня на завтра запись к врачу. К узкому специалисту. Я ждала этой записи три месяца. И я не собираюсь ее отменять из-за очередного Ларисиного «форс-мажора».
— Так она сегодня их привезет! Не завтра! — ухватился он за ее слова.
— Сегодня я буду готовиться к этому визиту. Мне нужно собрать все анализы, выписки, настроиться, в конце концов. Я не хочу провести вечер в роли аниматора для двух маленьких разрушителей. И точка.
Она развернулась и ушла в спальню, плотно прикрыв за собой дверь. Она слышала, как Вадим ругается вполголоса на кухне, как что-то с грохотом падает на пол — вероятно, стул. Ася села на кровать и закрыла лицо руками. Она не была злой или бессердечной. Она просто устала. Устала быть на втором месте после его сестры. Устала от того, что ее планы, ее покой, ее личное пространство ничего не стоили по сравнению с очередным капризом Ларисы.
Первый год их совместной жизни казался почти идеальным. Вадим был заботливым, внимательным. Лариса тогда еще была замужем, и ее проблемы не выплескивались за пределы ее собственной семьи. Потом начался ее громкий, скандальный развод. И Вадим, как старший брат, ринулся в бой. Он утешал ее, возил по адвокатам, давал деньги. Ася все понимала и поддерживала. Родной человек в беде, как иначе?
Но развод закончился, а беда — нет. Лариса быстро сообразила, что статус «одинокой матери с двумя детьми» — это отличный инструмент для получения всевозможных благ. И главным поставщиком этих благ стал Вадим.
«Вадюш, забери мальчиков из школы, я не успеваю».
«Вадюш, посидите с ними в выходные, я хочу с подружками в кафе сходить, развеяться».
«Вадюш, у Коли ботинки порвались, а у меня до зарплаты еще неделя, займи, а?»
Деньги, естественно, не возвращались. Время, которое Ася планировала провести с мужем, съедалось племянниками. Их годовщина свадьбы была сорвана, потому что Ларисе «внезапно» стало плохо с сердцем, и Вадим полночи провел у нее, пока Ася сидела одна за накрытым столом. Выяснилось, что приступ был вызван ссорой с очередным кавалером.
Ася пыталась говорить с Вадимом. Сначала мягко, потом настойчивее. Он соглашался, кивал, обещал поговорить с сестрой и установить границы. Но один звонок Ларисы срывающимся голосом — и все обещания летели в тартарары.
— Ты не понимаешь, ей тяжело, — был его главный аргумент.
— А мне легко? — срывалась Ася. — Мне легко постоянно подстраиваться под ее расписание? Мне легко убирать за ее детьми и ремонтировать то, что они ломают? Почему ее тяжесть должна делать тяжелой и мою жизнь?
Звонок в дверь прозвучал как удар гонга. Ася замерла. Она слышала, как Вадим поспешил в прихожую. Затем раздался звонкий, чуть гнусавый голос Ларисы и топот детских ног.
— Привет, братик! Ой, спасибо, что выручил! Я пулей! — тараторила она. — Мальчики, ведите себя хорошо! Тетю Асю слушайтесь! Ася дома? Асечка, привет!
Ася медленно вышла из спальни. В коридоре стояла Лариса — худая, осунувшаяся, с привычным выражением вселенской скорби на симпатичном лице. Рядом переминались с ноги на ногу Коля и Дима, уже осматривая коридор на предмет чего-нибудь интересного.
— Привет, — сухо сказала Ася.
— Ты не сердись, Ась, правда, завал на работе. Начальница — мегера, грозится премии лишить. А нам без премии никак, — она доверительно понизила голос. — Я быстро. Часика три-четыре, не больше.
— Я не смогу с ними сидеть, Лариса, — так же ровно произнесла Ася, глядя ей прямо в глаза.
На лице Ларисы отразилось искреннее недоумение, быстро сменившееся обидой. Она посмотрела на Вадима, ища поддержки.
— В смысле? Вадик же сказал…
— У меня свои планы, — отрезала Ася.
— Ася! — шикнул на нее Вадим. — Прекрати.
Но Ася не прекратила. Она чувствовала, как внутри нее что-то окончательно перегорело. Предохранитель, который отвечал за терпение и понимание, сгорел дотла.
— Я не прекращу, Вадим. Я предупредила тебя. Меня не волнует, что больше некому. Это проблемы их матери, не мои. Лариса, тебе придется забрать своих детей и решить свои проблемы самостоятельно. Или твой брат может взять отгул и сидеть с ними сам.
Лариса захлопала ресницами. В ее глазах начали собираться слезы — проверенный безотказный прием.
— Ася, как ты можешь… Я же… Я же в безвыходной ситуации…
— У тебя всегда безвыходная ситуация, — устало вздохнула Ася. — Каждый раз, когда тебе что-то от нас нужно. Извини.
Она развернулась и снова ушла в спальню, закрыв дверь. На этот раз на замок. Она слышала приглушенные голоса в коридоре. Возмущенный шепот Вадима, всхлипывания Ларисы. Через десять минут все стихло. Ася прислушалась. В квартире была тишина. Неужели забрала?
Она открыла дверь. В коридоре никого не было. Но на кухне горел свет. Ася зашла туда и увидела Вадима. Он сидел за столом, обхватив голову руками. Рядом с ним на полу Коля и Дима уже строили башню из стульев, рискуя уронить на себя все, что плохо лежит.
— Она ушла, — глухо сказал Вадим, не поднимая головы. — Оставила их. Сказала, что ей нужно спасать свою работу. А ты… ты просто выставила ее за дверь. Родную сестру.
— Я никого не выставляла. Я отказалась быть бесплатной няней. Это разные вещи. Теперь это твоя ответственность. Ты же согласился. Вот и сиди с ними.
Ася налила себе стакан воды и выпила залпом. Руки немного дрожали.
— Ты жестокая, — прошептал Вадим.
— Нет. Я просто себя ценю. А ты — нет. И меня, судя по всему, тоже.
Вечер прошел в напряженном молчании. Ася сидела в спальне с ноутбуком, пытаясь работать, но не могла сосредоточиться. Из гостиной доносились крики детей, грохот, увещевания Вадима. Пару раз он заглядывал к ней с лицом мученика.
— Они есть хотят. Что им приготовить?
— То, что ты умеешь. Яичницу. Или закажи пиццу.
— Они разбили твою любимую вазу.
— Купишь новую.
Он смотрел на нее с укором, ожидая, что она смягчится, выйдет, все разрулит. Но она не выходила. Она впервые в жизни бастовала.
Ночью Ася почти не спала. Вадим лег на диване в гостиной, обиженно сопя. Детей он уложил в их с Асей кровати. Это было последней каплей. Она молча взяла подушку и одеяло и устроилась на узком диванчике на кухне. Спать на нем было невозможно. Под утро она встала с больной спиной и гудящей головой.
В восемь утра она начала собираться к врачу. Вадим вышел из гостиной, помятый и злой. Племянники уже проснулись и требовали завтрак и мультики.
— Ты все-таки едешь? — спросил он так, будто она совершала предательство.
— Да. Я же говорила.
— А я? Мне на работу надо! У меня совещание в десять!
— Звони Ларисе. Пусть забирает своих детей. Или отпрашивайся с работы. Ты вчера сделал свой выбор.
Он смотрел на нее с ненавистью.
— Я из-за тебя могу работу потерять!
— А я из-за твоей сестры могу потерять здоровье. Что важнее? — она спокойно посмотрела ему в глаза и вышла из квартиры.
В клинике было тихо и прохладно. Ася сидела в очереди, перебирая в руках папку с документами. Она чувствовала себя опустошенной, но одновременно какой-то звеняще свободной. Она сделала то, что должна была сделать давно. Поставила себя на первое место.
Врач, пожилая интеллигентная женщина, долго изучала ее анализы, задавала вопросы. Диагноз не был страшным, но неприятным. Аутоиммунное заболевание, которое требовало постоянного наблюдения, диеты и, главное, — минимального уровня стресса.
— Любые нервные потрясения, хроническая усталость, недосып могут спровоцировать обострение, — объясняла врач. — Вам нужно научиться жить спокойно. Беречь себя. Ваш организм сейчас — это хрупкий сосуд.
Ася слушала и понимала, что это не просто медицинские рекомендации. Это инструкция к ее новой жизни. Жизни, в которой не будет места вечным форс-мажорам Ларисы и метаниям Вадима.
Она вернулась домой после обеда. В квартире царил разгром. Вадим был дома, мрачный как туча. Детей не было.
— Лариса забрала их час назад, — процедил он. — Устроила мне скандал. Сказала, что я подкаблучник и что ты меня против всей семьи настроила.
— А ты что сказал? — спокойно спросила Ася, снимая пальто.
— А что я мог сказать? — он вспылил. — Что она сама виновата? Что она достала уже всех? Я сказал! И знаешь, что она ответила? Что я неблагодарный брат! Что она на меня лучшие годы потратила, пока мама болела!
Он ходил по комнате, жестикулируя. Ася смотрела на него и впервые не чувствовала ни жалости, ни злости. Только холодное отчуждение. Он был чужим. Человеком из другого мира, живущим по другим законам. По законам вечного долга, вины и манипуляций.
— И что теперь? — спросила она.
— Что теперь… — он остановился и посмотрел на нее. — Теперь ты довольна? Ты разрушила мои отношения с сестрой.
Ася горько усмехнулась.
— Не я. А ты. Своей неспособностью сказать «нет». Своей слабостью. Ты позволил ей разрушить нашу семью, Вадим. А я просто перестала в этом участвовать.
Он молчал. Кажется, до него начало что-то доходить. В его взгляде промелькнуло что-то похожее на раскаяние.
— Ась… прости. Я… я был неправ. Я поговорю с ней. Я все исправлю. Мы…
Но Ася уже знала, что ничего он не исправит. Пройдет неделя, месяц. Лариса снова разыграет драму, надавит на чувство вины, и все начнется сначала. А ее «хрупкий сосуд» просто не выдержит еще одного круга этого ада.
— Не надо ничего исправлять, Вадим, — сказала она тихо. — Уже поздно.
— В смысле? — он не понял.
— В прямом. Я ухожу.
Он застыл. На его лице было такое искреннее, детское изумление, что Асе на секунду стало его жаль.
— Куда? Почему? Из-за этой ссоры? Ася, это же глупости! Мы же любим друг друга!
Любим? Она посмотрела на него и поняла, что уже не знает ответа на этот вопрос. Любовь не может жить в атмосфере постоянного предательства. Даже если это предательство — маленькое, бытовое, совершенное из лучших побуждений.
— Дело не в ссоре, Вадим. Дело в том, что ты никогда не выберешь меня. Твоя семья — это Лариса и ее дети. А я — так, временное удобство. Которое, к тому же, начало проявлять характер. Я не хочу так жить. Я хочу спокойствия. Врач сегодня сказал, что мне нужно беречь себя. И я начну прямо сейчас.
Она пошла в спальню и достала с антресолей дорожную сумку. Она не знала, куда пойдет. Может, снимет на первое время квартиру. Может, поживет у подруги. Но она точно знала, что в этот дом она больше не вернется.
Вадим стоял в дверях спальни, растерянно наблюдая, как она бросает в сумку вещи. Он что-то говорил про то, что она рубит с плеча, что нужно все обсудить, что он ее любит и все осознал. Но его слова были просто фоновым шумом.
Ася застегнула молнию на сумке. Оглядела комнату, в которой прожила пять лет. И не почувствовала ничего. Ни сожаления, ни тоски. Только облегчение.
Она прошла мимо него к выходу.
— Ася, постой! — он схватил ее за руку. — Не уходи! Я сделаю все, что ты скажешь! Я больше никогда…
Она мягко высвободила свою руку.
— Дело не в том, что ты сделаешь, Вадим. А в том, кто ты есть. Ты — хороший брат. Наверное. Но мужем ты так и не стал. Прощай.
Она открыла дверь и шагнула на лестничную площадку. За спиной раздался отчаянный крик Вадима, но она не обернулась. Она спускалась по лестнице, и с каждой ступенькой ей становилось легче дышать. Словно она много лет несла на плечах тяжелый, неподъемный груз, и вот наконец-то сбросила его. Впереди была неизвестность. Но эта неизвестность была ее собственной. И в ней не было места для чужих проблем, чужих детей и чужих форс-мажоров. В ней было место только для нее самой. И этого было более чем достаточно.