Людмила нащупала официальный конверт в почтовом ящике инстинктивно, как хирург находит инородное тело. Плотная белая бумага, гербовая печать гимназии, ее имя и адрес, отпечатанные на принтере. Не счет за коммуналку, не рекламная листовка. Нечто, обладающее весом и смыслом. Она поднялась в квартиру, даже не сняв легкого плаща, и бросила сумку на пол в прихожей. Солнце, уже низкое, весеннее, пробивалось сквозь немытое после зимы окно, заливая паркет ленивым золотом и подсвечивая каждую пылинку в воздухе. В квартире стояла гулкая тишина, какая бывает, когда ждешь человека, а он опаздывает.
Она вскрыла конверт кухонным ножом. Пальцы, привыкшие к клавиатуре и договорам, слегка дрогнули. Официальное уведомление. Уважаемая Людмила Викторовна. Педагогический совет гимназии… вынужден пригласить Вас… для обсуждения вопиющего случая… связанного с Вашей дочерью, Ларисой Беловой… распространение веществ, запрещенных к обороту… Завтра, в субботу, в 10:00. В кабинете директора. Подпись: классный руководитель, Кравцова А.И.
Воздух вышел из легких с тихим свистом. Людмила опустилась на пол прямо в прихожей, прислонившись спиной к прохладной стене. Бумага в руке мелко вибрировала, словно живая. Распространение. Веществ. Лариса. Три слова, которые не могли, не должны были стоять в одном предложении. Ее Лариска, тихая, домашняя девочка, которая до сих пор краснела, когда с ней заговаривали незнакомые парни. Ее девочка, которая вчера до полуночи решала сложнейшие задачи по химии, мечтая поступить в медицинский.
Холод начался где-то в солнечном сплетении и медленно пополз по венам, замораживая кровь. Это была не паника, не истерика. Это была ледяная, кристаллическая ярость. Она знала это имя. Кравцова А.И. Алина Игоревна. Молодая, амбициозная учительница истории с идеальным маникюром и хищной улыбкой. Месяц назад Людмила сидела напротив мужа этой Алины, у себя в кабинете. Его небольшая транспортная фирма «Велес-Транс» претендовала на крупный контракт с их заводом. Людмила, как руководитель отдела логистики, лично проверяла всех потенциальных партнеров. У «Велеса» были завышенные тарифы, сомнительная репутация по срокам и два судебных иска от бывших клиентов. Она написала мотивированный отказ. Вежливый, но непробиваемый, как броня танка. Муж Кравцовой тогда скривился, бросив на прощание: «Зря вы так, Людмила Викторовна. Омск – город маленький».
И вот теперь этот маленький город прислал ей свой ответ. В белом гербовом конверте.
Она сидела на полу, не зная, сколько прошло времени. Солнце сползло с паркета на стену, окрасив бежевые обои в цвет абрикосового джема. Щелкнул замок. Вошел Валерий, ее гражданский муж, с которым они прожили без малого двадцать лет. Пахнуло улицей, его дорогим парфюмом и чем-то еще, неуловимо чужим.
– Люда? Ты чего на полу? – он устало сбросил пиджак на кресло.
Она молча протянула ему письмо. Он пробежал глазами по строчкам, и его лицо, обычно благодушное, стало растерянным и брезгливым.
– Вот те на… Дожили. Я всегда говорил, что надо ее контролировать жестче. Эти ее подружки, интернет…
Людмила смотрела на него снизу вверх. Двадцать лет. Она знала каждую морщинку у его глаз, знала, как он хмурится, когда сосредоточен, как смеется, запрокинув голову. Или думала, что знала.
– Ты ей веришь? – голос прозвучал глухо, будто со дна колодца.
– Люся, ну что за детский сад? Это официальная бумага, из школы. С печатью. Дыма без огня не бывает, сама знаешь. Главное сейчас – чтобы это не вышло за пределы школы. Представляешь, что будет, если узнают у меня на работе?
У него на работе. Вот что было главным. Не их дочь, не ее мир, который только что раскололся на тысячу осколков. А его репутация.
Она медленно поднялась. Ноги затекли, но она не чувствовала. Она подошла к бару, который Валерий с такой гордостью собирал все эти годы. Достала нераспечатанную бутылку дорогого армянского коньяка – его гордость, «для особого случая». Сорвала фольгу, свернула пробку. Налила в первый попавшийся стакан – для сока, с дурацкими апельсинами. Выпила залпом, обжигая горло. Валерий смотрел на нее с изумлением. Она никогда не пила крепкое.
– Ты с ума сошла?
– Нет. Я в своем уме. Впервые за долгое время, – она поставила стакан на полированную поверхность бара. Громко. – Завтра суббота. Я иду в школу. После этого ты собираешь свои вещи. Или я соберу свои. В понедельник мы расстаемся.
Он моргнул. Потом усмехнулся.
– Перепила? Людочка, давай не будем. У нас проблема с дочерью, а ты… В твоем возрасте не начинают новую жизнь. Успокойся, утром поговорим.
В твоем возрасте. Эта фраза, сказанная буднично, как о погоде, стала последним ударом молота по несущей стене. Стена рухнула.
– Мы не будем говорить утром, Валера. Позвонишь Ларисе, скажешь, что мы расстаемся. Хотя нет. Не звони. Я сама ей все скажу.
Она ушла в спальню и закрыла дверь. Из-под кровати достала большую дорожную сумку, которую они покупали для поездок на море. Раскрыла шкаф. Ее вещи висели рядом с его. Двадцать лет рядом. Она начала методично, без суеты, складывать в сумку свое. Не платья и костюмы. Свитера. Джинсы. Две любимые футболки. Книги с прикроватной тумбочки. Альбом с акварельной бумагой, который она купила год назад и так ни разу не открыла. Она не взяла ни одной совместной фотографии. Прошлое было отсечено.
Потом она села на кровать и набрала номер.
– Ань, привет. Можешь приехать?
На том конце провода помолчали секунду.
– Что случилось? – голос подруги был встревоженным.
– Просто приезжай. Возьми что-нибудь… покрепче коньяка.
– Буду через сорок минут, – без лишних вопросов ответила Анна.
Следующий звонок был самым страшным.
– Ларис, привет, котенок.
– Мам, привет! Я как раз от химии оторвалась, голова кругом. Что-то случилось? У тебя голос странный.
Людмила сделала глубокий вдох.
– Ларис, мне пришло письмо из школы.
Она услышала, как на том конце провода повисла звенящая тишина.
– Мам… – голос дочери дрогнул и сорвался на шепот. – Мам, это неправда! Я клянусь! Эта Кравцова… она на меня взъелась с тех пор, как ты…
– Я знаю, – твердо сказала Людмила. – Я тебе верю. Абсолютно. Завтра утром я буду в школе. А сейчас слушай меня внимательно. Мы с Валерой расстаемся.
Рыдания в трубке были такими горькими, что у Людмилы у самой запершило в горле. Но она не позволила себе заплакать.
– Мам, из-за меня? Нет, пожалуйста, не надо!
– Нет, милая. Не из-за тебя. Это должно было случиться давно. Просто сегодня я это поняла. Ты ни в чем не виновата. Слышишь? Ни в чем.
Анна приехала с бутылкой водки и пакетом пельменей. Она молча выслушала, обняла Людмилу за плечи и пошла на кухню ставить на плиту кастрюлю с водой. Они сидели до трех часов ночи. Говорили мало. Анна просто была рядом, подливала в рюмки ледяную водку и материла Валерия тихими, злыми словами. Впервые за много лет Людмила чувствовала не одиночество, а опору.
Утром, в 9:45, она вошла в кабинет директора. Выглядела она безупречно: строгий брючный костюм, идеальная укладка, спокойное лицо. Рядом с директором, полной женщиной с усталыми глазами, сидела Алина Игоревна Кравцова. Она бросила на Людмилу торжествующий взгляд.
– Людмила Викторовна, присаживайтесь. У нас очень неприятный разговор, – начала директор.
– Я бы предпочла начать с фактов, – ровным голосом прервала ее Людмила. Она достала из сумки папку. – Первое. Обвинение в распространении наркотических средств – это статья 10.5.1 КоАП РФ, а в некоторых случаях и 228 УК РФ. Вы, Алина Игоревна, как историк, должны понимать серьезность подобных заявлений. Где доказательства? Показания свидетелей, оформленные протоколом? Результаты экспертизы?
Кравцова дернулась.
– Есть показания других учеников… Они боятся говорить открыто.
– Второе, – Людмила проигнорировала ее. Она положила на стол распечатку. – Это коммерческое предложение от компании «Велес-Транс», принадлежащей вашему супругу, Игорю Семеновичу Кравцову. А это, – рядом легла вторая распечатка, – мой официальный отказ по данному предложению с подробным обоснованием: завышение цен на 30% от рыночных и наличие у компании незакрытых судебных споров. Отказ датирован двадцатым апреля. Странное совпадение, что ровно через месяц после этого моя дочь внезапно становится наркодилером, не находите?
Директор переводила взгляд с бумаг на мертвенно-бледное лицо Кравцовой.
– Это клевета! – взвизгнула учительница. – Вы пытаетесь оказать давление!
– Давление – это вызывать мать в школу по ложному обвинению, надеясь, что она испугается и станет сговорчивее в бизнес-вопросах, – холодно отчеканила Людмила. – Это называется шантаж. И я готова написать заявление не только в прокуратуру, но и в департамент образования. С приложением всех этих документов. И я думаю, испуганные ученики внезапно обретут дар речи и расскажут, кто и как просил их оговорить мою дочь.
В кабинете повисла тишина, густая, как омский смог в безветренный день. Директор тяжело вздохнула и посмотрела на Кравцову.
– Алина Игоревна, выйдите, пожалуйста. Нам с Людмилой Викторовной нужно поговорить.
Через полчаса Людмила вышла из школы. Обвинения с Ларисы были сняты. Кравцова писала заявление по собственному желанию. Победа была полной, но радости не приносила. Это был лишь первый бой. Главное сражение ждало ее дома.
Валерий был там. Он ходил по квартире, как зверь в клетке.
– Ну что? Разобралась?
– Разобралась. Лариса ни при чем. Учительница мстила за то, что я не дала контракт ее мужу.
Он остановился, посмотрел на нее. В его глазах промелькнуло что-то похожее на облегчение, смешанное с досадой.
– Я… я так и думал, что тут что-то не то. Ну, слава богу. Люда, прости, я вчера вспылил. Устал, нервы… Давай забудем. Мы же семья.
Он попытался обнять ее, но она отстранилась.
– Нет, Валера. Мы не семья. Семья – это когда верят. Когда защищают. А не когда думают, «что скажут люди».
– Да что ты несешь? Двадцать лет вместе! Куда ты пойдешь? На съемную квартиру? В твоем возрасте? Кому ты нужна будешь, менеджер предпенсионного возраста? Одумайся, пока не поздно!
Она смотрела на него без ненависти. С жалостью.
– Во-первых, не в твоем, а в моем. И я сама решу, что с ним делать. А во-вторых… – в ее сумочке завибрировал телефон. Она достала его. Незнакомый номер.
– Слушаю.
– Людмила Викторовна, добрый день. Меня зовут Станислав, я представляю кадровое агентство «Вектор». Мы с вами общались полгода назад. У меня для вас есть интересное предложение. Компания «УралТехСнаб» в Екатеринбурге ищет руководителя департамента логистики. Условия очень хорошие, готовы обсуждать релокационный пакет. Вам это могло бы быть интересно?
Людмила посмотрела на растерянное лицо Валерия, на знакомые до боли стены квартиры, которая больше не была ее домом. Она посмотрела в окно, на далекую ленту Иртыша, сверкающую под весенним солнцем. И улыбнулась. Впервые за последние сутки.
– Да, Станислав. Мне это очень интересно.
Переезд в Екатеринбург был похож на хирургическую операцию без наркоза. Она сняла небольшую, но светлую двухкомнатную квартиру в новом районе. Из старой жизни забрала только книги, тот самый альбом для акварели, старый шерстяной плед и несколько любимых чашек. Анна и Лариса помогли ей перевезти вещи и обустроиться. Лариса, сдавшая экзамены на отлично и поступившая в омский мед, приезжала каждые выходные, привозила домашнюю еду и новости. О Валерии они не говорили. Он несколько раз звонил, пытался давить на жалость, потом угрожал, потом снова просил прощения. Людмила просто сменила номер.
Новая работа поглотила ее с головой. Масштабы были больше, ответственность выше. Она приходила домой выжатая, как лимон, но впервые за много лет чувствовала, что живет. Что она не просто функция – жена, мать, удобный механизм. Она – Людмила Викторовна Белова, ценный специалист, которого переманили из другого города.
Однажды вечером, разбирая последние коробки, она наткнулась на свой старый купальник и шапочку для плавания. Она всегда любила воду. В юности занималась плаванием, потом забросила – семья, работа, некогда. Рядом с ее новым домом был современный бассейн. Она пошла туда на следующий же день.
Прохладная вода приняла ее в свои объятия. Она поплыла. Метр за метром, дорожка за дорожкой. Ритмичное движение, шум воды в ушах, размеренное дыхание. Мысли, роившиеся в голове, стали упорядочиваться, успокаиваться. Здесь, в голубой толще воды, она была одна. Только она и ее тело, которое слушалось, которое было сильным и выносливым. Она плавала каждый вечер после работы. Это стало ее ритуалом, ее медитацией. Вода смывала усталость дня, смывала остатки прошлого.
На соседней дорожке часто плавал мужчина. Примерно ее возраста, высокий, подтянутый, с сединой на висках. Они никогда не разговаривали, только кивали друг другу в знак приветствия. Однажды в душевой сломался замок на ее шкафчике. Он помог – что-то подкрутил, поправил, и дверца закрылась.
– Спасибо, – сказала она.
– Роман, – представился он, протягивая руку.
– Людмила.
– Вы не местная? – спросил он.
– Переехала из Омска.
– А я из Челябинска, – улыбнулся он. – Тоже релокант. После развода решил все поменять.
Они разговорились. Роман оказался инженером-конструктором на одном из заводов. Он тоже находил в плавании спасение от суеты и мыслей. Их разговоры были легкими и необязательными. О работе, о книгах, о смешных ценах в местных магазинах, о том, как трудно привыкнуть к новому городу. Он не задавал лишних вопросов, не лез в душу. Он просто был. Человек из ее мира, из ее поколения, понимающий все без слов.
Прошло полгода. Однажды вечером Людмила сидела на своей новой кухне с чашкой чая. За окном огнями переливался незнакомый, но уже ставший почти родным город. Она наконец-то достала тот самый альбом и краски. Неумело, как ребенок, она стала смешивать цвета, пытаясь нарисовать закат над Иртышом, который помнила с детства. Получалось криво, наивно, но она чувствовала невероятное удовлетворение.
Зазвонил телефон. Лариса.
– Мам, привет! Как ты?
– Привет, котенок. Рисую.
В трубке помолчали.
– Мам… Я тут с папой виделась случайно. Он просил передать, что… скучает. Спрашивал, может, ты вернешься.
Людмила обмакнула кисть в синюю краску.
– А ты что думаешь, Лар?
– Я думаю, что никогда не видела тебя такой, как сейчас. Спокойной. И… счастливой, что ли. Я так тобой горжусь, мам. Правда.
Слезы навернулись на глаза, но это были хорошие, светлые слезы.
– Спасибо, родная. Это самое важное.
Она положила трубку. На экране телефона высветилось новое сообщение. От Романа.
«Не забыли про заплыв завтра утром? Обещают солнце. Будет красиво».
Людмила посмотрела на свой неумелый рисунок, на огни большого города за окном, на сообщение в телефоне. Она не знала, что будет завтра. Не знала, сложатся ли у них отношения с Романом, станет ли она великой художницей, вернется ли когда-нибудь в Омск. Но она точно знала одно. Ее жизнь не закончилась. Она только началась. В ее пятьдесят девять лет. И она была готова плыть дальше.