Иногда мы думаем, что сердимся и злимся на мужа, ребёнка, коллегу. Но на самом деле — мы просто устали. Усталость часто маскируется под злость. Она говорит не словами, а раздражением, срывами, обидой на пустяки: «Почему опять тарелки не помыты?», «Зачем ты это сказал?», «Всё как всегда!»
Но если задать себе честный вопрос: «А когда я в последний раз выспался/выспалась? Перекусил(а)? Побыл(а) в тишине?» Каким будет ответ?
Злость — это реакция на внешнее: — «Ты меня не слушаешь!»
Усталость — это сигнал изнутри: — «Мне нужно передохнуть»
История про женщину, которая не была злой. Она была уставшей.
Она звала себя Мариной, но в последнее время чувствовала, что это имя больше не принадлежит ей. Оно было чужим, как и всё остальное в её жизни — дом, семья, работа, даже отражение в зеркале по утрам, потому что от доброй Марины ничего не осталось.
— Во мне столько злости, что я скоро лопну!
Каждое утро начиналось с тяжёлого вздоха. Будильник выливал на неё потоки звука, а она лежала, прикрыв глаза рукой, пытаясь задержать хотя бы мгновение тишины. Но тут же раздавался крик дочери: «Мама, я не хочу эту одежду!», шаги сына, топающего босыми ногами по полу, голос мужа из ванной: «Ты не забыла про мой бутерброд?» — и всё, тишина рушилась, как карточный домик.
На кухне она механически собирала завтраки, раскладывала хлеб, намазывала масло, выслушивала претензии детей, которые хотели то шоколадные хлопья, то йогурт с клубникой, которого не было. А потом — «Почему ты такая злая?» — и взгляд, полный обиды. Она не была злой. Просто уставшей. От всех. От себя.
Работа не приносила ни радости, ни уважения. Коллеги перекладывали на неё свои задачи, начальник делал вид, что её предложения важны, а потом внедрял идею того, кто громче сказал. Она старалась быть услышанной — повышала голос, спорила, писала длинные письма, объясняла, почему нужно делать по-другому. И каждый раз — молчание, кивки, обещания... и ничего. Ни изменений, ни благодарности.
А потом — взрыв. Злость вырвалась на волю. Однажды она вскочила со стула на совещании, схватила папку и швырнула её на стол.
— Вы вообще меня слышите?! — закричала она, и голос дрожал от боли и ярости. — Я говорю одно и то же уже третий месяц! А вы делаете вид, будто меня здесь нет!
В комнате воцарилась тишина. Все смотрели в пол. Начальник пробормотал что-то о «профессиональном поведении». Она вышла, хлопнув дверью.
Через час вернулась с опущенной головой. Она вся была окутана чувством вины.
— Простите, — сказала она. — Я не должна была так реагировать.
Ей кивнули. Улыбнулись. Как будто ничего не произошло.
Но внутри она сгорала от стыда. «Зачем я это сделала? Почему не могу контролировать себя? Почему они не дают мне возможности быть собой?»
Дома ситуация не лучше. Муж сидел за ноутбуком, когда она вошла.
— Ты ужин будешь готовить? — спросил он, не отрываясь от экрана.
— А ты не мог бы сам что-нибудь приготовить? Хотя бы раз за неделю?
— Ну ты же лучше готовишь, — ответил он, как будто это было оправданием.
Она стояла на кухне, резала лук, и слёзы текли по щекам. Не от лука. От одиночества. От того, что никто не замечает, как она устала. Как она кричит каждый день — тихо, беззвучно, в себя. А окружающие продолжают жить, как будто её боли не существует.
Брат звонил раз в месяц. Всегда с одной и той же просьбой: помочь с налогами, посоветовать, где купить выгодно технику. Никогда — «Как ты, Марина?» Никогда — «Ты в порядке?»
Она помогала. Без слов. Потому что так всегда было. Она — та, кто решает, поддерживает, терпит.
Однажды ночью, когда все спали, она вышла на балкон.
«Я никому не нужна такой, какая есть. Я нужна только как помощник, как мама, как сотрудница, как сестра. А кто позаботится обо мне? Кто скажет: „Ты важна“? Кто услышит мой крик?»
И тогда до неё дошло — она никогда не училась говорить о себе. Она отказала себе в праве слышать себя.
Она настроили свой "радиоприёмник - уловитель волн" на маму, папу, мужа, детей, сотрудников и начальника. А свою волну занесла в "чёрный список".
— Если я не слышу себя, то меня не никто не услышит, — поняла она, заглянув в ночь.
На следующее утро она не стала кричать.
Не стала оправдываться.
Она пришла на работу, закрыла дверь своего кабинета и написала письмо.
Не гневное. Не извинительное.
Простое: «Я ухожу. Мне нужно время. Чтобы услышать себя. Потому что если я не начну слышать себя сейчас — я исчезну».
А дома, вечером, она сказала мужу:
— Мне плохо. Я устала. Мне нужна помощь.
Он посмотрел на неё, как будто впервые увидел.
— О чём ты?
— Обо мне, — тихо сказала она без чувства вины. — Я хочу, чтобы ты просто спросил: „Как ты?“ — и выслушал. Без советов. Без отговорок. Просто выслушал.
Он помолчал. Жена говорила твёрдо и уверенно. Не настаивала, не обвиняла. Она была тверда. Он вдруг понял, что если откажет, то она развернётся и уйдёт без слёз и женской истерики. Поэтому он сказал:
— Хорошо. Расскажи.
И она рассказала. Впервые за долгое время она услышала свой твёрдый уверенный голос.
Это был не конец истории. Это был первый шаг.
Шаг к себе.
Шаг к женщине, которую игнорировала даже она сама.
И это было началом свободы.
© Все права защищены. Перепечатка статьи или фрагмента возможна только с ссылкой на этот сайт и указанием авторства
Автор: Василакий Ирина Родионовна
Психолог, Отношения Эмоции Дети-ОНЛАЙН
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru