Жилой комплекс «Левобережный» выглядел идеально — как декорация к фильму о счастливой жизни. Новые дома, ровные газоны, клумбы с цветами, скамейки с коваными спинками. Мамы с колясками, дети на качелях, папы в спортивных костюмах, выгуливающие автомобили. Всё выглядело так, будто жизнь наконец-то удалась: люди брали ипотеку, делали ремонты, клеили обои в полосочку и думали, что теперь уж точно будет спокойно.
Но однажды двор изменился. На центральной лужайке, где ещё весной жильцы жарили шашлыки и запускали воздушных змеев, появился табор. Настоящий табор, с палатками, кострами и двадцатью людьми: мужчины, женщины, дети, старики. Они пришли внезапно, будто из ниоткуда, и сразу «обжились». Сначала все думали — на денёк-другой, переждать дорогу, отдохнуть. Но табор быстро врос в газон.
Сначала это казалось диковинкой. Соседи снимали видео: дети босиком гоняют мяч, Ахмед в майке без рукавов режет арбуз на капоте старой «Оки», женщины громко поют под магнитофон. Кто-то писал в чат дома: «Смотрите, живой фольклор!» Кто-то шутил: «Не хватает только медведя с балалайкой».
Через неделю стало ясно, что это не шутка. Лужайка превратилась в арену: музыка, драки, дым костров, пустые бутылки. Вечером из окон доносился визг и лай собак. Утром газон был усыпан мусором, пластиковыми пакетами, остатками еды и битым стеклом.
— Мужчина, уберите мусор, тут дети гуляют! — сказала соседка в халате, худая, с коляской.
— А ты иди домой, — ответил Ахмед, швырнув пустую бутылку в траву. — Тут теперь наше место.
На любое замечание был один ответ: «Не твоё дело». Сначала жильцы терпели. Потом стали бояться.
Подростки из табора начали бросать камни в чужих детей. Те перестали играть во дворе. Мяч залетел к палаткам, мальчик пошёл за ним — его толкнули, он упал в грязь. Мать бросилась защищать, но услышала:
— Уйди, дура, а то хуже будет!
— Мы вызовем полицию! — кричала она.
— Зови хоть армию, — ухмыльнулся Ахмед. — Мне полиция не указ!
Соседи пытались вмешаться разными способами. Кто-то звонил в ЖЭК, кто-то писал жалобы в ТСЖ. Но каждый раз получали один и тот же ответ: «Сложная ситуация, нужно терпение».
Однажды вечером приехала полиция: белый «Соболь», два патрульных, усталые и сонные. Начали переписывать фамилии, вроде порядок. Но из толпы выкатился Мираб — инвалидная коляска, пьяное лицо, сигарета в зубах.
— Вы мне не указ! — орал он, размахивая руками. — Я вас всех знаю, слышите? Всех!
— Успокойтесь, гражданин, — сказал один из полицейских.
— Гражданин?! — плюнул Мираб под ноги. — Я здесь хозяин!
Табор окружил патруль. Женщины хохотали, дети бегали между колёсами, мужчины хлопали друг друга по плечам. Полицейские стояли растерянные, как школьники без домашки. Потом махнули рукой, сели в машину и уехали.
— Ну что, говорил я! — крикнул Мираб. — Они нам ничего не сделают!
И действительно, никто ничего не сделал.
На следующий день двор выглядел как после битвы: разбитая скамейка, выбитое стекло, мусор. Мужчины молчали и курили, женщины писали жалобы в чатах, дети сидели дома, напуганные.
Соседи делились историями:
— Утром я пошёл выкинуть мусор, а они уже жарили мясо на лужайке, — говорил Алексей, отец двоих. — Дети мои в окно смотрят — боятся.
Женщины из табора ходили по квартирам, предлагали гадания или украшения. Если отказывали — начинались угрозы:
— Купи, или прокляну! — кричала одна прямо в глазок двери.
Ольга с четвёртого этажа заперлась с детьми в ванной, пока та не ушла.
Теперь весь «Левобережный» напоминает коммуналку. Но коммуналка на улице: варят борщи за дверями, а за окнами кипит таборная жизнь. С утра гремит музыка, вечером костры. Полиция приезжает, кивает и уезжает.
Включаешь свет на кухне — и ощущаешь себя не в новом доме, а в старом бараке, где никакие законы не действуют, где хозяин — тот, кто громче крикнет.
И когда соседи встречаются у лифта, никто не говорит о ремонтах, ипотеке или кружках. Все спрашивают одно:
— Ну что, опять шумели?
А шумели. И будут шуметь. Потому что «мне полиция не указ» — новая конституция двора.
Вся история напоминает дешевый фарс: полиция делает вид, что работает, люди жалуются — и сами оказываются виноваты: «Сложная ситуация». Сложность есть везде: медицина, дороги, пенсии. Но хамство и безнаказанность просты до глупости.
Я смотрю из окна на табор и думаю: кто хозяин? Мы с ипотекой и квитанциями? Или они с кострами и криками? Хозяин тот, кто громче, кто не боится, кто смеётся, когда полицейский краснеет от бессилия.
Вся наша вежливость, правила и законы превращаются в декорацию. Люди закрывают окна, включают телевизор погромче и делают вид, что ничего не происходит. А это и есть настоящая катастрофа — равнодушие. Когда скандал становится частью пейзажа, хамство принимается как погода — табор победил. Остаётся держаться за поручень, пока автобус мчится в темноту.