Барабаны сердца отбивали ритм, совпадающий с музыкой, что лилась со сцены. Я смеялась, поднимая бокал с шампанским за счастье своей сестры Кати, сияющей в ослепительно белом платье. Воздух был густым от запаха цветов, дорогих духов и всеобщей радости. Именно в этот момент я краем глаза заметила его.
Мой муж, Алексей, стоял в дверях банкетного зала. Он был мертвенно бледен, и это не было игрой света. Его лицо, обычно такое спокойное и уверенное, было искажено напряжением, каким-то внутренним ужасом, который он отчаянно пытался сдержать. Он поймал мой взгляд и быстрым, резким жестом подозвал меня.
Извинившись перед соседями по столу, я вышла. Музыка сразу стала тише, уступив место гулкому стуку собственной крови в висках.
—Леш, что случилось? Ты заболел? — спросила я, подходя к нему.
Он не ответил. Его пальцы сжали мое запястье. Холодные, влажные от пота пальцы.
—Мы уходим. Быстро собирайся, — его голос был низким, хриплым, почти беззвучным, но каждое слово падало, как камень. В нем не было места для вопросов или дискуссий. Это был приказ, продиктованный чистым инстинктом выживания.
Во мне всё оборвалось. Это был не тот тон, которым он просил передать соль за ужином. Это был тон человека, стоящего на краю пропасти.
—Но… Катя… тост… — бессмысленно пробормотала я, мозг отказывался воспринимать реальность.
— Сейчас же, Маша! — его шепот стал резким, почти свистящим. Его глаза, широко раскрытые, смотрели на меня, но словно видели что-то позади, что-то ужасное. — Пожалуйста. Ничего не спрашивай. Просто идем. Немедленно.
Я кивнула, парализованная его страхом. Он заражал, этот страх, обволакивал ледяной пеленой. Я вернулась к столу, натянула на лицо кривую улыбку, схватила свою сумочку и накидку, что-то пробормотала о внезапном недомогании Алексея. Мама с тревогой посмотрела на меня, но я уже отворачивалась, не в силах лгать и притворяться.
Его рука снова схватила меня за локоть, и он поволок к выходу, почти бегом. Мы шли через фойе, мимо удивленных официантов, не останавливаясь. Он не смотрел по сторонам, его взгляд был прикован к дверям, как к единственному спасительному выходу из ловушки.
Хлопнула дверь такси, вызванного им заранее. Только когда машина рванула с места, он откинулся на сиденье и закрыл лицо ладонями. Дышал тяжело, прерывисто.
—Леша, ради Бога, что происходит? — голос мой дрожал.
Он медленно опустил руки. Лицо все еще было пепельным.
—В зале… за дальним столом, у колонны… — он сглотнул. — Сидел мужчина. Тот самый.
Мне не нужно было уточнений. За год до этого Алексей стал случайным свидетелем серьезного преступления. Он дал показания, дело было громким, но преступника, главаря банды, так и не смогли взять — он скрылся. Мы жили полгода под охраной, потом все затихло, и мы начали потихоньку забывать, дышать свободнее.
— Он смотрел прямо на меня, — прошептал Алексей. — Улыбался. И провел пальцем по горлу. Так, что видел только я. Он знал, что мы здесь. Он пришел нас найти.
Ледяной ком встал у меня в горле. Я обернулась и посмотрела в заднее стекло. Улицы города были полны огней, безобидны и прекрасны. Но теперь каждый тень в них таила угрозу. Свадьба, музыка, смех сестры — всё это осталось в другом, прежнем мире, который мы только что навсегда покинули, спасая свои жизни.
Алексей взял мою руку в свою. Его ладонь была все такой же холодной.
—Всё будет хорошо, — сказал он, и это прозвучало как молитва. — Теперь мы просто должны исчезнуть.
И такси везло нас в ночь, такую же темную и неизвестную, как наше будущее.
Такси везло нас в ночь. Я сжала руку Алексея, пытаясь согреть его ледяные пальцы. Свет фонарей мелькал на его лице, выхватывая из темноты застывшую маску ужаса. Я ждала, что он скажет что-то еще, отдаст приказ, придумает план. Но он молчал, уставившись в одно место, полностью уйдя в себя.
Водитель, молодой парень с наушником в ухе, периодически бросал на нас любопытные взгляды через зеркало заднего вида. Мы должны были выглядеть странно: я — в вечернем платье, с тщательной укладкой, он — в смокинге, бледный как полотно, и оба — с глазами, полными животного страха.
— Куда едем-то? — наконец спросил водитель, поняв, что пункт назначения мы не указываем.
Алексей вздрогнул, словно его выдернули из глубокой воды.
—На вокзал, — выдавил он почти машинально. — Центральный.
Я посмотрела на него с немым вопросом. На вокзал? И что дальше? Но спрашивать не стала. Вид его был таким потерянным и беспомощным, что все мои вопросы застревали комом в горле.
Мы приехали. Алексей сунул водителю купюру, не дожидаясь сдачи, и почти вытолкал меня из машины. Ночной вокзал жил своей жизнью: сонные пассажиры, бродяги на скамейках, эхо громких объявлений под высокими сводами.
— Подожди здесь, — Алексей усадил меня на пластиковое кресло в углу, подальше от людского потока. — Ни с кем не разговаривай. Я… мне нужно подумать.
Отошел на несколько шагов, уперся лбом в холодную стену, достал телефон. Я видела, как его пальцы дрожали, набирая номер. Он говорил с кем-то тихо, отрывисто. Потом еще один звонок. И еще. Каждый раз его плечи напрягались все сильнее.
Ко мне подошел пьяный мужчина, что-то пробормотал про «красивую одинокую даму». Я просто уставилась на него, не видя, не слыша, и он, сплюнув, неуверенно поплелся прочь.
Наконец Алексей вернулся. В его глазах появилась тень какого-то решения, слабая искра в океане паники.
—Поездом мы никуда не уедем, — тихо сказал он. — Камеры везде. Его люди могут отслеживать. Нужна машина.
— Где мы ее возьмем в три часа ночи? — прошептала я.
— Позвонил Сашке. Он мой, можешь не бояться. Он оставил свою на парковке у супермаркета на выезде из города. Ключи в магнитном боксе, код я знаю. Доберемся на такси до той парковки, дальше — сами.
Он говорил это скороговоркой, словно боялся, что его перебьют или он передумает. Сашка — его друг со времен армии, единственный, кому он, видимо, мог доверять сейчас.
Новое такси, новая поездка по ночному городу. Я смотрела в окно на проплывающие огни и думала о Кате. Она сейчас танцует, пьет шампанское, ловит букет невесты. Она счастлива и не знает, что ее сестра бежит из-за ее свадьбы, как преступница. Мне захотелось плакать, но слез не было. Был только холод внутри.
Мы нашли машину Сашки — старенький, неприметный хэтчбек. Алексей, кажется, впервые за вечер выдохнул с облегчением, усевшись за руль. Он завел мотор, и familiarный гул как-то успокоил нервы.
— Куда? — спросила я, когда мы выехали на пустынную ночную трассу.
— Пока — просто ехать, — ответил он, не отрывая глаз от дороги. — Подальше от города. Потом… Потом решим. У меня есть контакты. Нужно связаться с тем следователем. Он предупреждал, что тот тип может мстить.
Он включил радио. Заиграла какая-то тихая мелодия, и вдруг я отчетливо вспомнила, как мы с ним танцевали на нашей собственной свадьбе. Как он улыбался. Как было легко и беззаботно.
Я посмотрела на его профиль, освещенный приборной панелью. Напряжение все еще застыло в уголках его рта и в складке между бровей. Но теперь к нему добавилась решимость. Он уже не бежал слепо. Он действовал.
— Прости, что испортил тебе праздник, — хрипло сказал он вдруг, не поворачивая головы.
— Что ты… — я положила руку ему на плечо. — Мы живем. Это главное. Всё остальное не важно.
Он кивнул, сглотнув.
Машина мчалась по темной ленте асфальта, увозя нас от прошлой жизни. Впереди была неизвестность, страх и необходимость прятаться. Но мы были вместе. И пока он вел машину, а я смотрела на него, я понимала, что свадьба — это не только про белое платье и банкеты. Это про то, чтобы в страшную ночь быть друг с другом. И клятва «в горе и в радости» обрела для меня вдруг новый, жуткий и настоящий смысл.
А на заднем сиденье, забытая мной, лежала измятая шелковая накидка цвета шампанского — единственный след того, что еще несколько часов назад мы были просто гостями на прекрасной свадьбе.
Машина мчалась по темной ленте асфальта, увозя нас в никуда. Алексей молчал, вцепившись в руль. Я смотрела в боковое стекло на мелькающие огни одиноких ферм и спящих поселков. В голове не было мыслей, только вихрь обрывков: улыбка сестры, взгляд того человека из-за колонны, леденящий шепот Алексея.
Через несколько часов он свернул на заброшенную грунтовую дорогу и остановился на старой смотровой площадке, заросшей бурьяном. Внизу, в долине, темнел маленький городок.
—Надо решить, что делать, — его голос сорвался, осипший от усталости и напряжения. — Я… я не могу думать.
Он достал телефон, снова начал лихорадочно набирать номер. Нашего следователя, Петрова. Снова и снова — ответа не было. Только гудки. Его паника возвращалась, я видела, как нарастает в нем отчаяние.
Внезапно телефон завибрировал в его руке, заиграл стандартная мелодия вызова. Не Петров. Неизвестный номер.
Алексей замер, глядя на экран с таким ужасом, будто это была гремучая змея.
—Не отвечай, — выдохнула я инстинктивно.
Но он уже нажал на кнопку, поднес аппарат к уху.
—Да? — его голос прозвучал чужим, надтреснутым.
Я видела, как его лицо меняется. Сначала застывшая маска страха, потом медленное, недоуменное осознание, и наконец — полное, абсолютное изумление. Он опустил телефон, уставился на него, потом на меня.
— Это… это был Игорь, — произнес он, и имя прозвучало как гром среди ясного неба. Игорь — его бывший однокурсник, который должен был быть на свадьбе, но в последний момент сообщил, что сломал ногу. — Он… он видел всё.
— Что? — не поняла я.
— Он сидел за тем самым столом. Он видел этого человека. Видел этот жест. — Алексей говорил медленно, с трудом подбирая слова, сам не веря тому, что говорит. — Он бросился за ним, когда тот вышел вслед за мной. Оказалось, что это… — он сглотнул, — …брат-близнец того самого человека. Того преступника. Полная внешняя копия. Он только на днях вышел из мест не столь отдаленных. Игорь все это выяснил, пока мы мчались сюда. Он дозвонился до оперативника, они задержали того типа в соседнем баре. Он просто пришел выпить и позлить меня. У него и в мыслях не было ничего предпринимать. Это была… шутка. Больная, уродливая, но всего лишь шутка.
В машине повисла тишина, густая, абсолютная. Слышно было только, как где-то далеко кричит сова. Я смотрела на мужа, на его бледное, искаженное пережитым ужасом лицо, на его смятый смокинг. Я смотрела на свои руки, сжимающие шелковую накидку. Мы сидели в старой машине посреди поля, в трехстах километрах от дома, потому что чей-то брат-близнец решил пошутить.
Сначала по его щеке скатилась слеза. Одна, вторая. Потом его плечи затряслись. Он не рыдал, он давился тихим, горловым, истерическим смехом, смехом абсолютного облегчения и дикого, нелепого абсурда происходящего. Он смеялся, и слезы текли по его лицу.
Ко мне понимание пришло медленнее. Оцепенение от страха начало отступать, и на его месте поднималась волна. Сначала это тоже было облегчение. Потом — дикая усталость. А потом — жгучий, всепоглощающий гнев. Гнев на этого ненормального близнеца, на всю эту ситуацию, на испорченный праздник, на этот ночной побег, на собственный страх.
Я распахнула дверь и вышла из машины. Ночной воздух ударил в лицо, холодный и свежий. Я сделала несколько шагов вперед и закричала. Просто кричала в темноту, в сторону спящего городка, впустую, срывая голос, выкрикивая из себя весь адреналин, весь ужас, всю ярость.
Алексей вышел следом, подошел, обнял меня сзади. Его руки все еще дрожали.
—Всё кончено, — прошептал он. — Всё. Просто кошмарный сон.
Мы стояли так несколько минут, слушая, как наше безумное сердцебиение постепенно приходит в норму.
— Катя убьет нас, — наконец выдохнула я, и это прозвучало так нелепо, что мы оба снова начали смеяться. Смеяться до слез, до коликов, до икоты, держась друг за друга, как два уцелевших после кораблекрушения сумасшедших.
Домой мы ехали молча, но уже по-другому. Страх сменился оглушительной, всепоглощающей усталостью. Мы вернулись в город на рассвете. Первым делом Алексей позвонил Игорю, поблагодарил, попутно узнав, что тот вовсе не ломал ногу, а проспал свой рейс и постеснялся в этом признаться. Потом позвонил Кате.
Я слышала, как он пытался объяснить что-то про пищевое отравление, панику в голосе и срочный отъезд. Слышала возмущенный визг сестры в трубке. Знала, что этот скандал нам еще аукнется. Но это был уже земной, бытовой, почти приятный скандал.
Мы зашли в квартиру, и с нас словно сняли заклятье. Я скинула туфли на высоченных каблуках. Алексей сорвал с себя бабочку и смокинг, бросил на стул.
Он посмотрел на меня, стоящую посреди гостиной в помятом вечернем платье, и я посмотрела на него, в мятом белье и носках. Мы были измотаны, выглядели нелепо и абсолютно счастливо.
— Знаешь, — сказал он, подходя и обнимая меня. — Ни один семейный психолог не придумает такого тимбилдинга. Побег с свадьбы сестры.
Я прижалась к его груди, слушая ровный, спокойный стук его сердца. Настоящего сердца. Не того, что бешено колотилось от страха.
—Главное — вместе, — прошептала я.
Снаружи занимался новый день. Обычный, ничем не примечательный день. Самый прекрасный день в нашей жизни.