— Я вернулась, — голос Марины был тихим, почти затерявшимся в натужном вое ветра за окном. Она стряхнула снег с воротника старенькой дубленки, и на линолеум в прихожей упали крошечные, тающие звездочки.
В большой комнате голоса стихли. Секундное, вязкое молчание, после которого раздался преувеличенно бодрый голос Александра:
— Мариночка, ты уже? А мы тут… чай пьем. Проходи, замерзла, небось. Вьюга какая разыгралась, чисто тюменская.
Марина медленно, с трудом сгибая застывшие пальцы, расстегивала сапоги. Тревога, ледяным комком сидевшая в груди весь день, стала тяжелее. Она почувствовала ее еще утром, когда Александр, провожая ее на работу, был необычно суетлив и избегал смотреть в глаза. Весь день за кассой в супермаркете она механически сканировала товары, выдавала сдачу, желала хорошего дня, но мысли ее были далеко. Она прокручивала в голове его скомканный поцелуй, его быстрый уход. А сейчас, услышав этот фальшивый тон, поняла — не ошиблась.
Из комнаты выглянула Зинаида, сестра Александра. Ее лицо, обычно подвижное и насмешливое, было напряжено, как струна.
— Ой, Маринка, привет. А мы тут с Сашкой семейные дела обсуждаем. Ты не вовремя, конечно, ну да ладно.
«Не вовремя. В своем собственном будущем доме», — с горечью подумала Марина, но вслух ничего не сказала. Она прошла в комнату, пахнущую крепким чаем и чем-то неуловимо чужим, как духи, которых в этой квартире никогда не было. Александр сидел на диване, ссутулившись. Рядом с ним, развалившись в кресле, сидела Зинаида, и ее поза выражала полное превосходство. На столе стояли три чашки, но одна была нетронута. Видимо, ждали еще кого-то. Или кто-то уже ушел.
— Что за дела, Саша? — спросила Марина, останавливаясь посреди комнаты. Ветер за окном с силой ударил в стекло, и рама жалобно звякнула.
Александр поднял на нее виноватые, затравленные глаза. Он открыл рот, но Зинаида его опередила.
— Да дела, Марина, дела. Не твоего ума, в общем-то. Касаются только нашей семьи.
Этот холодный, отчуждающий тон ударил Марину наотмашь. Она вдруг вспомнила все. Пять лет их отношений, его нежные слова, его обещания, его предложение, сделанное всего три месяца назад. Она вспомнила лето, теплое, пахнущее речной водой и асфальтом после дождя. Она вспомнила тот день, когда все началось.
* * *
Это было пять лет назад, в июле. Тюменское лето, короткое и щедрое, было в самом разгаре. Марина, которой тогда было пятьдесят пять, крутила педали своего старенького, но надежного велосипеда по набережной Туры. Велопрогулки были ее единственной отдушиной, ее способом сбежать от четырех стен крохотной однушки и гудящей в ушах усталости после смены в супермаркете. В тот день она решила проехать дальше обычного, к Мосту Влюбленных и за него, туда, где городские пейзажи сменялись зеленью.
Цепь слетела внезапно, с противным скрежетом. Марина остановилась, чертыхаясь про себя. Руки, привыкшие к ловким движениям на кассе, оказались беспомощны перед жирной, грязной цепью. Она испачкала пальцы, потом ладонь, но толку не было.
— Помочь? — раздался рядом приятный мужской голос.
Она подняла голову. Перед ней стоял высокий седовласый мужчина в спортивном костюме, с таким же, как у нее, велосипедом. Его глаза, серые и немного усталые, смотрели с искренним участием.
— Если не трудно, — выдохнула Марина, чувствуя, как краска заливает щеки от неловкости.
Он справился с цепью за пару минут, легко и умело. Потом достал из кармана влажную салфетку и протянул ей.
— Александр.
— Марина.
— Вы далеко собрались?
— Куда глаза глядят, — улыбнулась она, вытирая мазут с рук.
— Может, тогда вместе? Куда-нибудь, где глаза будут радоваться.
Так они и поехали вместе. Он рассказывал о себе просто, без утайки. Инженер на пенсии, вдовец… вернее, почти вдовец. Жена ушла от него пятнадцать лет назад, оставив его с семилетним сыном Женей. Уехала в Москву за лучшей жизнью, и с тех пор почти не появлялась. Сначала писала, потом звонила все реже, а последние лет десять и вовсе пропала.
— Так что растил один, — говорил Александр, и в голосе его не было жалобы, только констатация факта. — Ну, сестра, Зинка, помогала, конечно. У нее своих детей нет, вот она в Женьку и вцепилась.
Марина слушала и чувствовала, как в душе просыпается что-то давно забытое. Не жалость, нет. А какое-то теплое сочувствие, понимание. Ее собственная жизнь тоже не была усыпана розами. Муж умер давно, дочь выросла и уехала в другой город. Осталась работа, телевизор и вот эти нечастые велопрогулки.
Они стали встречаться. Сначала катались вместе по набережной, потом он начал заходить к ней после смены, приносил то пирожные, то букетик полевых цветов. Он был заботлив и нежен. С ним было спокойно. Марина, привыкшая к одиночеству, вдруг поняла, как сильно ей его не хватало — этого простого человеческого тепла.
Знакомство с Зинаидой и Евгением состоялось через пару месяцев. Зинаида встретила Марину с нарочитым радушием, которое показалось ей подозрительным. Она оглядела ее с ног до головы, словно оценивая товар на рынке.
— Так вот вы какая, Марина, — протянула она, улыбаясь одними губами. — Сашка нам все уши прожужжал. Кассир, говорит. Ну, работа нужная. Тяжелая, наверное. Целый день на ногах.
Евгений, двадцатидвухлетний парень с отцовскими глазами, просто молча кивнул. Он был замкнут и почти не участвовал в разговоре, лишь изредка бросая на Марину быстрые, изучающие взгляды. Марина чувствовала себя не в своей тарелке. Она видела, как Зинаида буквально дирижирует всем: подает знаки Александру, когда ему говорить, отвечает на вопросы за Евгения. Она была центром этой маленькой семьи, ее неоспоримым матриархом.
Контраст между Александром и его сестрой был разительным. Он — мягкий, уступчивый, немного потерянный. Она — энергичная, властная, всегда знающая, «как надо». Марина видела, как Зинаида опекает брата, и эта опека граничила с тотальным контролем.
— Ты уж, Мариночка, на Сашу не обижайся, он у нас человек ранимый, — говорила ей Зинаида как-то за чаем, когда Александр вышел. — Его Светка, жена бывшая, так измотала… Он до сих пор отходит. Красивая была, обаятельная, да только пустая внутри. Эгоистка. Сына бросила, даже не вспомнила ни разу. А Сашка все ждал. Вот такой он, однолюб.
В этих словах сквозило предупреждение. «Он все еще ее любит, не надейся на многое». Но Марина видела другое. Она видела не любовь, а незажившую рану, оскорбленное самолюбие мужчины, которого променяли на столичные огни. Она видела его одиночество, такое же, как ее собственное. И она хотела это одиночество разделить.
Она старалась подружиться с Евгением. Не лезла в душу, не пыталась заменить ему мать. Просто разговаривала с ним о музыке, о компьютерах. Однажды, зная, что он увлекается фотографией, принесла ему старый советский объектив, который остался от ее отца.
— Вот, Женя, не знаю, подойдет ли к твоей технике, но вещь хорошая, — сказала она, протягивая ему тяжелый металлический цилиндр.
Он тогда впервые посмотрел на нее с интересом. Взял объектив, повертел в руках.
— Спасибо, Марина Андреевна.
Это «Марина Андреевна» прозвучало теплее, чем все предыдущие «здрасьте».
Шли годы. Отношения Марины и Александра крепли. Он перестал вздрагивать, когда кто-то случайно упоминал имя Светланы. Он все чаще говорил о будущем, об их общем будущем. Они вместе ездили на дачу, вместе клеили обои в его просторной трехкомнатной квартире, где он жил с сыном. Зинаида появлялась регулярно, с инспекциями и советами. Она хвалила борщи Марины, но тут же добавляла, что «Сашеньке острое нельзя». Она одобряла выбор занавесок, но сетовала, что «для такой квартиры можно было и побогаче найти».
Марина терпела. Она любила Александра, его тихую нежность, его заботу. Она видела, как он оттаивает рядом с ней, как разглаживаются морщинки у его глаз. Ради этого она готова была мириться с властной золовкой.
Три месяца назад, в ее шестидесятый день рождения, он сделал ей предложение. Это было просто и трогательно. Они сидели на кухне после ужина, и он вдруг взял ее руку, посмотрел прямо в глаза и сказал:
— Мариш, я не хочу больше быть один. И не хочу, чтобы ты была одна. Выходи за меня. Переезжай ко мне. Эта квартира станет нашей. И Женя… мне кажется, он не против.
Марина заплакала. От счастья, от облегчения, от того, что в шестьдесят лет жизнь, оказывается, может начаться заново.
Они подали заявление. Начали планировать скромную свадьбу. Марина уже мысленно перевозила свои немногочисленные вещи в его квартиру, представляла, как они будут завтракать на этой просторной кухне, как будут вечерами смотреть кино, укрывшись одним пледом.
А потом началось странное. Александр стал нервным. Зинаида зачастила с визитами, и они подолгу запирались на кухне. Когда Марина пыталась узнать, в чем дело, Александр отмахивался: «Да так, Зинка опять со своими идеями».
И вот сегодня — этот разговор, который она подслушала, еще не войдя в квартиру. Она стояла в прихожей, и ледяной сквозняк от входной двери пробирал до костей. Она услышала обрывок фразы, произнесенной шипящим шепотом Зинаиды:
— …не будет она выпендриваться, куда денется. Ей шестьдесят лет, кому она нужна? Вцепилась в Сашку мертвой хваткой. Я ей объясню по-хорошему. Она подпишет отказ.
Сердце Марины ухнуло вниз. Отказ. От чего? От квартиры? От него?
* * *
— Какой отказ, Зинаида? — повторила Марина, и ее тихий голос прозвучал в напряженной тишине как выстрел. Она смотрела прямо на Александра. — Саша, я тебя спрашиваю.
Александр вжал голову в плечи. Он был похож на школьника, пойманного на вранье.
— Мариночка, сядь, пожалуйста. Тут… тут такое дело.
Зинаида фыркнула и взяла инициативу в свои руки. Драматическая ирония ситуации была очевидна для Марины, но, кажется, не для ее собеседников. Они все еще думали, что она ничего не понимает.
— Дело в том, дорогая моя Марина, что объявилась Светлана, — чеканя каждое слово, произнесла Зинаида. — Жена нашего Саши. Ну, бывшая. Она вернулась в Тюмень.
Марина молчала, давая ей выговориться. Внутри все похолодело, но внешне она оставалась спокойной. Годы работы на кассе, общения с тысячами разных людей, от вежливых до откровенно невменяемых, научили ее держать лицо.
— И что? — наконец спросила она.
— А то, что она, оказывается, все еще прописана в этой квартире! — с театральным возмущением воскликнула Зинаида. — И имеет право на половину! Представляешь, какая наглость? Пятнадцать лет ее не было, сына не видела, а теперь явилась — денежки делить!
Александр сидел с каменным лицом. Марина видела, как у него подрагивают желваки. Эта новость ударила по его старой ране.
— Она хочет денег, — глухо произнес он. — Половину рыночной стоимости квартиры. Иначе — суд, раздел имущества.
— Мы не можем ей столько заплатить, у нас нет таких денег, — подхватила Зинаида. — Единственный выход — продать эту трешку, отдать ей ее долю, а на оставшиеся деньги купить что-то поменьше. Двушку, например. Для Саши и Женьки.
Марина смотрела на них и видела всю картину. Вот оно, сопоставление. Ее тихая, выстраданная любовь — и внезапно возникший призрак прошлого. Ее готовность делить с Александром и радость, и горе — и эгоистичный расчет его бывшей жены.
— А я? — тихо спросила Марина. — Где в этом плане я?
Зинаида посмотрела на нее свысока.
— А вот тут, Марина, мы и подошли к главному. Мы понимаем, что у вас свадьба на носу. И мы, конечно, не хотим тебя обидеть. Но ты должна понять: это семейное дело. Актив, который зарабатывался еще до тебя. Поэтому мы тут с Сашей посовещались… В общем, перед тем как вы распишетесь, ты подпишешь один документ. Отказ. Отказ от любых имущественных претензий на новую квартиру. Она будет оформлена на Сашу и Женю. Ну, чтобы все было по-честному. Ты ведь не за квартиры замуж выходишь, правда? Ты ведь Сашу любишь?
Это была виртуозная манипуляция. Она била по самым больным точкам: по ее возрасту, по ее статусу «пришлой женщины», по ее чувствам к Александру. Марина посмотрела на своего жениха. Он не смотрел на нее. Он разглядывал узор на ковре. И в этот момент она поняла все. Он уже согласился. Он позволил сестре решать за них обоих. Его нынешнее равнодушие к ее чувствам было оглушительным контрастом с той нежностью, которую он дарил ей все эти годы.
Наступила тишина, нарушаемая только воем ветра за окном. Марина чувствовала, как в ней закипает холодная ярость. Не за квартиру. За унижение. За то, что ее, взрослую женщину, пытаются обвести вокруг пальца, как девчонку.
— Значит, Светлана была здесь? — спросила она ровным голосом.
Александр вздрогнул и поднял глаза.
— Да. Сегодня утром.
— Красивая? — вдруг спросила Марина.
— Я… не знаю. Постарела, — пробормотал он.
Но Марина увидела в его глазах отголосок того самого старого восхищения. Увидела тень мужчины, который когда-то был без ума от обаятельной эгоистки. И она поняла, что Зинаида права в одном: он все еще не излечился от этой раны.
— Ясно, — Марина кивнула. Она сделала глубокий вдох, собираясь с силами. Это была ее касса, ее смена, и она должна была навести порядок. — Значит, так. Отказ я подписывать не буду.
Зинаида ахнула. Александр вскинул на нее испуганный взгляд.
— Марина, ты не поняла…
— Я все поняла, Саша. Я поняла, что вы за моей спиной решили, как распорядиться моей жизнью. Я поняла, что ты позволил своей сестре унизить меня. И я поняла, что ты до сих пор боишься свою бывшую жену.
— Да как ты смеешь! — взвилась Зинаида. — Мы о семье заботимся! О Жене! А ты только о себе думаешь!
— О Жене? — Марина впервые за весь разговор повысила голос. — А где был ваш материнский и теткин инстинкт, когда его родная мать бросила его на пятнадцать лет? Где была ваша забота? Вы вырастили из него заложника этой ситуации! А теперь хотите, чтобы я стала ее частью.
Она повернулась к Александру. Ее голос снова стал тихим, но в нем звенел металл.
— Ты помнишь, Саша, как мы встретились? На набережной. У меня цепь слетела. Я тогда подумала: вот он, мужчина, который может починить то, что сломалось. Я думала, ты починишь мою жизнь, а я — твою. Все эти годы я верила, что мы строим что-то настоящее. Что твое прошлое — это просто прошлое. Но я ошиблась. Твое прошлое пришло, постучало в дверь, и ты оказался не готов. Ты готов продать наше будущее, чтобы откупиться от призрака.
Она видела, как ее слова попадают в цель. Александр побледнел. Он смотрел на нее так, будто видел впервые.
— Но что мне делать? — растерянно прошептал он. — Она подаст в суд…
И тут Марина достала свой главный козырь. Ее «символическая деталь», ее финальный аргумент. Это была не угроза экспертизы ДНК, как в какой-то мыльной опере. Это было нечто более реальное и страшное для таких, как Зинаида.
— Мы ничего не будем продавать. И никаких отказов я подписывать не буду. Завтра утром мы с тобой, Саша, идем к юристу. К очень хорошему юристу по семейному праву. Не к твоему знакомому, Зинаида, и не к моему. Мы найдем лучшего в Тюмени. И он нам объяснит, на что на самом деле имеет право женщина, которая пятнадцать лет не платила за коммунальные услуги, не участвовала в содержании жилья и не воспитывала своего ребенка. Он поднимет все документы, все квитанции. Он проверит, не было ли здесь сговора. И если окажется, что ее требования — это обыкновенный шантаж, мы подадим встречный иск. За моральный ущерб и за взыскание алиментов за все прошедшие годы.
Лицо Зинаиды вытянулось. Она смотрела на Марину с откровенной ненавистью. План рушился. В ее сценарии Марина была тихой, забитой пенсионеркой, которая должна была с благодарностью принять любые условия. А перед ней стояла женщина, которая не боялась драться.
— Ты… ты пожалеешь об этом! — прошипела Зинаида.
— Нет, — спокойно ответила Марина. — Жалеть буду не я. Саша, — она снова повернулась к жениху, — у тебя есть выбор. Ты можешь пойти по пути своей сестры: продать квартиру, отдать деньги женщине, которая тебя предала, и остаться с ней в маленькой двушке, под ее вечным контролем. Или ты можешь пойти со мной. Бороться за свой дом, за свое достоинство, за наше будущее. Но решать ты должен сейчас. Здесь.
Она замолчала. В комнате повисла звенящая тишина. Ветер за окном стих, словно тоже ждал ответа. Александр смотрел то на сестру, с ее искаженным от злости лицом, то на Марину, на ее спокойное, усталое, но полное решимости лицо. Он видел перед собой не просто кассира из супермаркета. Он видел женщину, которая только что спасла его от самого себя. От его слабости, от его страхов, от его прошлого.
Он медленно поднялся с дивана. Подошел к Марине и взял ее холодные руки в свои.
— Прости меня, — прошептал он. — Прости, я дурак. Конечно, мы пойдем к юристу. Вместе.
Он повернулся к сестре. В его голосе впервые за много лет прорезался металл.
— Зина, иди домой. И больше не лезь в нашу жизнь.
Зинаида подскочила, схватила свою сумку и, не прощаясь, бросилась в прихожую. Хлопнула входная дверь.
Марина стояла, все еще не веря. Она высвободила руки и прижалась к Александру. Он крепко обнял ее.
— Я вернулась, — прошептала она снова, но теперь эти слова имели совсем другой смысл. Она вернулась не просто с работы. Она вернула себе свое будущее. Своего мужчину. Свое достоинство.
В коридоре послышались шаги. На пороге комнаты появился Евгений. Он молча смотрел на них, потом его взгляд остановился на Марине. И в его глазах она впервые увидела не просто интерес, а настоящее, искреннее уважение. Он слегка кивнул, и в этом кивке было больше поддержки, чем во всех словах, которые могли бы быть сказаны.
Ветер за окном утих. В квартире стало тихо и спокойно. Марина знала, что впереди еще будет борьба. Но теперь она была не одна. И ее старенький велосипед, ждавший на балконе прихода весны, был символом не бегства от одиночества, а дороги, по которой они теперь поедут вместе.