Старенький автобус чихнул в последний раз и замер на остановке. Вера выбралась из его душной утробы, чувствуя, как немеют затёкшие ноги. После городского шума деревенская тишина оглушала — только ветер шелестел в кронах берёз да где-то далеко лаяла собака.
«Ну вот я и дома», — подумала она, подхватывая тяжёлые сумки. До родной Малиновки оставалось километра три по разбитой просёлочной дороге.
Свинцовая туча уже наползала со стороны леса, разворачивая по небу свои лохматые края.
— Только бы успеть, — пробормотала Вера, ускоряя шаг.
Но не успела. Не прошла и половины пути, как небо прорвало. Дождь обрушился стеной — злой, холодный, пробирающий до костей. Вера обернулась — позади темнели деревья, под которыми можно было переждать. Но какой смысл? Промокла уже насквозь, платье липло к телу, туфли чавкали при каждом шаге.
Дорога превратилась в болото. Вера осторожно обходила лужи, но вдруг каблук попал на скрытый грязью камень. Нога подвернулась, и она рухнула прямо в глинистую жижу.
— Да что ж это такое! — всхлипнула она, пытаясь встать.
Руки скользили, колени утопали в грязи. Когда наконец поднялась, на неё было жалко смотреть — вся в рыжей глине, мокрая, растрёпанная. Слёзы смешивались с дождём на лице.
«Хотела маме сюрприз сделать — вот тебе и сюрприз. Дипломированный бухгалтер, называется...»
— Эй, красавица! Садись, подвезу! — раздался мужской голос.
Из кабины старенького «ЗИЛа» выглядывал молодой парень. Вера не узнала его сквозь пелену дождя, но выбора не было. Кое-как доковыляла до машины, закинула сумки и забралась в кабину.
— Господи, я всё тут испачкаю... — смущённо пробормотала она, устраиваясь на сиденье.
— Да ладно, не царская карета. Ты к кому едешь-то?
Парень скосил глаза на её ноги — платье задралось, открывая колени. Вера торопливо одёрнула подол.
— К Паниной Марье Степановне. Я её дочь.
— Так ты Верка Панина?! — парень присвистнул. — Ничего себе! А я тебя и не признал. Ты ж пацанкой была, с мальчишками в войнушку играла. А теперь... — он замялся, покраснев. — Красивая стала. Я Костя, Костя Рыжов. Помнишь?
Вера вгляделась в его лицо. Точно — рыжий Костька из соседнего дома. Только борода появилась, да плечи раздались.
— Помню, конечно. Ты меня однажды из речки вытащил, когда я тонула.
— Было дело, — улыбнулся Костя. — Ты тогда реветь начала, а я не знал, как успокоить. Конфету тебе сунул, помнишь?
Вера рассмеялась — впервые за этот день искренне.
Мать встретила её на пороге, всплеснула руками:
— Верочка! Доченька! Что ж ты не предупредила? Я бы встретила!
Но радость быстро сменилась тревогой. Мать сильно сдала — осунулась, пожелтела, ходила согнувшись. И этот кашель...
— Мам, да что с тобой? — Вера схватила её за руки. — Ты к врачу ходила?
— Ходила, — мать отвела глаза. — Лёгкие больные. Старое это, ещё твой отец... — она не договорила, закашлявшись.
Вера помнила, как отец пил. Как кричал по ночам. Как мать пряталась в чулане, прижимая дочку к себе. «Тише, Верочка, папа устал, ему нужно отдохнуть».
— Ничего, мам, я теперь с тобой. Вылечим тебя.
Но в глубине души уже поселился холодный страх.
Прошла неделя. Вера взяла хозяйство в свои руки — и огород, и скотину, и дом. Мать пыталась помогать, но силы таяли на глазах.
В тот день Вера побежала на речку — жара стояла невыносимая. Думала, быстренько окунётся и назад. А мать встала полить огурцы...
Вернулась — в доме пусто.
— Мам! Мама! — заметалась по комнатам.
Выскочила на улицу, к соседям — никто не видел. Сердце колотилось где-то в горле. Что-то потянуло её в огород. Пробежала между грядками и замерла.
Мать лежала возле кустов помидоров. Живая, но взгляд стеклянный, рот перекошен, из уголка тянется слюна.
— Мамочка! Мамочка, не уходи! — Вера упала на колени рядом.
На крик прибежал Костя — он как раз мимо проезжал. Вдвоём внесли мать в дом. Костя помчался за фельдшером в соседнее село.
Старый фельдшер только покачал головой:
— Инсульт. Тут больница нужна, но... — он не договорил. — Я укол сделаю, но...
Ночью мать тихо ушла. Вера сидела рядом, держала её за руку и шептала:
— Прости меня, мамочка. Прости, что уехала. Прости, что не была рядом...
На похоронах была вся деревня. Костя не отходил от Веры — и гроб помог нести, и поминки организовал.
Вечером, когда все разошлись, он остался.
— Вер, не плачь. Она не мучается теперь.
— Костя, я её бросила. Уехала в город за лучшей жизнью, а она тут одна... — слёзы душили.
— Не вини себя. Ты училась, работу искала. Она гордилась тобой.
Он обнял её, прижал к себе. Вера уткнулась ему в плечо, выплакивая горе. А потом... Потом подняла заплаканное лицо, и их губы встретились. Как это случилось — она и сама не поняла. Просто вдруг оказалась с ним рядом, кожа к коже, дыхание к дыханию.
— Вера... — прошептал он потом. — Я люблю тебя. С детства люблю.
— Костя, у тебя семья. Жена, дети...
— Знаю. Но что мне делать? Женила меня мать, как из армии вернулся. Оля хорошая, но... Это не любовь, Вер. Это долг.
С того вечера он стал приходить к ней по ночам. Крался огородами, стучался тихонько в окно.
— Безумие это, — шептала Вера. — Вся деревня узнает.
— Плевать мне на деревню.
Но деревня узнала. Бабы перестали здороваться, шептались за спиной. Ольга, жена Кости, однажды остановила её у магазина:
— Думаешь, умная? Чужого мужа уводишь?
— Оля, я...
— Молчи! — женщина побелела от злости. — У меня двое детей! Ты понимаешь — двое! Что я им скажу? Что папа к тёте Вере ушёл?
— Он не уйдёт, — тихо сказала Вера.
— Правильно. Не уйдёт. Потому что я этого не допущу. Слышишь? Не допущу!
⏭️ Продолжение следует.
© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или
копировании данного материала обязательно указание авторства и
размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное
использование публикации будет преследоваться в соответствии с
действующим законодательством.