Найти в Дзене
Житейские истории

— Мама, не пей свой чай. Дядя Валера что-то подсыпал в твою чашку! — сказала пятилетняя Ариша маме, пока отчим не слышал… (7/7)

Едва звук автомобиля Андрея Никитина умолк, Ольга Павловна, стоя у окна в доме и наблюдая за дождем, вспомнила все, как было на самом деле. Да, она не рассказала всей правды писателю Никитину, да и зачем? Если он и напишет роман по мотивам истории семьи Грачевских, то пусть этот роман выглядит так, как хочется самой Ольге Павловне, а не так как на самом деле.

****

Стены палаты люкс в “Эскулапе и К°” казались еще белее и безжизненнее под пристальными взглядами собравшихся. Дмитрий Павлович Грачевский, опираясь на подушки, смотрел на свою родню: сестру Ольгу Павловну, племянника Кирилла, племянницу  Ульяну и зятя Геннадия Алексеевича. Их визиты участились с ухудшением его состояния, но сегодняшний был особенным. В воздухе витало напряжение, приправленное сладковатым запахом дорогих духов Ульяны и едва уловимым ароматом ожидания.

— Ну что, Дима, как самочувствие? —  начала Ольга Павловна, поправляя безупречный шарфик. Ее голос был теплым, но глаза – холодными и оценивающими. – Кирилл говорил, ты что-то важное хотел обсудить. Наследственные вопросы? Мы все готовы помочь, ты знаешь.

Кирилл, одетый с иголочки, как будто на деловую встречу, а не к больному дяде, кивнул с напускной серьезностью:

—  Конечно, дядя Дима. Юристы на связи, все документы можно подготовить в кратчайшие сроки. Главное – твои распоряжения.

Ульяна томно вздохнула, играя массивным кольцом:

— Дядечка, ты только не волнуйся, пожалуйста. Мы все здесь, чтобы поддержать тебя. 

— И Гена тоже здесь, — Ольга Павловна потрепала по рукаву мужа, Геннадия Алексеевича, который молча кивнул, его каменное лицо не выражало ничего, кроме привычной настороженности.

Дмитрий Павлович медленно провел рукой по лицу. Он выглядел изможденным, но в его глазах горел странный огонек — смесь боли, решимости и чего-то еще, что родня не могла распознать, — самочувствие... — Грачевский хрипло кашлянул, — оно такое, какое может быть. Но дело не в бумагах. Вернее, не только в них. Я собрал вас, чтобы рассказать кое-что... важное. Что-то, о чем я сам узнал не так давно и о чем вы должны знать.

Родня переглянулась. Ольга Павловна насторожилась:

—  Что такое, Дима? Что случилось?

Дмитрий Павлович сделал глубокий вдох, словно собираясь нырнуть в ледяную воду.

—  У меня... есть дочь. Взрослая дочь.

Эффект был как от разорвавшейся бомбы. Ольга Павловна ахнула, прижав руку к груди. Кирилл замер, его лицо на мгновение стало совершенно пустым. Ульяна округлила глаза, забыв про томность. Даже Геннадий Алексеевич слегка приподнял бровь.

—  Дочь?! —  выдохнула Ольга Павловна, —  Дима, о чем ты?! Какая дочь? Ты же... у тебя никогда... после Алины…— сестра Грачевского имела в виду первую жену Дмитрия Павловича, дочь ректора, умершую в родах.

—  Именно. После Алины. Но до нее, —  Дмитрий Павлович посмотрел в окно, где начинал накрапывать мелкий дождь, словно природа подчеркивала мрачность момента. — Давно. Очень давно. В девяносто седьмом. Мать моей единственной дочери —  Таня Холодова. Девушка из нашего детского дома, помнишь, Оля?. Мы... у нас был роман. Короткий, но... – он махнул рукой. – Она родила девочку. Веру. Вера Холодова.

Он начал рассказывать. Медленно, с трудом подбирая слова, вспоминая то время, когда он был просто студентом Димы Грачева, а не Дмитрием Павловичем Грачевским, владельцем империи медицинского оборудования.

—  Мобильных тогда не было, вы помните? Связь – это письма, телеграммы, городской телефон. А я... я был молод, глуп, полон амбиций. Номер телефона общежития не оставил. Переехал, женился на Алине... , — он замолчал, глотая ком в горле, — Татьяна пыталась найти меня. Написала письмо в общежитие. Оно... вернулось с пометкой “адресат выбыл”. А потом... потом она увидела меня по телевизору. Уже бизнесменом. Узнала адрес. Приехала. С фотографиями дочери... маленькой Веры.

Ольга Павловна слушала, бледнея. Кирилл стиснул кулаки. Ульяна нервно теребила кольцо. Никто из родственников не говорил об этом вслух, но каждый из них ждал подсознательно смерти “дядюшки”, чтобы завладеть всем. Да и как иначе, если родня была уверена до сегодняшнего дня - Дмитрий Павлович одинок! Абсолютно одинок.

—  И что? – спросил Кирилл, голос звучал неестественно ровно, — ты что, дядя, поверил тогда? Какая-то женщина с улицы с фотографиями...

Дмитрий Павлович резко повернулся к племяннику, в его глазах вспыхнул огонек былой силы.

—  Нет, Кирилл. Я не поверил. Я... я выгнал ее. Счел шантажисткой. Боялся скандала, который мог разрушить все, что я тогда строил с Алиной и ее отцом. Я строил свою компанию, свою империю... а там, за дверью, стояла моя прошлая жизнь с фотографией моей дочери, которой я назвал лгуньей, — голос Грачевского сорвался, — я был подлецом. Глупым, слепым подлецом.

Тишина в палате стала гулкой. Дождь за окном усилился.

—  А потом... — продолжал Дмитрий Павлович, уже тише, — Алина умерла при родах. Ребенок не выжил. Потом были другие браки... пустые. И вот я здесь. Без жен. Без детей. С онкологией. И только теперь, когда время утекает сквозь пальцы, как песок, я вспомнил. Вспомнил Таню. Вспомнил ее глаза, когда я захлопнул дверь. И я понял... я должен найти свою дочь Веру и отдать ей все, что по праву принадлежит ей. 

Дмитрий Павлович посмотрел на родню, на их застывшие, напряженные лица:

– Я поручаю вам. Тебе, Кирилл. И тебе, Геннадий, найти мою дочь Веру Холодову.

Кирилл резко вскочил:

– Мы найдем, дядя! Честное слово! Но информации почти нет! Холодова... это же не уникальная фамилия! Может, она замужем, сменила фамилию... Может, уехала... Мы сделаем запросы, бросим на поиски все свои силы….

И они действительно искали, отдали много денег и сил и…. нашли! Вот только дядя об этом не сказали, а начали действовать по своему. Наняли опытного брачного афериста Валерия Кузякина и его помощницу - Клару. Кузякин должен был очаровать Веру, влюбить в себя, жениться на ней и медленно подсыпать яд. Родня надеялась, что Вера умрет еще раньше, чем их несчастный “дядюшка” и тогда все наследство достанется им. О Аришке, которая является внучкой Грачевского, родственнички и вовсе не подумали. Впрочем, они считали, что справиться с ребенком еще легче. Одного только не ожидали Ольга, Геннадий и Кирилл Грачевские: поскольку поиски Веры затянулись. по мнению Дмитрия Павловича, он собирался нанять сыщиков частного агентства и они уже напали на след. 

Впрочем, Веру удалось найти еще раньше! Она сама пришла к отцу и уговорил ее это сделать Андрей Никитин. После разговора с Ольгой Павловной, Андрей понял, что Верочке и Арише угрожает нешуточная опасность. 

Андрей уговорил Веру поехать вместе с ним в клинику, где в то время лечился Дмитрий Павлович и все ему рассказать. 

— Твой отец все сделает правильно. Его адвокаты, служба безопасности и полиция решат вопрос вашей с Аришей безопасности в наилучшем виде. Очень скоро ни тебе, ни Аришке не придется прятаться и бояться. 

Вера послушалась совета и уже через пару недель, Дмитрий Павлович снова пригласил всех своих родственников в свою больничную палату для важного разговора…

*****

—  Мою дочь нашли и без вашей помощи. Гена, Кирилл останавливайте поиски. Ваша помощь больше не требуется, – тихо, но отчетливо сказал Дмитрий Павлович, перебивая поток оправданий. Его взгляд скользнул по лицам Кирилла и Геннадия Алексеевича, задерживаясь на долю секунды дольше, чем нужно. – Нашли. И не просто нашли. Мы встретились. Мы поговорили. Долго. И... мы сделали генетическую экспертизу.

Ольга Павловна вскрикнула:

—  Экспертизу?! И что?!

—  Результат – 99.9%. Вера Дмитриевна Холодова – моя дочь. Моя единственная, родная дочь, — Дмитрий Павлович произнес это с такой гордостью и такой болью одновременно, что стало не по себе, — и у нее уже есть дочь. Моя внучка —  Арина.

Он достал со столика рядом с кроватью толстую папку с документами и официальным заключением генетиков.

—  Все оформлено юридически. Отцовство признано. Завещание переписано. Все мое состояние, вся империя, все активы – переходят Вере Дмитриевне Холодовой. И в доверительное управление до совершеннолетия – моей внучке Арине.

Эффект второй бомбы был еще мощнее первой. Ольга Павловна вжалась в спинку кресла, лицо ее стало землистым. Ульяна вскрикнула: 

— Что?! Все?!

 Кирилл побледнел так, что его загар стал выглядеть как маска. Только Геннадий Алексеевич сохранил ледяное спокойствие, лишь мышцы на его скулах напряглись.

—  Но... Дмитрий! – залепетала Ольга Павловна, — это же... Она же чужая! Мы же твоя семья! Кирилл, Ульяна... Они же всю жизнь рядом! А какая-то... Холодова из коммуналки! Ты уверен, что экспертиза... Может, подтасовали? Вдруг она... аферистка?!

Дмитрий Павлович посмотрел на сестру с усталой укоризной:

—  Оля, я болен, но не слабоумен. Экспертиза проведена в лучшей независимой лаборатории. Документы – железные. И я видел ее. Видел свои черты в ее лице. Видел свою внучку. Это... моя кровь. Моя единственная настоящая кровь, — он с силой ударил кулаком по одеялу, — а вы... вы были рядом, пока я был силен и богат. И пока считали себя единственными наследниками.

Он закрыл глаза, изможденный всплеском эмоций.

—  Я устал. Вам пора. Я сказал то, что должен был сказать. Теперь вы знаете.

Родня поднялась как по команде. Лица были каменными, глаза – полными ярости, страха и расчета. Прощались холодно, формально. Ольга Павловна что-то бессвязно бормотала о заботе. Кирилл и Геннадий Алексеевич молчали.

Когда дверь за ними закрылась, Дмитрий Павлович долго смотрел в потолок. Дождь стучал в окно. Он знал, что только что развязал войну. Войну за его наследство. Войну, где его дочь, только что обретшая отца и состояние, стала главной мишенью. Он вспомнил слова Веры, ее недоверие, ее горькую обиду. И ее маленькую дочь, Арину. Он должен был успеть их защитить. От тех, кого только что назвал семьей. Он нажал кнопку вызова.

—  Людмила, – сказал он вошедшей медсестре, голос его внезапно стал твердым и властным, как в лучшие времена. – Свяжитесь с господином Никитиным. И с моими юристами. Мерзопакостная погода, но работы – невпроворот. Начинается охота. И охотники теперь – дичь.

Следствие по делу о покушении на Веру Холодову (теперь уже Грачевской) шло со скоростью экспресса, заправленного адвокатами уровня “бриллиант”. Андрей Николаевич, отложив пьесу о любви (“Слишком автобиографично, дорогая, не хочу сглазить!”), превратился в главного консультанта следствия и поставщика чая с душевными беседами для утомленных следователей.

— Валерий Кузякин, – бубнил Андрей, разглядывая его через зеркало Гезелла, – ты же просто пешка в чужой игре. Хотя пешка с кувалдой — это уже перебор. Расскажи-ка нам про “добрых дяденек”, которые наняли тебя пугать дамочек? А то твоя биография – сплошное криминальное чтиво, но конкретики маловато.

Кузякин, поджав губы, упорно молчал. Но молчание – золото только для философов. Для следователей же золотом стали показания запуганного соседа Грелкина, который слышал “очень громкие разговоры” про “наследницу” и “необходимые меры”, а также… цифровые следы. Оказалось, Геннадий Алексеевич, считавший себя хитрее всех, оплачивал “услуги” Кузякина с корпоративной карты одной из дочерних фирм. Финансовый аудит, инициированный Верой сразу после вступления в права наследства, вытащил эту рыбку на свет божий вместе с прочей шелухой.

—  Геннадий Алексеевич, – вежливо улыбнулся следователь на допросе, – объясните, пожалуйста, этот регулярный перевод в ….. рублей некому В. Кузякину? Это гонорар за… ландшафтный дизайн вашей подмосковной дачи? Или, может, за курсы повышения квалификации?

Муж Ольги Грачевской побледнел так, что его дорогой загар стал похож на заплаканный акварельный рисунок. Кирилл, вызванный “на беседу” следом, попытался валить все на Геннадия, но его собственные переговоры по “закрытому” номеру (который, как выяснилось, совсем не закрыт для прослушки) о “проблеме, требующей немедленного решения”, стали последним гвоздем в крышке их общего гроба преступных амбиций.

Суд был скорым и неумолимым. Валерий Кузякин, Геннадий Алексеевич и Кирилл отправились в места не столь отдаленные, чтобы обдумать разницу между “наследником” и “зэком”. Ольга Павловна и Ульяна, почуяв запах горелого еще до начала процесса, стремительно эмигрировали в теплые края, где, по слухам, Ольга Павловна пыталась открыть салон красоты, но бизнес не пошел. Видимо, клиенткам не нравилась вечная гримаса презрения на лице хозяйки.

*****

А в жизни Веры наступила пора, которую Андрей окрестил “эпохой большого чаепития без горчинки”. Через год после суда и всех перипетий, в небольшом, уютном зале, утопающем в цветах (часть из которых, клялся Андрей, он вырастил лично, хотя Вера подозревала флориста), они поженились. Дмитрий Павлович, вопреки прогнозам, присутствовал на свадьбе и выглядел молодцом. И, кажется, впервые за много лет его смех звучал искренне и громко.

—  Ну, Андрей Николаевич, —  поднял он бокал (с минералкой, но это неважно), – ты нашу Веру не только от бандитов спас, но и у семьи увез. Теперь отвечай за обоих! И за эту сорвиголову Арину! – Арина, к тому времени уже первоклассница, короновавшая себя “главной феей” на свадьбе, тут же продемонстрировала дедушке сальто.

Андрей, сияя как новогодний шар, обнял Веру:

—  Отвечаю, Дмитрий Павлович! Своей жизнью и творчеством! Верочка, ты готова к главной роли в пьесе моей жизни? Роли жены, мамы и самой красивой наследницы на свете?

— Готова, – улыбнулась Вера, и в ее глазах светилось то самое счастье, о котором она и мечтать не смела в своей коммуналке.

Еще через год на свет появился Максимка. Рыжий, озорной, с невероятной харизмой. Дмитрий Павлович, казалось, помолодел на десять лет. Он стал завсегдатаем в их большом, светлом доме (Вера так и не смогла привыкнуть к слову “особняк”).

—  Вот он, настоящий наследник империи! – шутил Дмитрий Павлович, качая внука на коленях. – Смотри, Максим, это балансовый отчет… Нет, лучше погремушку! Балансовый отчет потом.

Главное – стратегическое мышление и умение улыбаться акционерам! — дед учил Максимку смеяться громко и заразительно, а Арину – разбираться в ценных бумагах между уроками танцев. Эти четыре года стали для него подарком — временем, чтобы наверстать упущенное, искупить вину не миллионами, а вниманием и любовью.

Вера смотрела на отца, играющего с ее детьми, и старая обида таяла, как снег весной. Она нашла в себе силы простить и его, и свою мать, Татьяну Федоровну. Той уже не было в живых, но Вера часто приходила на кладбище, приносила скромные цветы и мысленно говорила: “Я не осуждаю, мама. Вы оба просто… ошиблись. А я постараюсь не повторять ваших ошибок”.

Однажды, сидя с отцом на террасе за вечерним чаем (уже не горьким, а ароматным, с бергамотом), Вера сказала:

— Папа, я хочу переименовать компанию.

Дмитрий Павлович удивленно поднял бровь:

— “Холодова и Ко”? Звучит солидно!

—  Нет, – Вера покачала головой, глядя на закат, — “Грачевский и Ко. Основано Дмитрием Павловичем Грачевским”. В память о человеке, который построил это. И который… успел исправить свои главные ошибки.

Дмитрий Павлович не смог сдержать слез. Он просто взял дочь за руку и крепко сжал. Слова были не нужны.

*****

Когда Дмитрия Павловича не стало, это была светлая грусть. Он ушел тихо, во сне, держа в руке фотографию с последнего дня рождения Максимки, где все они – Вера, Андрей, Арина, Максимка и он сам – смеялись в обнимку. На похоронах было много людей, но настоящая семья стояла втроем, крепко держась за руки: Вера, ее рыцарь в клетчатом пиджаке и их дети.

Компания “Грачевский и Ко. Основано Дмитрием Павловичем Грачевским” процветала под руководством Веры Дмитриевны Никитиной. Она сумела соединить деловую хватку отца с человечностью и умением видеть людей, а не только цифры. Андрей писал успешные пьесы, вдохновляясь семейным счастьем, и иногда читал их вслух сотрудникам компании на корпоративах – под дружный смех и аплодисменты.

Однажды теплым осенним вечером, сидя на той же террасе, Вера заваривала чай. Арина, уже подросток, помогала Максимке (вечному двигателю и проказнику) строить башню из кубиков. Андрей что-то строчил в блокноте, украдкой поглядывая на жену.

—  Мам, а почему папина новая книжка называется “Горький чай для Веры”? – вдруг спросила Арина, откладывая кубик, — ты же всегда пьешь сладкий!

Вера улыбнулась, наливая чай в кружки. Аромат бергамота заполнил террасу.

—  Потому что, Ариш, жизнь иногда подносит нам очень горькую чашу, — сказала она мягко, — но если в нее добавить щепотку прощения, ложку любви и целую горсть смелости… – она кивнула в сторону Андрея и детей, —  то даже самый горький чай становится сладким. И самым вкусным на свете. Пейте, мои дорогие, чай готов.

И пока они поднимали кружки, встречаясь взглядами, полными тепла и понимания, закат окрасил небо в золото и пурпур. Горький чай остался в прошлом. Настоящее было сладким, насыщенным и бесконечно дорогим. А будущее… будущее обещало быть просто замечательным.

«Секретики» канала.

Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка ;)