Кофейный бисквит пах так, что хотелось отрезать кусок прямо сейчас, не дожидаясь ни крема, ни пропитки. Лена провела пальцем по краю формы, убирая крошку, и улыбнулась. Это был её маленький мир, её крепость, построенная из ванили, шоколада и сливочного масла. Здесь, на её шестиметровой кухне, она была не просто Лена, жена Андрея, а кондитер, творец, создающий сладкие чудеса для чужих праздников. Заказ на завтра был сложный — двухъярусный торт на юбилей, с зеркальной глазурью и целым садом из мастичных роз. Работа тонкая, почти ювелирная.
Телефон на подоконнике зажужжал, высветив имя «Тамара Павловна». Лена вздохнула, вытерла руки о фартук и ответила.
— Да, Тамара Павловна, здравствуйте.
— Леночка, здравствуй, деточка! Не отвлекаю? А то я знаю, ты вечно в своей муке возишься, — голос свекрови был сладким, как патока, но с едва уловимой горчинкой, словно в карамель добавили каплю полыни.
— Немного занята, есть такое. У меня большой заказ.
— Вот-вот, я так и знала! Совсем себя не жалеешь, работаешь на износ. А Андрюша мой что? Опять макароны на ужин будет есть? Я же знаю, когда ты с тортами своими, тебе не до готовки.
Лена прикрыла глаза. Они с Андреем вчера прекрасно поужинали запечённой курицей, но спорить было бесполезно. В мире Тамары Павловны её сын питался исключительно подножным кормом, пока его жена порхала среди бисквитов.
— Мы не голодаем, всё в порядке.
— Да что ты мне рассказываешь! Я же мать, сердце не на месте. В общем, я решила, что приеду к вам на пару дней. Помогу по хозяйству, борща наварю настоящего, котлет нажарю. А ты спокойно работай, деточка. Не благодари. Буду завтра утром, часам к десяти.
И короткие гудки. Лена медленно опустила телефон. «Не благодари». Эта фраза была ключом, отпирающим ящик Пандоры. Помощь Тамары Павловны всегда была похожа на стихийное бедствие в миниатюре: она неслась по квартире ураганом, оставляя за собой след из непрошеных советов, перестановок и звенящего в воздухе напряжения.
Вечером она рассказала всё Андрею. Он, как всегда, попытался сгладить углы.
— Лен, ну что ты так напрягаешься? Мама помочь хочет, от чистого сердца. Она же видит, что ты устаёшь.
— Андрей, её помощь заключается в том, что она перемоет мои идеально чистые полы, добавив в воду столько хлорки, что у меня потом цветы на подоконнике вянут. А потом расскажет, что я плохая хозяйка, раз у меня под диваном нашлась пылинка, которую она искала полчаса.
— Ну, она человек старой закалки. Просто скажи «спасибо» и делай по-своему.
«Если бы это было так просто», — подумала Лена, но вслух ничего не сказала. Спорить с ним о матери было всё равно что разговаривать со стеной.
Тамара Павловна прибыла ровно в десять, как и обещала. Вошла в квартиру не как гость, а как ревизор. С порога её зоркий взгляд впился в вешалку в прихожей.
— Леночка, курточки-то надо в шкаф вешать. А то заходишь — и сразу беспорядок в глаза бросается. Неаккуратно.
Лена молча сняла свою и Андрееву куртки и убрала в шкаф. Первый раунд был проигран, не успев начаться. Свекровь, удовлетворенно кивнув, прошествовала на кухню, неся впереди себя сумку, пахнущую аптекой и пирожками.
— Так, что у нас тут? — она с хозяйским видом открыла холодильник. — Ой, пустовато. Ну ничего, я сейчас всё исправлю. Андрюшенька мой любит, чтобы холодильник полным был.
День превратился в одно сплошное испытание на прочность. Тамара Павловна действительно сварила борщ. При этом она отодвинула Лену от плиты со словами: «Иди, деточка, занимайся своими розочками, тут мужское дело — кормить семью». Она нашла Ленину банку с сушёным базиликом, понюхала и с сомнением произнесла: «Трава какая-то заморская. В борщ надо укропчик класть, и побольше!».
Пока Лена выравнивала крем на первом ярусе торта, за её спиной разворачивалась бурная деятельность. Свекровь переставила баночки со специями «по алфавиту», хотя Лена привыкла к своей системе «по частоте использования». Она вымыла раковину до блеска, громко сетуя на то, что «современные средства совсем не те, что раньше». Каждый её шаг, каждое слово было пропитано тихим упрёком. Лена чувствовала себя двоечницей на экзамене, который невозможно сдать.
Андрей пришёл с работы уставший и, конечно, был рад маминому борщу и котлетам. Он целовал мать в щёку, нахваливал её стряпню и совершенно не замечал, как сжимается в комочек его жена.
— Видишь, Лен, а ты переживала, — сказал он ей позже, когда они остались одни в спальне. — Мама счастлива, мы сыты. Все довольны.
Лена ничего не ответила. Она была слишком измотана, чтобы спорить. Ей оставалось самое сложное — сборка торта и зеркальная глазурь. Это требовало предельной концентрации.
На следующее утро она проснулась с чётким планом: быстро закончить работу, пока свекровь не начала второй акт своей пьесы под названием «Я только помочь». Она приготовила всё для глазури: шоколад, глюкозный сироп, сгущённое молоко, желатин. Это был самый ответственный момент. Малейшая ошибка в температуре или пропорциях — и всё насмарку.
— Ой, Леночка, что это ты за химию тут разводишь? — раздался за спиной голос Тамары Павловны. Она стояла в дверях кухни, одетая в Ленин халат, который был ей явно велик. — Похоже на клейстер. В наше время торты пекли проще: мука, яйца, сметана. И вкусно было, и натурально.
— Тамара Павловна, это специальная глазурь. Пожалуйста, не отвлекайте меня.
Свекровь поджала губы, но отошла. Лена с облегчением выдохнула. Она растопила шоколад, смешала все ингредиенты, довела массу до нужной температуры. Теперь глазури нужно было остыть до рабочих 32 градусов. Она поставила сотейник на стол и пошла в комнату за специальной подложкой для торта. Её не было буквально три минуты.
Вернувшись, она увидела страшную картину. Тамара Павловна стояла над сотейником с ложкой в руке.
— Что-то она у тебя жидковатая получилась, Леночка. Я решила, надо загустить. Я сюда ложечку крахмала добавила, как в кисель. Теперь точно схватится.
У Лены потемнело в глазах. Крахмал. В зеркальную глазурь. Это конец. Глазурь была безнадёжно испорчена. Она потеряет свой блеск, станет мутной и комковатой. А времени, чтобы приготовить новую, уже не было. Продуктов — тоже.
— Зачем? — тихо, почти шёпотом спросила Лена. — Зачем вы это сделали? Я же просила вас ничего не трогать.
— Да что ты так разволновалась? Я же из лучших побуждений! — всплеснула руками свекровь. — Вечно вы, молодёжь, ничего не цените. Я тебе помочь хотела, а ты… Неблагодарная!
В этот момент на кухню вошёл сонный Андрей, привлечённый шумом.
— Что случилось? Мам, Лен, вы чего с утра?
— Сынок, ты посмотри на неё! — тут же переключилась на него Тамара Павловна, изображая оскорблённую добродетель. — Я ей тут помогаю, как родной дочери, а она на меня кричит! Из-за какой-то жижи в кастрюльке!
Лена смотрела на мужа, и в её глазах стояли слёзы — слёзы ярости и бессилия.
— Андрей, — её голос дрожал. — Твоя мама только что уничтожила мою работу. Заказ, за который я должна была получить деньги. Заказ, который я делала двое суток. Она добавила крахмал в зеркальную глазурь.
Андрей посмотрел на мать, потом на Лену, на кастрюльку. Он ничего не понимал в кондитерском искусстве, но отчаяние на лице жены было слишком красноречивым.
— Мам, зачем ты это сделала? Лена же просила.
— Я помочь хотела! — почти плача, воскликнула Тамара Павловна. — Чтобы погуще было! Что я, крахмала никогда не видела? Всегда так делали!
Лена молча взяла сотейник, подошла к мусорному ведру и вылила туда испорченную глазурь. Потом сняла фартук, аккуратно сложила его и положила на стул.
— Я сейчас позвоню заказчице, — сказала она ровным, безжизненным голосом. — Извинюсь. Скажу, что не смогу отдать торт. Потеряю клиента, репутацию и деньги. А вы, Тамара Павловна, можете считать свою миссию по оказанию помощи выполненной. Это был настоящий мастер-класс: как не надо строить отношения с семьей сына. Вы победили.
Она развернулась и вышла из кухни. Андрей впервые в жизни не нашёл, что сказать своей матери. Он смотрел на её растерянное и обиженное лицо и вдруг отчётливо понял, что Лена была права. Это была не помощь. Это было вторжение. Утверждение своей власти на чужой территории.
Он нашёл Лену в спальне. Она сидела на кровати и смотрела в одну точку. Он сел рядом, обнял её за плечи.
— Прости меня, — сказал он тихо. — Я должен был понять это раньше. Я поговорю с ней.
— Не надо, — покачала головой Лена. — Больше не надо ни с кем говорить. Надо просто жить. Отдельно. Со своими правилами. В своей квартире.
Тамара Павловна уехала в тот же день, обиженная на весь мир. Она не поняла, в чём была неправа, и искренне считала Лену истеричной и неблагодарной. Перед уходом она сказала сыну: «Я на вас всю жизнь положила, а вы… Ну ничего, поживёте — поймёте».
Лена в итоге смогла спасти заказ. Она обзвонила знакомых кондитеров, нашла нужные продукты и до поздней ночи делала новую глазурь. Андрей был всё время рядом: мыл посуду, заваривал ей чай и просто молча сидел на кухне, давая понять, что она не одна. Торт получился идеальным. Заказчица была в восторге.
С тех пор визиты свекрови стали редкими и строго регламентированными. Они встречались на нейтральной территории или приезжали к ней сами, на пару часов. Тамара Павловна больше не пыталась «помогать». Она разговаривала с Леной подчёркнуто вежливо, но холодно. Стена, выросшая между ними в то утро, оказалась прочнее любой крепости.
Иногда, доставая из шкафа тот самый фартук, Лена вспоминала ту историю. Она больше не злилась. Она была благодарна. За тот жестокий, но очень наглядный урок. Урок о том, что твоё пространство, твоя работа и твоя семья — это то, что нужно защищать. Даже если твой противник — человек, который искренне считает, что желает тебе добра. Она повесила фартук на крючок. Впереди был новый заказ.
Читайте также: