— Аня, ты дома? — голос Галины Петровны прозвучал прямо за спиной, когда я стояла у плиты в одной ночнушке.
Сердце подскочило к горлу. Половина седьмого утра, суббота. Михаил еще спал после ночной смены.
Обернувшись, я увидела свекровь в дверях кухни. В руках у неё пакет с продуктами и довольная улыбка.
— Галина Петровна, как вы вошли?
— Ключиком, конечно, — она поставила пакет на стол, словно это был самый естественный поступок в мире. — Принесла вам творожку домашнего. У Клавы корова отелилась.
Я машинально прикрыла руками грудь. Ночнушка была тонкой, почти прозрачной. Галина Петровна окинула меня оценивающим взглядом.
— А ты что так... неодетая? Уже пора вставать. День на дворе.
— Мы отдыхаем, — сказала я, стараясь говорить спокойно. — Михаил работал всю ночь.
— Мишенька работал? — она тут же забеспокоилась. — Надо же, бедненький. Я ему котлеток принесла, пусть поест как следует.
Она начала вытаскивать из пакета баночки и контейнеры. Моя кухня мгновенно превратилась в её территорию.
— Спасибо, но не надо было так рано...
— Рано? — Галина Петровна удивленно вскинула брови. — Аня, милая, половина седьмого — это не рано. Это нормальное время для хозяйки. Вот моя мама вставала в пять.
Я стояла босая на холодном кафеле и чувствовала себя чужой в собственном доме. Хотелось провалиться сквозь землю или хотя бы найти халат, но идти за ним означало пройти мимо неё, выставив себя напоказ.
— Ладно, я пойду оденусь.
— Да ты иди-иди, — великодушно разрешила она. — А я пока тут приберу немного. Вижу, посуда грязная стоит.
Когда я вернулась одетая, Галина Петровна мыла нашу посуду, напевая что-то под нос. Вчерашние тарелки, которые мы не успели помыть, блестели в её руках.
— Не стоило, мы бы сами.
— А когда? — она повернулась ко мне, не выпуская из рук губку. — Ты работаешь, Миша работает. Дом запущен. Мужу надо создавать уют, Аня. Мужчина должен приходить домой как в рай.
В её словах не было прямого упрёка, но он читался в каждой интонации. Я плохая жена. Я не умею вести хозяйство. Я не забочусь о её сыне.
Михаил появился на кухне только к девяти, сонный и растрёпанный. Увидев мать, он улыбнулся рассеянно:
— Привет, мам. Откуда так рано?
— С рынка, сыночек. Тебе творожка принесла и котлеток. Поешь как следует.
Она тут же принялась накладывать ему еду, словно он был не взрослым мужчиной, а пятилетним ребёнком. Михаил покорно ел, изредка кивая на её рассказы о соседях.
— Мишенька, у вас тут так пыльно, — заметила она, проводя пальцем по подоконнику. — Может, Ане помочь с уборкой? А то она одна не справляется, видно.
— Мам, мы сами разберёмся, — пробормотал он, не поднимая глаз от тарелки.
— Конечно, разберётесь. Только когда? Дом — это лицо хозяйки, Аня должна понимать.
Я сжала зубы. Каждое её слово било точно в цель. И Михаил молчал. Как всегда.
Вечером, когда Галина Петровна наконец ушла, я решилась на разговор.
— Миша, твоя мама не может просто так входить в нашу квартиру.
Он поднял глаза от телефона.
— Почему?
— Потому что это наш дом. Наша приватность. Сегодня утром она застала меня в ночнушке. Это неправильно.
— Ну и что? — он пожал плечами. — Она же не посторонний. Мама просто хочет помочь.
— Помочь? — я почувствовала, как поднимается раздражение. — Она критикует меня, делает замечания, ведёт себя как хозяйка в моём доме!
— Ань, не утрируй. Она заботится о нас. О тебе тоже. Принесла творог, помыла посуду. Разве это плохо?
— Плохо то, что она делает это без спроса! Плохо то, что я не могу чувствовать себя свободно в собственной квартире!
Михаил вздохнул, тем вздохом, каким вздыхают, когда жена опять "заводится по пустякам".
— Что ты предлагаешь? Запретить матери заботиться о сыне?
— Я предлагаю попросить её звонить перед визитом. Или хотя бы стучать в дверь.
— Ань, она же мама. У неё ключи с тех пор, как мы квартиру покупали. Она тогда последние деньги отдала на первоначальный взнос. Неудобно как-то...
Я посмотрела на него и поняла: он не услышит. Для него мама была святыней, которую нельзя тревожить неудобными просьбами. А я была просто женой, которая должна приспособиться.
Следующие две недели прошли относительно спокойно. Галина Петровна появлялась только по вечерам, когда мы оба были дома. Но я чувствовала: это затишье перед бурей. Она выжидала.
И дождалась.
Во вторник я заболела. Температура, ломота в теле, жуткая слабость. Михаил ушёл на работу, пообещав вернуться пораньше. Я лежала в постели, слушала дождь за окном и думала, что наконец-то побуду дома одна, в тишине.
Часа в два дня я услышала знакомый звук поворачивающегося ключа.
Сердце ёкнуло. Я лежала под одеялом в пижаме, волосы растрёпанные, лицо наверняка бледное и несвежее.
— Аня? — позвала Галина Петровна. — Ты дома, больная?
Она вошла в спальню без стука, неся поднос с дымящейся кружкой.
— Я Мише звонила, он сказал, что ты болеешь. Принесла тебе чайку с мёдом и малиной. Пить будешь.
Она поставила поднос на тумбочку и придирчиво оглядела комнату. Взгляд зацепился за мою одежду, разбросанную по стулу.
— Порядочек навести не мешало бы. Даже больной человек должен содержать дом в чистоте.
— Спасибо за чай, — прохрипела я. — Но я бы предпочла отдыхать.
— Отдыхать? — она села на край кровати без приглашения. — Аня, милая, а когда ты планируешь детей?
Вопрос упал как гром среди ясного неба.
— Что?
— Ну детей. Мишеньке уже тридцать один. Пора бы внуков. А ты все работой занята, карьерой своей. На дом времени не хватает, что уж говорить о детях.
Я попыталась сесть в постели, но голова закружилась. Галина Петровна продолжала, словно не замечая моего состояния:
— Вот я в твоём возрасте уже Мишу родила и воспитывала. А ты что? Бухгалтером работаешь. Подумаешь, карьера. Женщина должна детей рожать, а не по офисам бегать.
— Галина Петровна, я плохо себя чувствую...
— Да знаю я, что плохо! Потому и плохо, что организм требует материнства. Природа заявляет о себе. Поговори с Мишей, пусть ребёнка делает. А то смотришь, поезд уйдёт.
Она похлопала меня по ноге через одеяло и встала.
— Ладно, отдыхай. Я пока тут приберу немного. Видишь, пыль везде, посуда грязная. Как Миша в такой обстановке жить должен?
И она ушла в кухню. Я слышала, как она гремит посудой, как открывает шкафы и что-то перекладывает. Моя квартира наполнилась чужими звуками, чужим присутствием.
Когда вернулся Михаил, я была уже на взводе.
— Твоя мама опять приходила, — сказала я ему сразу, едва он переступил порог.
— Ну и хорошо. Принесла тебе чай? Заботливая.
— Она говорила мне про детей. Критиковала за то, что работаю. Убиралась в квартире без моего разрешения.
— Ань, ну что ты к каждому слову придираешься? Она волнуется за нас. Нормально волнуется.
— Нормально? Она делает мне замечания, как школьнице! Она ведёт себя как хозяйка в нашем доме!
— А ты ведёшь себя как ребёнок, — отрезал он. — Мама нам помогает. Деньги дала на квартиру, заботится, переживает. А ты только жалуешься.
— Я жалуюсь? — голос сорвался на крик. — Я прошу элементарного уважения к нашим границам!
— Каким ещё границам? — Михаил раздражённо махнул рукой. — Мы семья. У семьи не бывает границ.
— Должны быть! Особенно между поколениями!
— Знаешь что, — он повернулся к двери, — я не буду это слушать. Мне на работе хватает проблем.
И он ушёл. Просто взял куртку и ушёл. Оставив меня одну с моей болезнью и моим отчаянием.
В ту ночь я почти не спала. Лежала и думала о том, что происходит с моей жизнью. Я вышла замуж за любимого человека, мы купили квартиру, планировали детей, будущее. А теперь я чувствую себя чужой в собственном доме.
Утром, едва Михаил ушёл на работу, я позвонила слесарю.
— Мне нужно поменять замок, — сказала я. — Срочно.
Мастер приехал через час. Работал быстро и молча. Звук дрели казался мне музыкой освобождения. Каждый оборот отвёртки приближал меня к свободе.
— Готово, — сказал он, протягивая два новых ключа. — Проверяйте.
Я вставила ключ в замок. Повернула. Щелчок. Ещё раз. Работает идеально.
Впервые за месяцы я почувствовала себя дома защищённой.
Михаил вернулся около семи. Я сидела на кухне и пила чай. Сердце колотилось, но решимости не убавилось.
— Привет, — он поцеловал меня в макушку. — Как дела?
— Нормально. Вот, держи, — я протянула ему новый ключ.
Он непонимающе посмотрел на блестящий металл.
— Это что?
— Новый ключ. Я поменяла замок.
Лицо его медленно менялось. Сначала недоумение, потом понимание, потом ярость.
— Ты что наделала?! — заорал он. — Как мама теперь зайдёт?!
— Никак. Если только мы сами не откроем ей дверь.
— Ты с ума сошла! — он метался по кухне как зверь в клетке. — Ты понимаешь, что ты сделала?!
— Я защитила наш дом.
— Ты разрушила нашу семью! Мама же обидится! Она же поймёт!
— И пусть понимает. Пора ей понять, что у её сына есть своя семья.
Мы кричали друг на друга полчаса. Он называл меня эгоисткой и неблагодарной. Я говорила о границах и уважении. Мы не слышали друг друга.
А потом раздался стук в дверь.
Сначала тихий, вежливый. Потом настойчивый. Потом яростный.
— Мишенька! — кричала за дверью Галина Петровна. — Что с замком?! Мишенька, открой!
Михаил посмотрел на меня. В его глазах была мольба.
— Открывай, — сказала я. — Пусть войдёт. Но как гостья.
Он медленно подошёл к двери и открыл её. Галина Петровна ворвалась в прихожую как ураган.
— Что здесь происходит?! — завизжала она. — Почему мой ключ не подходит?!
— Мама, — начал было Михаил, но она его не слушала.
— Это твоих рук дело? — она ткнула в меня пальцем. — Ты меня из дома выгнала?!
— Я защитила свои права, — ответила я спокойно. — Это мой дом. И я имею право контролировать, кто в него входит.
— Твой дом? — она захохотала истерично. — Да кто тебя такую взял?! Я на эту квартиру деньги дала! Я своего сына растила! А ты кто такая?!
— Она моя жена, — тихо сказал Михаил.
Галина Петровна резко обернулась к нему.
— Что?
— Она моя жена, — повторил он твёрже. — И это наш дом. Аня права. Нужно было предупреждать о визитах.
Несколько секунд свекровь смотрела на сына, не веря своим ушам.
— Мишенька... — начала она уже другим тоном, почти умоляющим.
— Нет, мама. Я должен был сказать это раньше. Мы взрослые люди. У нас своя семья. И свои правила.
Галина Петровна стояла посреди прихожей, растерянная и вдруг постаревшая. Впервые за всё время знакомства я увидела её не грозной свекровью, а пожилой женщиной, которая боится потерять сына.
— Я же... я же как лучше хотела, — прошептала она.
— Знаю, мама. Но лучше будет, если ты будешь приходить в гости. Настоящим гостем.
Она кивнула, вытерла глаза и медленно направилась к двери.
— Галина Петровна, — позвала я её.
Она обернулась.
— Приходите завтра на ужин. Я приготовлю ваши любимые котлеты.
Что-то дрогнуло в её лице. Она кивнула и вышла.
Михаил закрыл за ней дверь и прислонился к ней спиной.
— Прости меня, Аня. Я был трусом.
— Да, был, — согласилась я. — Но теперь ты мой муж. А не маменькин сынок.
Он обнял меня, и я почувствовала: мы выиграли. Не я против его матери. Мы против попыток разрушить нашу семью.
На следующий день Галина Петровна действительно пришла на ужин. Позвонила в дверь, дождалась, когда ей откроют. Вела себя осторожно, почти робко.
За столом мы говорили о работе, о погоде, о соседях. Не о детях, не о моих недостатках как хозяйки. Как нормальная семья.
Когда она уходила, то задержалась у двери.
— Аня, — сказала она негромко, — я не хотела тебя обидеть. Просто... просто боялась, что Мишка от меня отдалится.
— Он не отдалится, — ответила я. — Если вы не будете его от меня отдалять.
Она кивнула и ушла.
Мы проводили её до лифта. Михаил взял меня за руку.
— Теперь мы действительно семья, — сказал он.
Я сжала его ладонь в ответ. Да, теперь мы семья. Со своими границами, своими правилами и своими ключами.