— Лида, ну что ты опять в углу забилась? — Голос свекрови, Галины Петровны, прозвучал слишком громко. — Подойди к людям, познакомься. Хотя... — она окинула меня оценивающим взглядом, — с кем тебе тут разговаривать? У них бизнес, недвижимость, а ты что расскажешь про свои дебеты с кредитами?
Игорь, мой муж, стоявший рядом, неловко хмыкнул, но ничего не сказал. Как всегда. В такие моменты я понимала, что для него легче согласиться с матерью, чем защищать жену.
— Мама, не надо, — пробормотал он, но без всякой убежденности.
— А что «не надо»? — Галина Петровна повысила голос. — Я правду говорю. Вот смотри, — она указала на группу элегантных женщин у окна, — Светлана Борисовна, у нее сеть салонов красоты. Марина Игоревна — франшиза детских центров. А наша Лидочка... что у нас Лидочка? Зарплата двадцать пять тысяч в месяц и бабушкины рецепты солений?
Щеки мои запылали. Каждое слово било точно в цель. Я сжала в руке бокал с соком — алкоголь я не пила, боялась потерять контроль над собой в их присутствии.
Корпоративный банкет в честь расширения бизнеса свекра был в самом разгаре. Ресторан на последнем этаже делового центра, панорамные окна, официанты в белых перчатках. Я чувствовала себя здесь чужой с первой минуты.
— Мам, может, хватит? — Игорь наконец решился на что-то похожее на защиту. — Лида хорошая жена.
— Хорошая? — Галина Петровна фыркнула. — Дорогой мой, хорошие жены умеют поддерживать имидж семьи. А не ходят в платье за три тысячи рублей на такие мероприятия. Людей смешить.
Я отошла к высоким окнам, пытаясь скрыть слезы. Внизу мерцала Москва, равнодушная и прекрасная. Как же я устала от этих постоянных унижений! Три года замужества, и каждый день — напоминание о том, что я недостойна их семьи.
Игорь познакомился со мной в небольшом городке, где я работала бухгалтером в местной администрации. Тогда он казался принцем на белом коне — красивый, успешный столичный жених. Обещал увезти в Москву, дать новую жизнь.
Но оказалось, что новая жизнь — это ежедневное чувство собственной неполноценности.
— Лидия Владимировна? — Чей-то голос прозвучал совсем рядом.
Я обернулась. Передо мной стоял мужчина лет шестидесяти пяти, в дорогом, но неброском костюме. Лицо показалось знакомым, хотя я была уверена, что не знаю его.
— Простите, а вы... — начала я.
— Олег Михайлович Воронин, — представился он. — Партнер вашего свекра по новому проекту.
Я кивнула. О нем много говорили сегодня — влиятельный инвестор, человек с безупречной репутацией.
— Скажите, — он внимательно посмотрел на меня, — а девичья фамилия ваша случайно не Короткова?
— Да, а откуда вы...? — Я удивленно посмотрела на него.
Олег Михайлович побледнел. Его рука, державшая бокал, слегка дрожала.
— Вы не могли бы сказать... имя вашей матери? — голос его стал тише.
— Светлана Короткова. А что, вы ее знали?
Он поставил бокал на ближайший столик и крепко взялся за спинку стула.
— Знал... — выдохнул он. — Боже мой, сколько же лет я вас искал.
— Меня? — Я не понимала, о чем он говорит. — Простите, но мы точно не знакомы.
— Лида, — он сделал шаг ко мне, и я увидела в его глазах такую боль, что сердце сжалось, — я ваш отец.
Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Я отшатнулась, не веря услышанному.
— Что? Нет, этого не может быть. Мой отец... бабушка говорила, что он умер, когда мне было два года.
— Ваша бабушка хотела как лучше, — тихо сказал Олег Михайлович. — Мы со Светланой расстались... не очень хорошо. Я был молодым, глупым, думал только о карьере. Когда понял, что натворил, было поздно. Ваша мама уже уехала с вами к своей матери. Я искал, но... — он развел руками. — В девяностые это было почти невозможно.
Я смотрела на него, пытаясь найти в его лице что-то знакомое. И находила. Разрез глаз, форма носа, даже жест — вот откуда это ощущение, что я его где-то видела.
— У меня есть документы, — продолжал он. — Свидетельство о рождении, где я записан как отец. Фотографии ваших первых лет жизни. Я все хранил, надеясь когда-нибудь найти вас.
В этот момент к нам подошли Игорь с матерью. Галина Петровна, видимо, заметила наш разговор и решила вмешаться.
— Олег Михайлович, простите мою невестку, — заискивающе произнесла она. — Лидочка у нас скромная, не привыкла к серьезным людям. Надеюсь, она вас не утомила разговорами?
— Наоборот, — ответил Олег Михайлович, не сводя с меня глаз. — Это самый важный разговор в моей жизни за последние тридцать лет.
Игорь непонимающе посмотрел на нас.
— А о чем вы говорите?
— О том, — Олег Михайлович выпрямился, — что ваша жена — моя дочь. Та самая дочь, которую я потерял и искал всю жизнь.
Галина Петровна открыла рот, но не произнесла ни звука. Игорь побледнел, переводя взгляд с меня на Олега Михайловича.
— Как... как это возможно? — пробормотал он.
— Очень просто, — спокойно ответил мой... отец. — Тридцать лет назад я был молодым дураком, который думал, что карьера важнее семьи. Я ошибся. И теперь, по воле судьбы, я встретил свою дочь.
Галина Петровна первой пришла в себя. На ее лице появилась та самая улыбка, которую я знала — фальшивая, расчетливая.
— Олег Михайлович! Какая удивительная новость! — она подскочила ко мне и обняла за плечи. — Лидочка, дорогая, почему же ты молчала? Мы бы совсем по-другому... То есть, мы всегда тебя любили, как родную дочь!
Я посмотрела на нее, на это лицо, которое еще пять минут назад выражало презрение. На Игоря, который вдруг засуетился, поправляя галстук и пытаясь выглядеть более представительно.
— Любили? — тихо спросила я. — Как родную дочь?
— Ну конечно, дорогая! — Галина Петровна сжала мою руку. — Ты же знаешь, я иногда говорю резко, но это от большой любви. А про платье... так это я пошутила! У тебя прекрасный вкус!
Игорь кивал, как китайский болванчик:
— Да, Лида, мы тебя очень любим. Правда, очень!
Я смотрела на них и чувствовала, как во мне поднимается что-то новое. Не обида, не злость — а холодное, ясное понимание.
— А знаете что, — сказала я спокойно, — мне кажется, вы меня полюбили только что. Ровно пять минут назад.
— Лида, что ты говоришь! — возмутился Игорь.
— Я говорю правду, — ответила я. — Три года вы напоминали мне, что я недостойна вашей семьи. Что у меня нет нужных связей, образования, денег. А сейчас, когда выяснилось, что мой отец — ваш деловой партнер, вы вдруг меня полюбили.
Олег Михайлович внимательно слушал, и я видела, как его лицо твердеет.
— Простите, — обратился он к Галине Петровне, — но я правильно понимаю, что вы унижали мою дочь?
— Да что вы, Олег Михайлович! — Галина Петровна залилась смехом. — Никто ее не унижал! Мы просто... воспитывали. По-семейному.
— По-семейному, — повторил он. — Понятно.
Он повернулся ко мне:
— Лида, а ты счастлива в этой семье?
Вопрос застал меня врасплох. Никто никогда не спрашивал меня об этом. Я посмотрела на мужа, на свекровь, и вдруг поняла — нет. Не счастлива. Давно уже не счастлива.
— Нет, — тихо сказала я. — Не счастлива.
— Лида! — Игорь схватил меня за руку. — Ты что такое говоришь? При людях!
— При каких людях? — Я высвободила руку. — При отце, которого я встретила впервые в жизни? Или при твоей матери, которая три года объясняла мне, что я недостойна носить вашу фамилию?
— Но теперь все изменится! — воскликнула Галина Петровна. — Мы будем к тебе относиться совсем по-другому!
— Именно этого я и боюсь, — сказала я. — Вы будете относиться ко мне по-другому не потому, что я изменилась, а потому, что изменились ваши расчеты.
Я повернулась к Олегу Михайловичу:
— Можно задать вопрос? Если вы действительно мой отец... зачем вы искали меня? Что вы хотите?
Он улыбнулся — грустно, тепло:
— Искупить свою вину. Познакомиться с дочерью. Узнать, какой ты стала. И если ты позволишь — быть частью твоей жизни.
— А если я позволю, что это изменит?
— Ничего, если ты не захочешь, — честно ответил он. — Я не собираюсь врываться в твою жизнь. Но если ты когда-нибудь решишь, что тебе нужна поддержка отца... я буду рядом.
Я посмотрела на Игоря. Он смотрел на меня с такой надеждой, что стало почти жалко. Но жалость — плохая основа для семьи.
— Игорь, — сказала я твердо, — я хочу развода.
— Что?! — Он побледнел. — Лида, ты с ума сошла? Из-за одного разговора?
— Не из-за одного разговора, — покачала я головой. — Из-за трех лет жизни в семье, которая меня не принимает. И которая готова принять только теперь, когда это выгодно.
Галина Петровна металась между нами:
— Лидочка, дорогая, ну что ты! Мы же семья! Все можно обсудить, все исправить!
— Можно, — согласилась я. — Но не нужно. Я больше не хочу доказывать, что достойна любви. Я просто хочу жить с людьми, которые любят меня такой, какая я есть.
Олег Михайлович молча протянул мне руку.
— Поедем домой, дочка.
Слово "дочка" прозвучало так естественно, так тепло, что у меня задрожали губы. Когда в последний раз кто-то называл меня дочкой?
Я взяла его руку и оглянулась на Игоря в последний раз:
— Развод подам завтра. Извини, но я выбираю семью, которая выбрала меня.
Мы шли к выходу через весь зал, и я чувствовала на себе десятки любопытных взглядов. Но мне было все равно. Впервые за три года мне было совершенно все равно, что думают о моем поведении посторонние люди.
У выхода Олег Михайлович остановился:
— Лида, ты уверена? Это серьезное решение.
— Уверена, — кивнула я. — А вы? Готовы к тому, что у вас появилась взрослая дочь со своими проблемами и характером?
Он улыбнулся:
— Я готовился к этому тридцать лет.
Мы вышли на улицу. Московская ночь встретила нас прохладным ветром и миллионом огней. Я глубоко вдохнула и поняла — я свободна. Впервые в жизни по-настоящему свободна.
— Папа, — сказала я и услышала, как он ахнул от этого слова. — А расскажете мне о маме? О том, какой она была?
— Расскажу, — тихо ответил он. — Всю дорогу домой. У нас впереди целая жизнь, чтобы наверстать упущенное.
И мы пошли навстречу этой новой жизни — отец и дочь, нашедшие друг друга через тридцать лет разлуки.